Марсианин. Третья часть (СИ)

Карман Владимир Георгиевич

Марсианин. Третья часть

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава первая

Ооста Тариастн Барку мерным, тяжелым шагом пересек мощенный прессованным песчаником дворик. Камень под шаркающими ступнями был тепл и шершав, словно язык гомакота. Уже вступив на крыльцо башенной лестницы, краем глаза увидел, как проскользнула в тени навеса служанка с тускло блеснувшим кувшином в руках, и не разобрал, кто - Тарту или Каритана. Это раздосадовало его: Ооста гордился тем, что его женщины не походили одна на другую ни статью, ни походкой. Оказывается, ошибался. Со смущенной душой он поднимался вверх, не испытывая обычного томного наслаждения. Наверное, оттого, что не мог сосредоточиться на высоком, а, ступая по этим ступеням, надлежало думать о высоком, ибо они вели к небу. Почти автоматически, что не подобало гранду, пусть и развенчанному, он совершал обряд созерцания в окна, не в силах заставить себя испытать наслаждение от ощущения высоты и прибавления простора. На площадку башни Ооста вышел без радостного волнения, которое обычно наполняло его по мере возвышения по лестнице, и которое он неизменно испытывал ежеутрене. И только здесь, наедине с небом, наконец отвлекся от смущавшего его чувства недовольства.

Восток уже заливала яркая зелень. Ооста встал за вырезанный из звенящего металла столик и вознес руки, наложив ладони на теплую гладь небосвода и обратив взгляд на восход. Он знал, что сейчас в этот момент на каждой из нескольких сотен башен в этой же позе и с этими же чувствами стоят в ожидании светила все старейшины древнего народа Капуратоков. Одинаково знатные, одинаково древние и одинаково высокомерные, связанные меж собой лишь этим древним ритуалом...

Хрустальный звон пронесся в небесах. Ооста ощутил его отзвуки и принял в себя священное колебание небес. Откликаясь небу, прорезонировали сотни башенных алтарей, запел свою песню и их родовой Кируоб. Ооста спустился с лесенки, приставленной к ограждению верхней площадки башенки и, возложил на него ладони и тот час ощутил биение, которое вызвало в теле, ощущение пьянящей радости, ликования и счастья жизни. Такое чувство он испытывал теперь лишь здесь. Сегодня его не смущало даже то, что для выполнения ритуала приходилось пользоваться лесенкой. То ли башня за долгое время существования осела, то ли небо поднялось выше, но теперь достать его, стоя на площадке, уже невозможно.

Ослепительно желтый диск солнца выполз из-за горизонта и словно вспыхнула, засверкала красноватым отливом пустыня, сгустилась зелень оазисов и садов, раскинувшихся вокруг фамильных башен. Заиграли желтыми отблесками полоски поспевающего маиса. Он добросовестно произнес все сакральные формулы, смысла которых уже давно никто не понимал, ударил в металлическую мембрану алтаря мягким молоточком на резной длинной рукояти и медленно начал спускаться, осторожно ставя на стертый камень босые ноги. Длинный балахон с потертой полой волочился за ним, подметая ступени.

Перед тем, как выйти во двор, Ооста на мгновенье остановился, еще более выпрямившись и натянувшись. Левая рука привычно легла на грудь, правая на рукоять кинжала, прячущего свое остро отточенное каменное жало в украшенном самоцветами кожаном свитке. Он сделал маленький шажок-нажание, скрипнул рычаг под ногой, нехитрый механизм отпустил дверь, и она отворилась. Домочадцы в смиренных позах приветствовали его возгласами: "Да будет славен господин, подаривший нам еще один день!" Жена, отделившись от группы людей, подошла к нему и, опустившись на колено, надела на растоптанные ступни шитые песчаным жемчугом туфли.

Он, как делал это уже тысячи раз, помог ей встать на ноги и поставил справа от себя. Следом подковылял, приволакивая поврежденную в бою у Источников ногу, брат. Они обнялись, почти не скрывая взаимной неприязни, и он встал слева от Ооста. Жилистый коренастый Коут-Я тотчас соступил со своего места и двинулся к Ооста, как полагается соратнику-побратиму, припал на колено и склонил голову, но тот, нарушая ритуал, поднял его и обнял за плечи, чуть придержав в объятиях. Больше в роду у Ооста никого не осталось, и церемония благодарения потому не была обременительной. И это радовало его, потому что, в отличие от других грандов, у него были дела и поважней церемоний. Он оглядел толпу домочадцев: немного было среди них настоящих. Зато "иных" было больше, чем у кого бы то ни было. Стайка томных красавиц-служанок, десяток атлетов-воинов с оловянными глазами, несколько работяг. Все они появились на свет благодаря ему. Предвечные, много поколений тому назад удалившись в жемчужные гроты, оставили избранным свой урок - воплощение. Ооста овладел им в совершенстве. Сколько их, созданных из ничего, служит в женском облике утехой и поддержкой грандам других домов?! Сколько их в облике воинов несет бессонную караульную службу и бесстрашно участвует в стычках, защищая честь и имущество господина? Сейчас могущество любого клана зависело от Ооста, от его таланта. Потеряв благородную приставку "Ю", он приобрел власть и могущество, несопоставимые с властью и могуществом гранда. Созданные им воины были самые упорные и искусные в бою, а женщины самые соблазнительные и изобретательные в ласках.

Но, развив свой данный богами талант и переняв навыки у одного из искуснейших мастеров, он утратил знатность. А вместе с этим утратил право родового старшинства, а также право родниться с благородными Барку. Благородные родственники, не живущие с ним в одном гнезде, прервали с ним связи.

У Голубого оазиса одиноко жил старший сын, чьи сыновья погибли в сражении за замок старого Толоок-Ю, не оставив наследников. Впрочем, внуков Ооста не помнил, а верней всего, никогда и не видел. Где-то в предгорьях жил второй сын, о нем Ооста тоже ничего не знал. Возможно, у него были дети, и, может быть, они успели обзавестись детьми, если им хватило женщин. Но сколько лет в пустыне уже почти не рождалось девочек!

Ооста проделал все установленные обычаем движения, сказал все надлежащие слова и двинулся к сверкающему блестящими прожилками столу, вырезанному из глыбы драгоценного камня хала. Несколько каменных блюд, наполненных плодами, были расставлены равномерно, а возле его места - высокого деревянного кресла, покрытого причудливой резьбой, состоящей из стилизованного изображения ветвей дерева и мифических существ, посверкивал в стелящихся лучах низкого солнца желтоватыми бликами металлический кубок. Символ былого грандства, грандства "Ю", означающего принадлежность к узкому кругу первых родов пустыни.

После завтрака грандство Ооста прерывалось до вечерней зари, и если бы не знающий этого благородный гость остановил своего гомакота у стены и ударил бубном о колено, привлекая слуг, ему бы ответили, что гранд уехал по неотложным делам и будет лишь к концу дня, и предложили бы путнику на выбор то ли подождать его в комнате для гостей, то ли вновь приехать к ритуалу проводов солнца. Но во время завтрака Ооста был еще аристократом и восседал среди домочадцев в трезубой короне и лиловой мантии.

Завтрак был изыскан. Несколько дней назад слуги вернулись с благодатного рынка и привезли много продуктов и вещей. Служанки под присмотром супруги разобрали продукты, определив для питания в первую очередь те, что не могут храниться долго. На блюдах против каждого лежал большой красный истекающий соком ломоть сладкого плода, на твердой полукруглой основе-корке темно зеленого цвета с черными разводами. Этот плод был большой редкостью. Из того, что послали духи благодатного рынка, на столе чернели еще и грозди нежных ягод, которые часто попадали в дом Ооста. Из своих запасов были лепешки, приготовленные из муки маиса, листьев и плодов вечного дерева, и приготовлены они были отменно. Ооста посмотрел на жену благосклонно, и она засмущалась этого взгляда, опустила глаза. И было за что благодарить: никто больше не умел так вкусно и правильно готовить эти лепешки. Секрет приготовления заключался не только в правильной сушке, растирании и выдерживании в нужных соотношениях мер коры, плодов и листьев. Главное было в настаивании закваски, которую она готовила сама и никого, кроме неуклюжей Келлы, к священодействию не допускала. Уж ее-то господин никогда не продаст другим грандам, а, стало быть, и тайна приготовления лепешек из дома вынесена не будет.