Пятый всадник (СИ)

Я еще не осознал до конца всю тяжесть ситуации, но до меня начало доходить, что произошла очень большая неприятность.

– И что теперь? – спросил я с надеждой, что, может, это будет еще тянуться кучу времени.

– Через семьдесят два часа дом будет опечатан, так что, я бы посоветовал вам побыстрее вывезти все, что нужно.

– Твою мать! – не удержался я, чтобы не выругаться.

Адвокат, судя по всему, на своей работе к таким вещам уже привык, так что просто напялил соболезнующее выражение и опять развел руками.

– Я, естественно, подам апелляцию, но это – процесс долгий. Зато, по крайней мере, пока он идет, дом никому не смогут продать.

У меня блеснул луч надежды. Может, все еще образуется? А, может, ему денег надо. Я спросил его об этом.

– Судебные издержки оплачивает траст. Так что, не беспокойтесь.

И вдруг возникла одна догадка, которую захотел тут же проверить.

– Станислав Валерьевич, – спросил я Адвоката, – а в трасте ведь кроме моей есть еще и другая собственность?

Адвокат пристально посмотрел на меня, как то странно прищурившись.

– Я понял, что вы имеете в виду. Да, естественно, в трасте куча всякой собственности. Арестовали только у русских. У граждан России. Вы это хотели услышать?

Моя догадка оказалась правильной.

Я утвердительно кивнул головой.

Когда прощались, Адвокат обещал сделать все возможное, чтобы вернуть мне дом. Но о сроках ничего конкретного сказать не мог.

С тяжелым сердцем я зашел в свой дом, где прожил три года. Я успел уже полюбить его. Захотелось напиться, пойти в лес и начать стрелять куда попало. Хоть в диких лесных кабанов, которые частенько пробегали мимо дома по берегу речки. Спустился, было, на первый этаж, чтобы взять бутылку вина, но вовремя одумался. Семьдесят два часа – не так уж и много. Тем более, что полдня уже прошло. Надо вывозить вещи. Первым вывозу подлежал, естественно, профессорский мозаичный столик. Его я не оставил бы здесь ни за какие деньги.

Позвонил Сане, сказал, что хозяин дома меня выгоняет, и что нужно будет на какое-то время оставить у него вещи. Но вещи – это столик и кое-какая мелочевка. А что мне делать с оборудованием, приготовленным для Шпицбергена, я даже не представлял. Его вес тянул на полтонны и в небольшую санину комнату все это просто бы не влезло. Решил пока все оставить как есть, а там будет видно. Но сложил оборудование в подсобке, где хранился садовый инструмент. Она имела отдельный выход во двор. Дверь и замок были довольно хлипкие и я надеялся, что при необходимости смогу их взломать.

Возникла проблема с жильем, но я думал, что имея на счетах в банке и наличкой больше двух сотен тысяч евро, мне удастся быстро найти в аренду небольшую квартирку. А несколько ночей вполне можно перекантоваться в машине. В «девятке» я жил несколько месяцев в условиях московской осени. А в «Альфе» места на заднем сиденье было больше, да и теплый итальянский климат весьма способствовал ночевкам на свежем воздухе.

Я вышел из дома и медленно обошел его вокруг, прикасаясь ладонью к неровным каменным стенам. Не хотелось верить, что прощаюсь с ним навсегда. Я уже воспринимал его, как живое существо и сейчас, поглаживая каменные бока этого огромного зверя, мысленно обещал ему, что это расставание – временное, что не отдам его чужим дядям и тетям.

Следующие два дня перевозил вещи к Сане на квартиру. Арендовал ячейку в банке, положил туда все документы и большую часть налички – две тысячи евро. Когда делал очередной рейс за вещами, по пути решил снять со счета еще наличности. Сунул карточку в щель банкомата и собрался уже набрать пин-код, как выскочило сообщение, что карта недействительна. Выругавшись, вытащил карту и поехал к другому банкомату. Там история повторилась. Решил вместо поездки за очередной партией вещей срочно лететь в банк, так как до его закрытия оставался всего час. Вообще, я заметил, что итальянские банкиры не слишком любят работать. Банки там открываются в десять, а в четыре уже закрываются. При том, что обеденный перерыв у них длится два часа.

До закрытия успел. Но то, что там узнал, повергло в шок. Девочка в окошке, сделав траурную физиономию, участливым голосом произнесла дежурную фразу, которой вежливые итальянцы обычно предваряют отказ в какой-нибудь просьбе – «ми диспьяче танто». Мой счет оказался заблокированным. Это был удар, который заставил меня покачнуться. Получается, что, оставшись без жилья, теперь я остался еще и без средств к существованию.

Вышел из банка и позвонил Адвокату. Тот объяснил, что счет, так же как и дом, юридически принадлежит трасту. А так как арестованы все русские активы, то и счет, соответственно, тоже. Морально я уже был готов к подобному повороту, поэтому сильно не ругался. Адвокат заверил, что работа в этом направлении ведется. Апелляцию он на днях подаст и надеется на положительный результат.

Я решил проверить оставшиеся две карточки – российского банка и ту, которую мне открыл Университет, чтобы перечислять туда зарплату. Российскую я проверял когда приехал в Италию. Она работала, но комиссия за снятие налички была слишком высокой. Сейчас я уже думал, что хрен с ней – с комиссией, лишь бы не остаться без денег. На том счету сейчас лежало больше сорока тысяч евро – деньги немаленькие. Наконец, после нескольких секунд колебаний, решился засунуть карту в прорезь банкомата, боясь глядеть на экран. Надежда рухнула моментально. Банкомат карту не принял.

На университетской карточке оставалось больше пятнадцать тысяч. Если заблокирована и она, то тех двух тысяч налички, что я имел на руках, хватит ненадолго. Трясущимися руками вставил эту карту в банкомат. Ага! Железный бандит потребовал ввести пин-код. Уже лучше. Набрав необходимую комбинацию, стал ждать. Через пару секунд на экране загорелся список стандартных операций. Нажал на кнопку вывода баланса. Все в порядке. Деньги на месте. Ну, что ж, не может же не везти во всем. Хоть здесь повезло. По этой карте дневной лимит снятия средств был равен пятистам евро. Разумеется, весь лимит я сейчас же выбрал.

В этот день сделать еще одну ездку с вещами у меня уже не оставалось никаких моральных сил. Новость о потере более, чем ста тысяч меня подкосила. В принципе, вещей для перевозки оставалось уже немного, и я решил отложить это дело на завтра.

Утром следующего дня ко мне заявилась целая толпа – судебный исполнитель, трое полицейских и пара рабочих, задачей которых было опечатывать двери и менять замки. Там же присутствовал и Адвокат, представлявший сторону траста. Операция заняла весь день, так как, кроме опечатывания эти люди занимались еще описью оставленного имущества. Уехала вся эта компания только к вечеру, последним аккордом своей деятельности повесив пломбу на входную калитку. Адвокат на прощание схватил мою руку в обе своих и, продолжая сжимать ладонь, клятвенно заверил, что все уладит. Что, в конце концов, все будет хорошо. Вопрос только во времени.

Проводив гостей, я сел в машину, чтобы тоже уехать, но тут бросил взгляд на Дом. Тот тоскливо смотрел на меня темными глазницами окон, будто желая попрощаться. Я почувствовал, что это его желание совпадает с моим, вышел из машины и, обойдя забор, минуя калитку, спустился вниз. Зашел на площадку, сел в пластиковое кресло у стола и долго неотрывно смотрел на дикий камень стен, густо увитый плющом. На глаза навернулись слезы. Домик было жалко. Наверное, я просидел бы так до ночи, но пошел дождь. Встал и направился наверх к машине. Уже отъехав, последний раз оглянулся, прощаясь. Прощай, мой домик! Кому ты теперь достанешься? Наверное, какому-нибудь бюрократу из местной администрации. Я нажал газ, и «Альфа», подпрыгивая на камнях, понесла меня прочь.

На пути от дома все мысли были заняты произошедшими событиями. К горлу подступила волна жуткой ненависти к этим вонючим «общечеловеческим» функционерам, которые, в стремлении досадить российскому правительству, бьют по ни в чем не повинным людям. В глазах потемнело от злости, костяшки пальцев, что есть силы, сжимающих руль, побелели от напряжения. Пока петлял по горному серпантину, еще как-то себя контролировал. Но, едва выехав на более или менее свободное пространство, втопил педаль газа до пола. «Альфа», резво откликнувшись на движение ноги, радостно рванулась вперед.