Часть той силы

илы и власти, он словно погружался в зыбучий песок. Второй же был полным идиотом. И хуже всего то, что Ложкин не имел ни сил, ни желания сопротивляться этому расщеплению.

Галерея, та самая, где на стенах висят портреты всех его предков, вплоть до амеб, был удобна и определенно безопасна. Лучшего места для ночлега ему не найти. Ему пришлось дважды ущипнуть себя за руку, чтобы хоть немного прийти в себя. Это было как наползающий сон, которому сопротивляешься как только можешь, но все равно засыпаешь раньше или позже.

– Не спи, замерзнешь! – сказал он сам себе и снова хихикнул.

Перед тем, как идти, он влез на дерево, раскачался на ветке и прыгнул в песок. В детстве он обожал лазить по деревьям. Сейчас детство возвращалось, оно гналось за ним, как улыбающийся дебил с большим ножом.

Он пришел к галерее перед самым заходом солнца. Узкая пещера в скале, изогнутой, как ятаган. Он нагнулся и стал на четвереньки, чтобы войти. Затем потолок поднялся, и Ложкин увидел знакомую картину: плавно заворачивающая галерея с портретами его предков, два ряда ламп под высоким потолком и его собственный портрет у самого входа. Сейчас портрет изображал взрослого Ложкина, играющего с плюшевым зайчиком.

Он коснулся портрета.

– Это мое! – сказал нарисованный Ложкин и проворно спрятал зайчика за спину.

– Да пошел ты! – ответил Ложкин настоящий, – я даже и не хотел с ним играть!

– Так я тебе и поверил!

Ложкин достал камешек Ауайоо и щелкнул его пальцем. Камешек молчал. Тогда он постучал по камешку рукояткой пистолета, который он все же подобрал на обратном пути. Вначале камешек не сдавался. Ложкин злился все сильнее и бил все настойчивее. После сотого удара Ауайоо очнулась.

– Заткнись! – сказал Ложкин еще до того, как Ауайоо успела открыть рот. – Заткнись и слушай меня. Ты думаешь, ты тут самая умная и самая главная? Если ты будешь качать права, я стану стрелять в тебя из этого пистолета. У меня еще осталась полная коробочка на четыреста пулек.

– Сколько дней ты пробыл в подземелье? – спросила Ауайоо.

– Да не знаю. Пять или шесть.

– Тогда держись. Завтра или послезавтра ты окончательно и необратимо впадешь в детство. Будешь пускать слюни и писать в штаны. А потом твой мозг начнет гнить заживо. Ты все равно уже не успеешь вернуться.

– Но перед этим я расколю тебя на кусочки, – пообещал Ложкин. – Так что, давай договариваться.

– Тут не о чем договариваться. Ты уже наполовину идиот. Это видно невооруженным глазом.

Ложкин положил камешек в двух метрах от себя, прицелился и выстрелил. Свинцовая пулька процарапала деревянный пол в сантиметре от камешка. На полу выступила капля, похожая на каплю крови.

– Вау! – искренне обрадовался Ложкин и захлопал в ладоши, – я почти попал!

– Стоп, стоп, – согласилась Ауайоо. – Я сдаюсь. Тебе срочно нужно лекарство. Слышишь меня? Единственное, что ты можешь сделать сейчас…

Ложкин не стал ее слушать и выстрелил еще раз. Сейчас он промахнулся сильнее.

– Жуй лист протейника! – закричала Ауайоо. –