Дикая охота. Полотно дорог (СИ)

Тогда Даэн положила к ногам старухи лоскуток своей детской рубахи, в которой она приехала из Фаулира, деревянный тренировочный клинок, прядь волос Тори и мешочек с синим камешком и земляничной ягодой. Гаэра усмехнулась, оглядев нехитрый скарб девочки, отныне отрекающейся от своего имени, подняла взгляд, и что-то лукавое и одновременно мудрое почудилось тогда молодой Птице в глазах старухи.

Ей хватит и трех даров, девочка. Твоя земля пускай остается с тобой. Все равно ты давным-давно не принадлежишь ей.

И мешочек вновь оказался у сердца, теплый, пахнущий летом и речной водой. За это она и по сей день благодарила Хартанэ. Да и прозорливую старуху – тоже.

Гаэра забрала ее детство, бросив в костер белый льняной лоскут, и Даэн видела, как витки дыма поднимаются к потолку туманными лошадьми, в чьих гривах сверкают искры звезд и звенят колокольчики золотого лета.

У тебя больше нет детства, Даэн из Фаулира.

Улыбка матери, веселые голоса братишек, тяжелая отцовская ладонь на плече – все это таяло в огне. И тогда Даэн стояла прямо, сжав зубы так, что виски болели.

Гаэра забрала ее любовь, отдавая огню медно-рыжую шелковую прядь женских волос, и на один миг Даэн почудилось, будто языки пламени обняли гибкое молодое тело, принимая его в себя.

У тебя больше нет любви, Даэн из Фаулира.

Гаэра забрала ее жизнь – то, к чему стремилась девочка с самого детства, ее мечту, за которую она заплатила кровью и смертью, за которую отдала непомерную цену. Деревянный меч, тяжелый и надежный, тут же вспыхнул, и костер голодно впился в него, пожирая сухую древесину.

У тебя больше нет мечты, Даэн из Фаулира.

Вот и все. Даэн смотрела в костер и думала, что там сгорает вся ее жизнь. Все, чем она дорожила, все, что любила, все, ради чего жила. Теперь у нее есть лишь один смысл – служение Богине, служение Гильдии. Больше ничего не осталось. Посмотри, Хартанэ – я пожертвовала всем, чтоб прийти к тебе. Больше у меня ничего нету.

У тебя больше нет ничего, безымянная Птица. И тебя самой тоже нет.

Гаэра наклонилась к огню, поводя ладонью над костром, и тот, повинуясь ей, затих, лишь едва приплясывая на малиновых углях. В другое время Даэн бы подивилась этому – но отныне не было Даэн. А потому и дивиться она не могла.

Хартанэ учит нас: лишь все отдав, обретаешь еще больше. А посему, Даэн из Фаулира, отныне ты обрела себя.

Молодая девушка удивленно заморгала, наблюдая, как Гаэра, улыбаясь, протягивает руку в огонь и прямо из него достает Крыло – такое же, как то, что уже покоилось в ножнах на поясе безымянной Птицы, которую только что назвали Даэн. Имя, данное ей при рождении, снова вернулось к ней - а вместе с ним вернулось и то, чем жила она всю свою короткую жизнь. На дымчатом лезвии плясали отсветы огня, и волнистый узор стали напоминал витки дыма.

Тебе возвращают твое имя, ибо ты знаешь теперь, кто ты. Тебе возвращают твою мечту, Даэн из Фаулира – иную, возросшую, отмеченную Богиней и Богиней благословленную. Тебе возвращают твою любовь, что отныне будет хранить тебя даром Хартанэ и станет полной, словно весь мир. Тебе возвращают память о твоем детстве, ибо Хартанэ бережет всех детей своих, как бы давно они не познали горечь жизни. Все, что было тобою отдано, отныне с тобою – иное, переродившееся, совершенное и свершенное.

Гаэра повернулась к ней, занося Крыло. Наставницы смотрели на них, и на их лицах Даэн видела улыбки. Они улыбались ей. Они гордились ею. Они стояли вокруг, и глаза их блестели в свете огня, и каждая из них могла бы стать невестой самой Хартанэ – да так и было, скорее всего.

Богиня дает тебе второе Крыло, а вместе с ним и имя. Отныне ты – Коршун, первая этого имени. Возьми все, что было забрано у тебя, Даэн из Фаулира.

А потом Гаэра ударила ее клинком прямо в сердце, и весь мир затопила волна невообразимого света, уносящего ее куда-то прочь. Последнее, что помнила Даэн – то, как в груди зарождается огонь там, где раньше крохотным слабым мотыльком трепетал огонек дара Хартанэ. И то, как все Наставницы берутся за руки, и за их спинами вырастают настоящие крылья.

Потом, очнувшись в Лекарском зале, Даэн долго не могла прийти в себя, вспоминая события того вечера. На соседних койках лежало еще пятеро девушек, с которыми она проходила обучение, и вместе они попытались восстановить картину произошедшего. Сошлись лишь в одном – Гаэра доставала Крыло из огня, а потом вонзала его в сердце. Посвящение для каждой Птицы проходило отдельно, а потому ни одна из них не видела, что делали с другими. Три девушки потеряли от слабости сознание еще в момент речи Гаэры, двое – от боли, когда лезвие входило в плоть. Одна лишь Даэн видела отблески за спинами Наставниц и ощущала этот свет, струящийся по ее венам. Позже она провела минут пять возле зеркала, разглядывая аккуратный белый шрам на своей груди, едва заметный среди всех остальных рубцов. На вид ему были уже годы, и на прикосновения Даэн болью он не отзывался.

Еще спустя некоторое время девочки, прошедшие Второе Посвящение, начали придумывать небылицы о том, что видели в момент, когда Гаэра возвращала им всю жизнь, убивая их. Даэн лишь посмеивалась: придумки с каждым разом становились все более изощренными. Какая-то бесбашенная Птица даже рассказывала, что к ней пришла сама Лорелей и, пока Наставницы и Гаэра пребывали в священном трансе и общались с Хартанэ, занялась с ней любовью прямо на арене в огне жертвенного костра. Этот слух разошелся по всей Гильдии, а потом глупую девчонку, распустившую его, вызвали к Лорелей. На разговор. После этого девочка ходила тише воды ниже травы, и на расспросы о том, как же все-таки выглядит Лорелей, упорно отказывалась отвечать. Неясыть никто не видел на протяжении всего ее пребывания в Гильдии, а те, кто помнил ее еще девчушкой, давным-давно умерли – поэтому легенд вокруг Старшей собралось немало. Она не бывала ни на одном Посвящении, никогда не выходила за пределы своей башни, а волю ее и приказы передавали исключительно Наставницы. Молодые Птицы мечтали увидеть ее хоть одним глазком – а те, кто уже прослужил некоторое количество лет, молились о том, чтоб никогда не попасться на глаза Лорелей.

Ныне, осторожно спускаясь по склону вниз по виляющей тропе, Даэн тоже думала о Неясыти. Совсем скоро они вернутся в Гильдию, и вот тогда-то им придется предстать перед Лорелей с докладом. Хотя, возможно, выслушать их поручат Дамале – она, как-никак, состоит при Гаэре. А Ворона уже напрямую общается с главой Гильдии.

При мысли о Дамале у Даэн руки зачесались. Хищный взгляд Дамалы, ее неприятная ухмылка и скрипучий голос, словно ее кто по горлу полосанул, стали ненавистными ей еще полвека назад, когда Даэн только пришла в Гильдию. Дочь Вороны была чистокровной тавранкой, а потому продолжала терроризировать молодых Птиц до сих пор, упорно не желая помирать или хотя бы уходить на заслуженный отдых и перебираться в Птичий Городок, маленькое поселение, где доживали свой век старые Птицы и те, кто из-за серьезного ранения уже не сможет сражаться. Сухая и жилистая, невысокая Дамала держала в кулаке всех своих учениц, и при ней ни одна молодая Птица не смела глаз поднять. Даже некоторые Наставницы откровенно побаивались ее. Даэн хорошо помнила, как впервые очутилась на тренировочном поле на первом занятии, посвященном настоящему Танцу.

У новой Наставницы были черные вороньи глаза с хищным блеском,черная тугая коса, в которую вплелась серебряной ниточкой седина, и маленькие узкие ладошки. Даэн, подпрыгивающая от волнения на месте, разочарованно уставилась на маленькую, худощавую женщину и на ее руки. Разве вот это – руки воина?

Женщина остановилась перед ними, заложив руки за спину, и что-то в ее позе было такое, что заставило Даэн попридержать собственные мысли. Наставница оглядела их и раздраженно цокнула языком.

- Все хуже и хуже… мда. Ладно, - голос у нее был скрипучий, неприятный, и Даэн уже тогда решила, что ничего хорошего от Наставницы ждать не стоит, - Значит так. Запомните – няньчиться с вами я не буду. Но и терпеть невнимательность или расхлябанность на своих занятиях не собираюсь. Вы пришли сюда, чтобы стать Птицами? Покуда я вижу не Птиц, а неуклюжих птенцов, у которых мозгов хватает лишь на то, чтоб рты раскрывать.