Марсианин. Третья часть (СИ)

Глава десятая

Даруэт ушел не столько потому, что хотел осмотреться, сколько от того, что уже не мог больше находиться рядом с озером. Едва уловимый пряный запах, сочившийся из глубин, наполнял тело, сгущался там, угнетая сердце и неприятно отзываясь в желудке. От него мутило и тянуло на рвоту. Все это вызывало раздражение и озлобленность. И еще Даруэта тяготило присутствие Ооста. Пока пробирались к озерам, пока переживали происшедшее в коридоре, пока сплачивала опасность и необъяснимость происходящего - напряжения не ощущалось. Как только все это осталось позади, и возникла необходимость выстраивать отношения взаимозависимости, начались непонятности и пока еще скрываемые взаимные недовольства, а доводить дело до конфликта в планы Даруэта не входило. Конфликт - путь в тупик. Начни Даруэт действовать так, как предписывает сословная спесь, к чему это приведет? Ну, попытался бы он захватить Ооста на входе в туннель и под угрозой оружия выведать у него путь в другой мир... Чтобы из этого вышло? Ничего. Как взять в плен человека, которого защищают лучшие бессмертные пустыни? Как справиться с тем, кто может создать десяток себе подобных миражей? И, наконец, возможно ли захватить в плен сильного и умелого воина, который, хотя и потерял право при свете дня носить титул Ю, но сохранил норов аристократа, предпочитающего смерть плену? Такой никогда не станет выполнять чьих-то требований.

Но Даруэт был известен в пустыне не только неукротимым нравом и воинственностью, но и очень свободными толкованиями того, что касается сословного поведения и понятий чести. Он мог позволить себе опоздать на церемонию Возлияния воды в песочное лоно, прийти на совет грандов с ножичком для чистки ногтей. Пусть ножичек этот и не оружие, однако, по древней традиции ничего, способствующего умерщвлению или нанесению урона здоровью иных грандов, проносить в Пещеру Уединения Уходящих с девственницами, где собирались приамы родов на советы, было нельзя. И когда ему указали на это, он ответил с вызовом: "Я могу убить человека ударом кулака, так что мне, достопочтенные Ю, приходя сюда, отрубать себе руки?" На него ворчали, впрочем, большей частью за глаза, но вынуждены были принимать таким, каков есть. Одна из причин этого заключалась в том, что он, являясь в своем роду приамом, принадлежал к немногочисленному ныне поколению молодежи. Старики, давно утратившие удаль и азарт, относились к его выходкам благодушно, скрывая, впрочем, за этим благодушием некое опасение. И было чего опасаться: Даруэт был удачливым военачальником и обладателем хорошо обученного отряда относительно молодых воинов. И дуэлянт он был отчаянный.

В силу этих причин с Оостой он вел себя так, как не решался бы повести ни один гранд, даже из бывших близких соратников ночного гранда. Те вынуждены были постоянно оглядываться на традиции и опасаться, нарушив какую-то из них, уронить репутацию. Кто бы из них решился заговорить с Ооста при свете дня как с полноправным Ю? Даже родной брат, даже находясь наедине с ним, путался и старался быстрее закончить разговор. Кроме того, Ооста был для молодого строптивца интересен. И своим необычайным талантом - мало кому из мастеров пустыни удавалось создавать таких замечательных кукол, - и приобщением к тайнам, одна из которых заключалась во владении тайной перехода. Благодаря правильно найденному тону общения с Оостой, мир, о котором ходило столько разговоров, лежал перед Даруэтом и ждал покорения. Здесь, согласно легендам, обитали могучие воины, которые бы укрепили войско Даруэта, прекрасные женщины, способные вернуть мужчинам пустыни забытое наслаждение и надежду на будущее. Возможно, где-то здесь обосновались и Ушедшие.

Однако вскоре Даруэт понял, что сам мир они увидят не скоро, и что в ближайшее время придется ограничиться знакомством с ближними окрестностями озер: лабиринт, в который они бесстрашно вошли оказался столь запутанным, что пробираться сквозь него без подготовки, как они вскоре поняли, было самоубийственной затеей. Благоразумие взяло верх. Правда, проявил его не сам Даруэт, а Коут-Я. Они остановились возле очередной развилки, поняв, что если пойдут дальше, то могут остаться в лабиринте навсегда. Участие в вылазке Коут-Я тяготило Даруэта, но, с другой стороны, и помогало ему. Если бы не настойчивость младшего гранда, они бы шли и шли вперед, или куда там на самом деле? И тем самым отрезали бы себе путь назад. Однако Коут-Я проявил благоразумие, настояв сначала на остановке, а затем на возвращении к озерам. В том, что Ю уступил Я, не было ничего постыдного. Таково уж назначение нижнего титула - выступать благоразумным сдерживающим фактором при горячих и безрассудных Ю. Традиция повелевала в тех случаях, когда из уст Я звучало "настаиваю", остановиться и обсудить совершаемое.

- Досточтимый Ю, - сказал Коут-Я, почтительно склонив голову и приложив правую ладонь к сердцу, - я рискну предположить, что мы уже прошли ту часть пути, которую провидение предназначило нам для проверки умения распутывать свой след. Нам, как я полагаю, следует отсюда проделать обратный путь к озерам и убедиться, что судьба благоприятствует нам. Кроме того, это поможет лучше изучить ближайшие подходы к Озеру. Иначе мы станем путаться каждый раз, возвращаясь в лагерь.

- Благородный Я, - отвечал Даруэт, уже понявший, что погорячился, начав этот марш, не подумав о его организации, - это разумное предложение. Действительно, подумал он, нельзя действовать, не подготовив все для возможных столкновений с противником. Надо хорошо изучить подступы к озеру, чтобы определить места, где наиболее удобно устроить засады и места обороны. Было еще одно обстоятельство, которое заставило Даруэта стать не по чину уступчивым. В этом он не сознался бы никому - здесь в этих узких отливающих синевой ходах, он вдруг испытал приступы дикого холодящего душу страха от мысли, что может остаться в этих запутанных ходах навсегда. Он совершенно не умел ориентироваться в лабиринте, в то время как Коут-Я делал это прекрасно.

Коут-Я знал, когда проявить настойчивость. Он в свое время испытывал примерно то же, что и Даруэт сейчас, но в более легкой форме. Хотя бы потому, что, выходя в туннели - а этот выход для него был далеко не первым, - проявлял предусмотрительность, и любопытство его не превосходило благоразумие. А сейчас благоразумие подсказывало ему, не сознаваться в том, что он хорошо знает то место, где они оказались. Желание проучить заносчивого Ю было лишь одним из мотивов, которыми он руководствовался. Чтобы управлять Даруэтом, ему следовало продемонстрировать свою нужность, а еще лучше - незаменимость. Даруэт, пытаясь вывести отряд к озерам, конечно же заблудился. И настолько при этом удалился от правильного пути, что Коут-Я стал опасаться, что и сам уже потерял ориентиры. И в тот момент, когда Коут-Я уже решил забрать инициативу, чтобы вывести отряд к озерам, случилось то, что должно было когда-то произойти... Они столкнулись с жителями верхнего мира.

Сначала услышали приглушенные голоса, раздававшиеся из-за поворота туннеля. Говорил один и, кажется, о чем-то спрашивал. Настойчиво, но спокойно. Видно было, что он сердится, однако так, как сердятся уверенные в себе люди. Изредка ему кто-то отвечал немногословно, чуть недовольно, но виновато. Потом стали различимы шаги. Чужих, если судить по шуму, было не менее четырех. Даруэт жестом отдал команду воинам, те мгновенно прижались к стенкам туннеля и взяли наизготовку копья. Отходить в глубь лабиринта было поздно.

Шедший первым безбоязненно миновал поворот и остановился, оборвав себя на полуслове. Он был поражен увиденным, впрочем, Дурэт был поражен не менее: так необычно выглядел этот человек. Блестящая, гладкая, свободного покроя одежда, удобная, без висящих концов, подобранная у кистей рук, отливала мягкой голубизной и почти сливалась со стенами. Лицо и кисти рук, казалось, плавали в воздухе. Воины, натренированные и быстро соображающие убийцы, не метнули копий - потому что в этом пока не было необходимости. Человек этот не имел при себе ни копья, ни палицы. Однако руки его не были пусты. Что-то не имеющее острых углов и не приспособленное ни для обороны, ни для нападения, свешивалось у него на ремне через плечо. И этот непонятного предназначения предмет - темный, поворачивающийся к ним длинным выступом с вырезанным в нем круглым отверстием, - он придерживал-подправлял рукой, не делая попытки отвести руку для удара или замахнуться для броска.