Город, отделяющий от неба (СИ)

***

Товарняк тащился медленно, он только набирал скорость после прохождения моста через Волгу, где быстро ехать было запрещено. Генка то и дело поглядывал на наручные именные часы, подаренные ему секретарём обкома комсомола "за отличную организаторскую работу". За переездом - сорок метров вдоль забора, затем - тот злосчастный перекрёсток без светофора. Вичка, сидящая слева, всё норовила взять его руку, ту самую, с часами. Каким скользким, униженным ужом извивался Генрих перед вичкиным отцом, заявившись к их подъезду на рассвете. Куда подевались его замечательные актёрские таланты, когда надо было настоять, уговорить, упросить взять его с собой в аэропорт. Пришлось оправдываться, клянчить, и это даже несмотря на вечерний звонок Вичке и переданное ей страстное желание встретить прилетающую Леру вместе с Мичковскими. Аркадий Михайлович, удивлённый и заинтригованный столь суетным поведением всегда солидного ухажёра дочери, всю дорогу до переезда бросал на Генку в зеркало заднего вида внимательные взгляды. А Генка думал, как же хорошо, что он хотя бы сумел посадить Вичку слева: тогда, если не сработает его план, то погибнет он, бестолковый спаситель, а у неё будет шанс уцелеть! Нет, не думать об этом! Если "Москвич" разорвёт пополам, избежать увечий не сможет никто. Вадим сказал, что выживет только отец, и то останется инвалидом. Надо было просто кусок сахара в бензобак кинуть, вдруг с запоздалым отчаяньем подумал Генка, и тут шлагбаум начал подниматься. Мичковский дёрнул рычаг передач, и машина, переваливаясь на рельсах, двинулась навстречу непоправимому. Генку начала бить крупная дрожь. Он судорожно сглотнул и приготовился было уже читать свой самый сложный в жизни монолог, как Аркадий Михайлович вдруг спросил:

- Генрих, с тобой всё в порядке? Ты что-то бледен.

- Нет, не в порядке, - проскрипел Бордин, задыхаясь. - Меня сейчас вырвет.

Мичковский покачал головой и утопил в пол педаль тормоза. До перекрёстка оставалось метров восемь. Генка, срывая ногти, начал дёргать ручку на дверце. Когда ему это, наконец, удалось, через перекрёсток с рёвом пролетел пыльный ЗИЛ, с кузовом, крытым брезентом. Мужик, сидевший за рулём самосвала, очевидно, совсем потерял контроль над управлением, потому что сразу за перекрёстком его машина, соскочив правыми колёсами на обочину, завалилась в густой кустарник, растущий у дороги. Бордин едва успел распахнуть дверцу, когда его всё-таки вырвало.

- Знаешь, - сказал Мичковский, когда вернулся в машину, убедившись, что водитель ЗИЛа жив и даже не покалечен. - Пожалуй, я могу доверить тебе дочь - чуйка у тебя что надо!

***

Вечером того же дня Генка сидел на лавочке в сквере и ждал Вадима. Теперь, когда всё сложилось точь-в-точь по предсказанному, Бордин просто не имел никакого права поступить согласно своим утренним мыслям и послать "пророка" подальше. Хотя какой он пророк? Если верить Машинскому (а именно такую фамилию носил Ремень), то не предсказывал он ничего, а проживал определённый отрезок времени, потом каким-то образом возвращаясь назад, к исходной точке. После утреннего кошмара у Генриха зародился и чесался в мозгу целый рой вопросов к непостижимому своему спасителю. Ага, а вон, кажется, и он.

И действительно, в конце аллеи показалась долговязая фигура Машинского. Вот только был он не один. Его спутников Генка сумел разглядеть, лишь когда они подошли поближе. По правую руку от Ремня шли два парня: низенький коротко стриженый белёсый крепыш и чернявый разболтанный дрищ с треугольной мордочкой короля шутов. Слева от Вадима неуклюже вышагивала крупная очкастая девица с переброшенной через сутулое плечо русой косой.

Полосатый камень. Ярослав Решетилов. 1 января 1982 года. Где-то и Брянск

Раньше, слушая сказки, которые читала ему мама, Ярик никак не мог понять, что означает выражение "ударился оземь". Теперь, падая вниз и не представляя высоты уже состоявшегося, но далеко ещё не завершившегося падения, мальчик успел за доли секунды навоображать себе всякого, прежде, чем он и в самом деле ударился оземь. Удивительно, как ещё башкой не воткнулся, упав на плечо и затылок. Теперь, стоя на ногах и понимая, что летел всего лишь с полутораметровой высоты, Ярик понимал, как ему повезло. Ему пока не пришла в голову страшная мысль, куда подевался его брат и как мелкий вообще пережил падение, нет - Ярик пока только во все глаза пялился на место, где он чудесным и непостижимым образом очутился. Вокруг был летний лес. И не густой хвойный брянский лес, такой привычный и знакомый, а прозрачный, наполненный светом лиственный, с мягким невысоким подлеском и совсем другим, незнакомым запахом. Если верить своему вестибулярному аппарату, выпал Ярослав прямо из роскошной паутины, натянутой меж двух очень похожих друг на друга берёзок. Лишь внимательно приглядевшись, мальчик увидел слегка переливающуюся на солнце разноцветными разводами плёнку, которая висела в воздухе перед паутиной и была тоже как бы растянута меж теми же берёзками. Ярику понадобилось, наверное, не меньше пяти минут, чтобы осознать всё произошедшее. Когда всё более или менее уложилось в его ошеломлённой голове, там сразу же аварийной лампочкой заполыхала мысль: "А где, собственно, Венька?!". Ярослав рванулся было на поиски, но тут его словно что-то остановило. Почему-то вспомнились два книжных типа: Тесей и Том Сойер. Да-да, Ярик понимал, что он не в пещере; однако легче ли найти обратную дорогу в незнакомом лесу? Да и потом, а открыт ли путь домой вообще? Досадуя на потерю времени, Ярослав вернулся к берёзкам и сунул руку в плёнку. Рука исчезала по мере погружения! Однако не этот факт, которого Ярик всё-таки ждал и на который надеялся, потряс его больше всего: как только пальцы коснулись чудесной плёнки, лес вокруг замер! Время будто остановилось. Стоп-кадр был просто идеален: не трепетали на ветерке листья, не играли в кронах деревьев солнечные брызги, не щекотала ногу под задранной штаниной трико сухая травинка. Звуки тоже уснули - ничего, кроме собственного дыхания и глухого стука сердца! Механизм переброса, оказывается, был оснащён дополнительным приспособлением остановки времени! Ах, если бы он не был старшим братом, на котором лежала ответственность за младшего!

Ярик выдернул руку, и звуки яркого летнего мира радостно обрушились на него. Быстро сняв с себя фланелевую рубашку в оранжевую клетку (всё равно в ней здесь жарко), мальчик наскоро обвязал ею ствол одной из соседних берёзок на максимально доступной ему высоте, обвёл внимательным взглядом окрестности, пытаясь запомнить приметы (большой камень со скошенной верхушкой, куст с жёлтыми цветочками, склонённая почти до земли осина), и только тогда принялся за поиски брата. Уже спустя пять минут Ярик понял, что Натти Бампо из него не выйдет, а если и выйдет, то очень далеко и навсегда. Никаких следов Веника в виде примятой травы или обломанных веток видно не было. Вы спросите, чего же орать сразу не начал? Э-э, нашли дурака! "А если ты в дупло залез - перед тобой волшебный лес". Кто же в таком лесу звуки-то подавать будет? Вдруг прибежит совсем не то, что ты был бы рад видеть. Нет, кричать-то придётся, если другого выхода не останется. А выход-то был, и даже странно, что Ярику сразу столь разумная мысль в голову не пришла. Мальчик отыскал самую широкую и длинную травинку, которая попалась ему на глаза, и, зажав её особым образом между большими пальцами сложенных в ракушку ладоней, сильно через неё дунул несколько раз. Меж деревьев заметалось отчаянное и пронзительное "ку-ка-ре-ку!". Убрав руки от лица, Ярослав обратился в слух. И тотчас откуда-то слева и сзади раздался приглушённый жалобный вопль, так надоевший в прошлой жизни и такой желанный сейчас. Они бежали друг навстречу другу с такой скоростью, что не успели притормозить и, столкнувшись, разлетелись в разные стороны. Потирая одной рукой ушибленную братцевой головёнкой грудь, второй рукой Ярик поднял Веньку с земли за шкирку, отвесил ему весомого леща и только потом крепко прижал мелкого засранца к себе. Брат, вопреки обыкновению, на затрещину не обиделся. Он отстранил от Ярика зарёванное лицо и, мелко вибрируя нижней губой, прорыдал: