Отморозки (СИ)

Васнецов не ждал беды и ничего плохого в совете Бориса Владимировича не усмотрел, а потому отправился к Львову. И через полчаса уже ползал по грязной земле, проклиная все и вся, а вместе с ним ползали его подчиненные, проклиная своего командира и этого изверга, новоявленного Ирода - штабс-капитана Львова, чтоб у него чирей в интересном месте вскочил!

Ползаньем дело не закончилось - в арсенале пыток у Львова также имелись занятия рукопашным боем, стрельба навскидку, изучение пулемета и еще много такого, что нормальному офицеру и в голову не придет.

Однако всему на свете приходит конец и после четырех дней интенсивной подготовки Анненков наконец решил, что его бригада готова к активным действиям. Накануне он беседовал об уровне подготовки со Львовым-Маркиным, и тот усомнился в степени готовности бойцов сводного отряда. Но полковник Рябинин в кратких, энергичных выражениях сообщил своему товарищу, что первичная подготовка у бойцов есть, а более глубоким обучением займутся более строгие учителя. Немцы. И нечего мне тут ля-ля...

Офицеры собрались в блиндаже и расселись вокруг грубо, но крепко сколоченного стола, на котором лежали трофейные немецкие карты. На большой двадцатикилометровке стрелки обозначили маршрут следования, а рядом лежала стопа листов писчей бумаги, с разработанными заданиями на марш. Этой работой последние три дня и занимался импровизированный штаб господина есаула, руководство которым он безропотно возложил на Львова в дополнение к прежним обязанностям.

Господа офицеры изучили маршрут, обсудили задание на марш и высказались в том смысле, что можно уже завтра выходить в направлении на Ковно. Общему решению воспротивился только Львов, который всем своим видом показывал полнейшее несогласие с решением командира...

- ...Скрытно движемся вдоль дорог, соблюдаем маскировку! - Скомандовал Анненков и повернулся ко Львову, - Ну, что там у тебя?

- Проблемка, ваше благородие, - Львов-Маркин характерно почесал нос и поправил несуществующие очки. - С картами у нас проблема. Нет карт на эту местность. На ближайшие пятнадцать кэмэ есть, а дальше - все...

- Совсем нет? - уточнил есаул. - А это что?

И он ткнул пальцем в двадцатикилометровку, в углу которой красовалась пометка GroßeGeneralstab . - Это мне мерещится?

- Вот бля... ха-муха! Это - мелкомасштабная карта, господин есаул. Вы б еще по глобусу командовали. Крупного масштаба нет. Напоремся легко: всякую мелочь, типа временных дорог, смолокурен, отдельно стоящих зданий в масштабе 1:2 000 000 никто не обозначает...

Анненков помолчал, поиграл желваками...

- Та-а-ак...

- Это еще только пол 'так'. А вторая половина 'так' - припасов у нас дня на три, не больше.

- Считая сегодняшний?

- Увы... Причем основная проблема - с лошадьми. Возимого запаса овса хватит только на сегодня, потом придется переводить на подножный корм...

Анненков-Рябинин снова помолчал, а потом попросил:

- Поройся-ка в памяти, Глеб Константинович: ты же здесь воевал. Крупное имение, латифундия какая-нибудь поблизости имеется?

Теперь пришел черед задуматься Львову. По нему было видно, что он прикидывает и так и эдак, но все никак не может вспомнить ничего подходящего...

- Есть! Есть крупное поместье! - вдруг просиял он. - Поместье Валевских! Правда, не больно-то близко - до него километров сто-сто двадцать будет. Но уж поместье реально здоровенное!

- Вспоминай еще: припасы там найдутся?

- Должны быть. Там одних работников - человек триста, да лошадей, поди, столько же, да еще...

- Достаточно. План нарисовать сможешь?

- Не-а... - Львов огорченно развел руками, - Я там и не был никогда... - Он криво усмехнулся, - Я не люблю пшеков, ты же знаешь...

Рябинин сухо рассмеялся:

- Балы, симпатичные паненки, польская кухня... И от всего этого ты отказался? - Он вдруг подмигнул, - Уважаю! Не можешь поступиться принципами. Прямо Нина Андреева ... Это, господа, была у нас супруга инспектора гимназии. Мы ее с Глебом Константиновичем имели 'счастье' оба знавать... - тут же пояснил он собравшимся.

Никто, кроме есаула, не обратил внимания на Львова, который одними губами, без звука, обозначил: 'Ты что плетешь, гад?..'

Крастынь наклонился к Ванценбаху и тихо шепнул:

- Кажется, хорошо, что Петр Юзефович ушел... Могла бы и дуэль быть...

Ванценбах также тихо ответил:

- Бог с вами, господин полковник, какая дуэль? Это было бы убийство... - Он уже успел познакомиться накоротке с учебой Львова и Анненкова, и имел счастье наблюдать, как Львов отбивался от троих нападающих, а потому закончил, - Я бога благодарю, что я - швед. К шведам Глеб Константинович неприязни не испытывает... кажется...

Анненков поднял руку, призывая всех к тишине:

- Господа офицеры, мы выдвигаемся к имению Валевских. Васнецов и Черняк со своими отрядами обеспечивают боевое охранение по флангам. Глеб, берешь половину своих и - в передовой дозор. Выступаем в пять ноль-ноль. Вопросы? Предложения, дополнения? Нет? В таком случае все свободны. Глеб Константинович, задержитесь...

Зорич, выходивший последним, услышал, как Львов произнес негромко: 'А вас, Штирлиц, я попрошу остаться...', но не придал этому значения. За штабс-капитаном давно укрепилась слава любителя непонятных слов и выражений, значения которых никому не понятны, а сам объяснять отказывается наотрез...

- Ну, и какого черта я узнаю об этом только сегодня? - поинтересовался Анненков-Рябинин, когда часовой закрыл дверь, оставив их вдвоем. - Что, раньше не мог сообщить?

- А когда?! - окрысился вдруг Львов. - Ты на меня навалил столько, что я скоро как меня зовут забуду! Физподготовка новичков - плевать, что у меня рука ранена, работа с оружием - спасибо, что хоть холодняк на себя взял, минно-взрывное дело, и - до кучи! - начальник штаба! Я что - двужильный, или у меня головы две, а ног - четыре?

Анненков молчал, ожидая, пока его товарищ спустит пар, а когда тот слегка успокоился и перестал сердито сверкать глазами, усмехнулся:

- Ты ведь рассказывал, что начальником был. И батареей, вроде, командовал. И что - каждую пушку бегал лично заряжать и наводить? Или у каждого станка, или что там у тебя было, сам лично танцевал? Ни мастеров, ни бригадиров, ни командиров огневых взводов у тебя не было?

Львов обиженно засопел. А Анненков продолжал:

- Ты, друг дорогой, решил сам все на себя взвалить, а теперь меня винить? Не-е-ет, так у нас любовь не получится. Кто тебе мешал из своих унтеров и ефрейторов на физуху поставить? Того же Василия Ивановича? Я? А с пулеметами у тебя только ты один работать и умеешь? Ты, давай-ка, не наговаривай на своих хлопчиков: они у тебя сообразительные и понятливые, а ты их в загоне держишь. Все грудью своей норовишь прикрыть, мать-героиня, понимаешь.

Понимая, что есаул-полковник прав, Львов пристыженно молчал.

- Значит так - подытожил Анненков. - Ты - начальник штаба сводной партизанской бригады, а по совместительству - начальник бригадной разведки. Вот этим и занимайся, и чтобы больше я тебя так не песочил, а ты меня так не подводил! Вопросы?

- Никак нет - вздохнул Львов. - Разрешите идти?

- Не разрешаю. На-ка вот, - Анненков протянул другу свою флягу. - Глотни, полегчает... И ступай штабными делами заниматься: задание на марш рассчитать и мне - на утверждение...

В имении Валевских ждали гостей. Собирались приехать соседи: пан Смолецкий с супругой и дочерью, пан Микульский с двумя племянницами, и пан Туск с супругой. Туска соседи не любили: был он глуп, точно бревно, необразован, словно пещерный житель, да к тому же - подхалим и лизоблюд, готовый кланяться любой власти и даже с русским исправником всегда здоровался первым. Но его супруга Малгожата, отличавшаяся красотой и любвеобильностью примиряла соседей с фактом существования ее мужа. И пан Валлевский, и двое его сыновей, и пан Смолецкий с сыном и племянником, и пан Микульский, и русские офицеры до и в начале войны, и германские офицеры теперь - все они имели счастье оценить убранство спальни красавицы Малгожаты, и наградить пана Туска дополнительными украшениями на голове.