Пятый всадник (СИ)

Промучавшись еще пару недель, удалось напечатать более или менее нормальную сферическую разводку из поликарбоната. Результаты эксперимента превысили все ожидания. Импульс тока был очень красивым – высоким и узким. Его интеграл в четыре раза превышал аналогичный показатель импульсов с цилиндрической разводкой. И при этом амплитуда его была в десять раз больше. Крутизна фронта также заметно отличалась в лучшую сторону. Это был несомненный успех.

Осмотр взрывной камеры после эксперимента показал, что резервы для улучшения не исчерпаны. Распределение следов от разлета частиц ядра на стенках имели явную неравномерность. Это означало, что добиться хорошей симметрии имплозии все равно не удалось. Следовательно, придется заниматься оптимизацией условий. А тут работы было – непочатый край. Ведь качество имплозии зависело от кучи разных факторов – правильности формы, свойств взрывчатки, как в детонационной разводке, так и в основном заряде. И еще много от чего, что можно было бы попытаться улучшить.

Со всеми этими вещами я провозился полгода. В конце концов, удалось так отработать технологию изготовления, что по характеристикам электрического импульса несколько взорванных подряд образцов были практически неотличимы друг от друга. А сам этот импульс имел мощность почти в сто раз выше, чем то, что наблюдалось при взрыве цилиндрических образцов в Черноголовке. Теперь, когда я научился получать колоссальную волну тока, можно было заняться настоящими исследованиями.

Сам принцип работы Бомбы я представлял себе просто – при помощи электронной волны мы добиваемся очень большого выброса быстрых нейтронов в центральном ядре из дейтерида титана. Потом эти нейтроны должны поглотиться оболочкой из обедненного урана. Когда атом урана захватывает быстрый нейтрон, то делится на два осколка. При этом энергии выделяется в двадцать-тридцать раз больше, чем при реакции синтеза в дейтериде. И сейчас я стоял перед выбором, с чего начать – заменить медь на обедненный уран или же гидрид титана на дейтерид. У каждого из предполагаемых направлений были как плюсы, так и минусы.

Самый главный минус замены гидрида на дейтерид состоял в том, что существовала далеко не нулевая вероятность получить ядерный взрыв в миниатюре. Даже если все нейтроны, которые должны выделиться при прохождении волны тока через дейтерид, улетят из системы, прихватив с собою большую часть энергии, все равно на взрыв нескольких десятков килограммов тротилового эквивалента взрывная камера совершенно не рассчитана. Да еще и само нейтронное излучение. Я, конечно, не знал точно, сколько должно было выделиться нейтронов при взрыве, но оценивал, как десять в двадцатой степени. Защита от столь интенсивного выброса должна быть очень серьезной.

Заменить медь на обедненный уран казалось задачей попроще. Но тут же возникал вопрос – где достать уран. Понятно, что в магазине он не продается. Обедненный уран почти не радиоактивен. Кусок его можно безо всякого вреда для здоровья постоянно носить в кармане. Но его оборот почему-то ограничен. Для его покупки и работы с ним надо иметь специальную лицензию. В общем, наметилась очередная проблема, которую я постарался спихнуть на Профессора.

Тем временем, наступила очередная весна.

32

На Базе, которая стояла на берегу озера и в окружении леса весна ощущалась особенно. Зиму я не любил. Наверное, если бы был фанатом горных лыж или подледной рыбалки, то по-другому относился бы к этому времени года. Но я любил плавать и загорать на солнышке, поэтому зиму воспринимал как неизбежное зло. Ведь нормальному человеку такое даже представить дико – с неба падает твердая вода. И ощущение приближения лета обычно вызывало у меня эйфорию.

Почти все проекты были закрыты. База опустела. Большая часть обслуживающего персонала была уволена. Осталась пара человек во главе с комендантом. Нехватка людей особенно чувствовалась зимой – дорожки вовремя не чистились и часто были завалены снегом. Столовая уже не работала. Те немногие, кто остался, питались каждый у себя, поставив в комнаты электрические плитки и микроволновки. Упадок Базы действовал угнетающе, хотя был в этом и свой плюс – я уже не отвечал за кучу людей и проектов, что сильно облегчило мне жизнь. Ну, а еще то, что можно будет не опасаться, что придя на берег искупаться или позагорать, вдруг нарвешься на шумную компанию сотрудников Базы. Такое летом случалось довольно часто и сильно портило настроение.

По проекту анабиоза у Катерины наметился прогресс. Зимой заморозили кролика, которого несколько дней назад удалось успешно оживить. Можно было надеяться на то, что на самом деле удастся ту же операцию проделать с человеком. Интересно, кто же станет первым подопытным в таком эксперименте? Самому лезть добровольно в холодильник не слишком хотелось. Честно говоря, Катерину тоже тяжело было представить в роли замороженной курицы. В принципе, можно было рискнуть после пары десятков успешно размороженных собачек. А лучше, хрюшек. Но самая главная проблема была в том, что можно, конечно, в качестве эксперимента замораживать и размораживать разных животных и даже человека. Но лишь на несколько месяцев. Ну, самое большее, на пару лет. Но ведь цель-то – заморозить людей на столетия, а то и на тысячелетия. А здесь может быть столько непредсказуемых факторов, что вся эта затея просто обречена на провал. Даже если удастся найти способ, который мог бы позволить в течение сотен лет поддерживать в контейнере с человеком низкую температуру, что само по себе – очень серьезная задача. Все равно за такой срок может слишком многое произойти. Начиная от подвижек грунта и затопления, заканчивая дикими зверями и не менее дикими людьми. А ведь еще надо иметь источник электричества, который бы все это время работал. Поэтому в осуществимость этой затеи верилось с трудом. Но все равно работа эта вызывала у меня живой интерес. И в любом случае от нее была бы огромная польза человечеству.

Однажды в теплый и солнечный майский день пришло письмо от Профессора. Он вызывал меня, как это у нас называлось, «на дачу». Что означало – в коттедж, где проходили совещания по Бомбе с участием Бармалея. На завтра мы с Катериной собирались посидеть на берегу. Я даже подумывал над тем, не открыть ли мне купальный сезон? Прогноз погоды был весьма благоприятным, так что можно было попробовать. Теперь купание и загорание точно придется отменить. Ну, шашлыки на свежем воздухе – это тоже неплохо.

Когда я приехал, там уже были Профессор и Герман. Вообще, как понял по некоторым приметам, Герман в коттедже проживал постоянно. По крайней мере, проводил здесь значительную часть времени. Троица – Командор, Седой и Мериновский – прибыли четверть часа спустя, как обычно, на яхте.

Еще до прихода троицы Профессор передал мне небольшую, но очень тяжелую коробку. Взяв ее в руки и чуть не уронив, я мгновенно догадался, что там может находиться. Кроме урана ничто не могло столько весить. Ну, разве что, золото или платина, но они мне не требовались, а вот уран я просил. По просьбе Профессора сразу же отнес это сокровище в багажник своей машины. Машину я ставил довольно далеко от дома. Так просил Герман, аргументируя это целями конспирации, потому что машина была зарегистрирована на меня лично. Он не хотел, чтобы у Бармалея были зацепки относительно членов Организации. Все остальные машины, как Профессора, так и его самого, были записаны на подставных лиц. Коробка с ураном весила килограммов двадцать, так что, пока я донес ее до своей «девятки», весь взмок.

По дороге заметил подозрительную машину. Это был довольно старенький «Фольксваген Пассат» непонятного грязно-зеленого цвета. Окна были затемнены, поэтому сидевших внутри рассмотреть не удалось, но судя по трудноразличимым силуэтам, они там были. «Пассат» находился от дома метрах в ста, как раз так, чтобы сидевшим в нем наблюдателям были видны ворота и калитка. Когда я возвращался, подозрительная машина продолжала стоять на том же месте. Несомненно, они видели, как я выходил из калитки и возвращался обратно в дом, но утешало то, что моя машина с их позиции не была видна. Конечно они смогут сопоставить факты и догадаться, что я оставил коробку в машине. Но в том месте, куда поставил свою «Девятку» машин стояло довольно много, и большинство – с московскими номерами, так что я не особо беспокоился за то, что меня смогут вычислить. Кто же это мог быть? Конечно, это могло быть простое совпадение – мало ли, кого могут здесь ждать люди. Но на всякий случай запомнил номер и решил доложить Герману.