Дикая охота. Полотно дорог (СИ)

- Что же теперь, Мара? Что же теперь с нами будет?

Ведьма тонко улыбнулась, устраиваясь поудобнее на плече Даэн, и вопрос как-то сам собой сошел на нет. Какая разница, Птица? Теперь все будет как должно.

Над горными хребтами плыл рассвет. Бирюзовые мазки облаков постепенно светлели, поглощая в себя цвета поднимающегося солнца, скрытого за тонкой дымкой. Даэн чувствовала, как утро наползает на заснеженные склоны – словно бы сама видела бледнеющее небо.

- Рассвет, - тихонько шепнула ведьма, подтверждая ее мысли.

Тихо. Тихо-тихо.

Я бы хотела видеть, как утро касается тебя, гладит линии твоего тела. Смотреть, как ты умываешься ледяной водой, и капли стекают по твоему лицу, блестят на волосах. Как ты ходишь босая по травам и неприметным тропкам, и лепестки цветов касаются твоих ног. Хотела бы вечерами брать тебя на руки, сидя с тобой на деревянном крылечке нашего дома, и смотреть с тобой на закаты. Долгими зимними ночами любить тебя до изнеможения, пока ты не уснешь в моих объятиях. Я бы хотела смотреть, как ты ворожишь над своими котлами, поешь своему богу и своим духам – и быть рядом с тобой, покуда этот мир не исчезнет в конце концов в вечном пространстве. Я бы пошла с тобой хоть на дно морское, к соленым травам и влажным пескам, камням и подводным сокровищам, хоть на небо, к самым облакам. Я бы…

Мара приподнялась на локте, и в полутьме ее профиль, освещенный тусклым светом, отпечатался на внутренней стороне век Даэн. Вот золотая линия ее шеи с изломом ключицы, переходящая в плавный скат красивой груди. Вот рыжий теплый блик, легким отсветом лежащий на ее подбородке. Вот тонкая прядь, черная – но золотая. Вся ты – из темноты и золота.

- Сегодня мы вновь расстанемся, северянка, - ее губы изогнулись в улыбке, такой тонкой, едва заметной – но от нее Даэн стало тепло и трепетно, - Ты представляешь? По крупице, по крупице для нас с тобой. Три капли в море.

- Мы не расстанемся, - Даэн рывком поднялась, ловя ее ладони и поднося их к губам, целуя нежные и в то же время жесткие руки, - Никогда больше. Я пойду за тобой к Сестрам и…

- Нет. – Слово ее было едва слышным, но Птица замерла, забыв все, что хотела сказать, - Ты пришла сюда для того, чтоб помочь племени – так помоги. Это гораздо важнее. Чем я, чем ты, чем кто-либо другой. Мы безымянные, Даэн, помнишь?

- Дождись меня, - ладони ее осторожно скользнули вниз, по позвоночнику ведьмы, бережно оглаживая ее спину, - Я вернусь через несколько дней, с вестями для Шедавар. Отправлю Птиц в Гильдию с докладом для Лорелей. Меред скажет, что я осталась, чтоб выяснить больше информации, все что угодно скажет – а я пойду с тобой. Я разделю с тобой твою дорогу, только позволь мне сделать это…

- Поцелуй меня.

Даэн осеклась, глядя ей в глаза. Ведьма моя. Сердце билось рваным ритмом, пока Птица исступленно целовала ее, крепко сжав в объятиях самую дорогую и нужную в мире женщину. Тени на стене сплелись в плавном танце, мягко перетекая друг в друга. Рывком Даэн усадила ее к себе на колени, позволив ткани упасть на пол, и отблеск огня за спиной колдуньи казался крыльями, сотканными из света.

- Вот так, - Мара отстранилась, тихо и светло улыбаясь, спокойная и удивительно легкая, - А теперь иди. Должно делать то, зачем мы здесь.

- Я не хочу уходить, Мара.

Это не мой голос.

- Я знаю.

Она лежала на мягких шкурах, нагая, теплая – и дикая, совершенно не на своем месте, чужая среди этих стен. Взгляд ее скользил вдоль белых шрамов, оставшихся у Птицы, касался россыпи веснушек на ее груди и плечах. Даэн ощущала этот волчий взгляд, полный тоски, нечеловеческой силы и еще чего-то, чему даже имени не было. И только боги знали, сколько сил ей нужно было на то, чтоб не броситься к ее ногам.

- Знаешь, море набирается по капле, - голос ее был задумчив и тих, - А пустыня – по песчинке, - взгляд ведьмы затягивал – как в том видении, что она показала Даэн. Птица знала, что звездное колесо в ее радужке навсегда врезалось в память.

- Дождись меня тут. Прошу тебя, Мара, дождись меня, а дальше – хоть на край света, хоть в саму смерть. Только позволь мне идти рядом с тобой.

Ведьма подошла к ней вплотную, так, что сквозь одежду Даэн ощущала тепло ее тела. Мягкое прикосновение – Мара надела на ее шею тонкий шнурок с серым камнем, в глубине которого посверкивали прозрачные грани. Кристалл холодил кожу – и в то же время грел ее, словно живой уголек.

- Ты ведь сама все знаешь, Даэн. Мне нет нужды обещать тебе то, что не в моих руках.

- Все в руках твоего великого бога, да? – горькие слова обожгли глотку. Птица дотронулась до камешка, кончиками пальцев огладив холодную поверхность. Если бог ведьмы и давал благость, то едва ли эта благость была тем, чего Даэн желала.

Мара обняла ее, мягко и бережно заключив ее в кольцо своих рук. Тихо поглаживая Даэн по волосам, ведьма тихонько пропела:

- Но все в руках великого вечного бога, имя ему – Любовь и Пустота, - она сделала шаг назад, - Мы еще встретимся, Даэн. Может быть, и здесь. Может, где-то на пороге неба, может, в иной жизни – но встретимся.

Птица шумно втянула носом воздух. Самое жестокое слово было сказано, и самая жестокая правда не станет мягче, если ее отрицать. Даэн кивнула, отводя взгляд. Рука сама собой потянулась к мешочку с тремя сокровищами, хранимыми у сердца.

- Кое-чего я тебе не сказала, Мара, - тонкие пальцы бережно распутывали шнурок, - Здесь я храню тот камешек со дна ручья, и ягодку земляники с дальних полян. Тогда пахло земляникой, когда я тебя встретила, - голос не срывался, а на душе было так тихо, спокойно… - А еще здесь есть цветок. Самый красивый цветок из всех, что я видела.

На белую ладонь выпал засохший стебелек с хрупкими лепестками, каким-то чудом сохранившими густой синий цвет.

- Это обережница. Мне так кажется, - Даэн усмехнулась, прикрывая глаза, - Она должна хранить любимых – так мне сказала Аллэи, а эльфийки уж точно разбираются в подобных вещах. Пускай будет у тебя. У меня здесь еще есть, так что ты возьми, пожалуйста, возьми…

А затем слов не стало. Даэн не знала, нужны ли они – богиня всегда насмехалась над ней, играла с ней, так и не научив ее тому, что верно. Птица никогда не знала, как нужно поступить, что нужно говорить – вот и сейчас было так же. Внутри вширь и вглубь раздавалась бесконечная пропасть, в которую сама она падала, и с каждой секундой падение это становилось все быстрее и все необратимее.

- Спасибо.

- Не за что. Береги себя.

Шаг дался с огромным трудом. Еще сложнее было улыбнуться напоследок и сказать – да так, чтоб голос был веселым:

- И помни, ведьма: я тебя отыщу. Где бы ты ни была, куда бы от меня не сбежала. Хоть к самим Сестрам, хоть к Ярис, хоть к своему Бессмертному. Я тебя отыщу и верну домой, и никуда ты от меня не денешься.

- Отыщи, - Мара не улыбалась. Спокойная зыбь в ее глазах полнилась птицами, улетающими на север, осенней дымкой и сталью океана, в котором спали утонувшие корабли, - Отыщи меня, Даэн. Я буду ждать.

Еще один миг Даэн позволила себе тонуть в ней, а затем с легкой улыбкой вышла из ее комнаты, тяжело печатая шаг.

Она смеялась, черпая руками прозрачную воду из весеннего ручья, и серебро лилось из ее ладоней. Тихий вечер плыл над их домом вместе с сизым дымком, растворяющимся меж деревьев. Косые лучи заката сквозь сосновые мягкие иглы падали в густую траву у крыльца, и сияние охватывало ее силуэт. Мара напевала песню о доме, набирая в глиняный кувшин студеную воду, и золотые блики-рыбки плясали в ее глазах…

Медленно и как-то надрывно-тяжело билось сердце.

Они сидели на склоне холма, кажется, июньским ранним утром. Мягкие ковыли волнами стелились над землей, белым покрывалом укрывая склон. Пахло чабрецом и шалфеем, васильками, ромашкой. В волосах Даэн путались лепестки, и Мара осторожно выпутывала их, отпуская по ветру.

Меред и Атеа мирно спали, каждая на своей лежанке. Лебедь что-то бормотала во сне, то и дело смешно посапывая носом. Совсем еще ребенок.