Отморозки (СИ)

- Так, ясно. Что за система пулеметов?

- Дрейзе MG 08/15, господин гауптман.

- Вы хорошо разбираетесь в русских званиях, фельдфебель?

- Я готовился к сдаче экзамена на офицерский чин.

- Очень интересно... Уведите, пока...

Львов занялся пулеметом и вскоре разобрался в его схеме. Зарядил, разрядил, попробовал разложить станок... 'Хорошо, что захватили именно такие, - думал он про себя. - Они на вьюках перевозятся, да и, пожалуй, полегче нашего максимки будут...'

- Так, братцы, а ну-ка взяли два этих пулемета и к подпоручику Полубоярову. Пора заканчивать эту комедию, а то неровен час кто-нибудь еще заглянет на огонек...

Через полчаса все было кончено. Железнодорожная рота, последние двадцать минут изнемогавшая под сосредоточенным огнем четырех пулеметов, капитулировала. Немцев выводили из пакгауза, сгоняли в кучу, и вскоре они просто тупо сидели на влажной от утренней росы земле под бдительной охраной взвода охотников. Львов проверил трофеи, отложил в сторону несколько распоряжений с пометкой 'Streng geheim' , внимательно изучил карту, а затем подозвал к себе Зорича и Полубоярова.

- Вот что, Иван Николаевич и Порфирий Иванович, есть у меня к вам вопрос. Что будем с пленными делать?

- То есть как? - растерялся Зорич, а Полубояров, видимо уже что-то поняв, уточнил с холодной вежливостью, - Вы предлагаете их убить, господин штабс-капитан?

- А вы что предлагаете, господин подпоручик?

- Но господа, господа, разве можно так? - Смешавшись, Зорич даже тряхнул головой, словно пытаясь отогнать от себя страшное видение - Мы же должны их доставить в лагерь...

- Ваня, не дури, - все так же холодно бросил Полубояров. - Где эти лагеря, и как ты их собираешься туда доставить? По воздуху?

Львов внимательно оглядел Порфирия Полубоярова, но ничего не сказал.

- Но так же нельзя...

- Так предложи свое решение, Ваня. Расскажи нам, как можно?

Зорич потрясенно молчал. Львов подошел к Полубоярову, взял его за руку:

- Значит так. Вы, все понимаете, так что играть в прятки не стану. Сегодня я возьму это на себя, но следующий раз - за вами, Порфирий Иванович. Берите все пулеметы кроме двух, три взвода и двигайтесь к Марцинканцам. Я вас догоню.

Под командой Полубоярова большая часть охотников двинулась вдоль железнодорожного полотна. Оставшиеся со Львовым солдаты, получив приказ деловито устанавливали пулеметы, подтаскивали коробки с лентами, проверяли винтовки...

- Дядька Силантий - спросил тихонько рябой рыжий первогодок Кузякин. - Это что ж: мы щас ерманцев... того?..

- А что? - поинтересовался унтер-офицер Петров. - Поджилки затряслись?

- Дык... Не по-божески это.

- Ну да? - удивился унтер. - А скажи-ка мне, друг ситный: помнишь ты, как о девятом годе конокрада спымали? Помнишь, аль нет?

- Помню, как не помнить - Кузякин, родом из той же деревни, что и Петров, кивнул головой. - Яво ишо на кол садили... всем обчеством.

- Верно, - Петров достал кисет и свернул цигарку. - А ты что в те разы делал?

- Дык... Кол я стругал, дядька Силантий, нешто ты забыл? Ты ж мне сам и велел: стругай, говоришь, раз батьки нету, стал быть - старшой. Я, то есть...

- О как! А скажи-ка мне, Спиридон Кузякин: на кол садить по-божески, али нет?

- Дык... Ён же лошадей бы свел - чем пахать? Поперемерли б с голоду-то.

- Значит, за коней - на кол, и ладно, а ерманца, что землю твою забрать желает, с пулемета - не по-божьи?

Кузякин задумался. В таком ключе он себе войну еще не представлял. По всему выходило, что дядька Силантий прав, но все-таки какой-то червячок оставался и сосал простую Кузякинскую душу.

- Целик - один! По фронту - ОГОНЬ! - громыхнул Львовский голос, и два 'Дрейзе' ударили по сидящим немцам длинными очередями. Одновременно захлопали винтовки, а потом все стихло. Пулеметы деловито разобрали, навьючили на лошадей, и охотники поспешили следом за ушедшими товарищами. Петров подъехал к Кузякину, увидел, что тот все еще мается и негромко, почти ласково сказал:

- Дура ты, Спирька. Приказ для солдата - первеющее дело. Приказ тебе ихбродь отдал? Отдал. Стал быть, на ем и грех.

И, заметив, что Кузякин повеселел, тут же отъехал в сторону.

В Марцинканце тем временем шли 'переговоры на высшем уровне'. А как еще можно назвать беседу полковника - командира 97-го Лифляндского полка из состава 25-го корпуса с командиром 4-го Сибирского казачьего полка?

Полковник Иван Иванович Крастынь воздал должное жареной курице, которая так и не досталась оберстлейтенанту Шумахеру, выпил несколько рюмок того самого удивительного напитка, носившего не менее удивительное название 'Cognacъ' и теперь настаивал на том, что как старший по званию, он просто обязан возглавить прорыв группировки русских войск из окружения...

- ...Есаул, в конце концов я не только старше вас по званию, но и просто, по годам старше. Мой опыт военного, участвовавшего в Ляоянском и Мукденском сражениях, вряд ли не стоит учитывать. И поэтому я настоятельно прошу - нет! - я требую, чтобы весь наш сводный отряд прорывался вместе на соединение с главной частью войск.

Услышав об участии в сражениях Русско-Японской Анненков, до этого молча слушавший и тихо зверевший, насторожился и внимательно оглядел сидящего перед ним полковника. Его очень заинтересовали награды. 'Та-а-ак-с... 'Стасики' три и два, 'Аннушки' три и два... Только 'Владимир с мечами' - боевой, но он какой-то невразумительно новенький... Ох и заливаешь ты, высокоблагородие, насчет своих военных подвигов: участвовал бы ты хоть при Мукдене - новенький 'Володя' третьим бы уже был. А то, глядишь, и 'Георгия' бы отхватил'

Анненкову ужасно захотелось высказать в лицо этому 'временно исполняющему обязанности командира полка' все, что он думает о бойцах героического тыла, но полковник Рябинин задавил это желание на корню, и лишь негромко попросил Крастыня:

- Вы, господин полковник, не слишком-то щеголяйте своими подвигами против японцев. Не дай бог, кто-нибудь еще на ваши награды взглянет, да и сложит два и два ... Некрасиво может получиться.

Иван Иванович поперхнулся подкрашенным луковой шелухой самогоном, закашлялся, а потом долго молчал. Наконец выдавил:

- Я очень просился на фронт, есаул. Можете мне не верить, но... - он виновато пожал плечами.

- Верю, - коротко сказал Анненков-Рябинин. - Судьба нас не балует, что есть, то есть. Господин полковник, я пойду со своими людьми в рейд по тылам противника, и даже если бы вы были генералом, вам все равно не удалось бы меня остановить. Поверьте, что урона немцам от нашего рейда будет куда как больше, чем от прорыва к нашим.

Крастынь задумался и вдруг горячо спросил:

- Слушайте, Борис Владимирович, а возьмите и меня с собой, а? Возьмите, я не буду вам обузой! Я солдат и...

- Иван Иванович, - укоризненно покачал головой Рябинин. - Ну вы сами-то не понимаете, что этого я сделать не смогу? Во-первых, кто-то должен возглавить выход освобожденных пленных. Кто это сделает лучше вас? Во-вторых, уж извините - возраст. Я знаю, что говорю... - Он закурил, - Сколько вам? Сорок девять? Пятьдесят?

- Пятьдесят два, - вздохнул Крастынь и потупился.

- Ну, вот, пятьдесят два. И вы хотите, черт знает сколько верст, проскакать в седле? Ночевать под открытым небом в грязи, а то - и в снегу? Полноте, Иван Иванович, дорогой. Вам пора уже в генералы выходить, дивизию, или хотя бы бригаду принимать: Владимира-то вы, вижу, честно заработали. Ну, не держите на нас сердца: не могу я вас взять с нами в рейд.

Полковник молча налил себе стакан самогона и молча его выпил, после чего впился в остатки курицы.

- Есаул, - наконец произнес он глухо, - а ты мне роту дай. Дай мне роту, и посмотрим: могу ли я спать в грязи и скакать за тридевять земель?

Анненков задумался. Крастынь был честен, и действительно рвался в бой. Его звание... Ну, что ж: полковник готов командовать ротой? Бывало и такое, только в другие времена и в другой армии. Но русские - русские всегда!