Врата Лилит (СИ)

  От пустопорожней болтовни котообразного Тимофея у Ганина затрещала голова и он хотел было уже, наплевав на всякую вежливость, сказать ему 'Заткнись!', но тут его внимание привлекло одно странное обстоятельство - впереди он увидел стремительно приближающийся дом с колоннами...

  - Ого, Тимофей! - воскликнул Ганин. - А разве мы не вперед ехали? Бьюсь об заклад, ехали мы вперед, вдоль реки, но почему вернулись обратно? Я ведь никуда не сворачивал, черт возьми!

  - Да вы, Алексей Юрьевич, не серчайте так, чертей не кличьте - плохая это примета, их звать! - опять заюлил и забалагурил Тимофей. - Тем более, что и звать-то их не надо - черти, как говорится, всегда при нас, как вши, а-ха-ха-ха! А в поместье мы возвращаемся... Дак заболтал я вас, Алексей Юрьевич, так вы и не заметили, как мы обратно-то свернули!

  - Да не сворачивали мы! - в сердцах воскликнул Ганин. - Я точно помню! Я-то хотел прогуляться во-о-о-о-о-о-о-он до того леса, посмотреть, что за туманом... Зачем мне опять в дом-то? А ну, дай-ка я один, быстренько...

  И, не дожидаясь реакции Тимофея, дал шпор коню и галопом поскакал в противоположную сторону, там, где стояла сплошной стеной пелена тумана. Почему-то Ганину во что бы то ни стало захотелось её пересечь и оказаться где-нибудь в другом месте. В самом деле, ведь где-то рядом здесь должно быть село Глубокое, а там, по слухам, есть дивная церквушка святителя Николая архитектуры XVIII века, работы самого Растрелли! Вот бы её посмотреть! Ганин припомнил карту местности. Глубокое должно быть как раз к северу от поместья, всего в километрах 10. Для лошади - это пустяковое расстояние, если держаться поближе к реке...

  Ганин ещё раз пришпорил коня и понесся так, что ветер засвистел в ушах. Благо, впереди был луг, деревья встречались редко, а потому ничего не мешало ему как следует разогнаться. На душе стало на диво легко и хорошо, особенно от того, что ему удалось так ловко избавиться от этого назойливого Тимофея-Котофея с его идиотскими рассуждениями о господах и слугах. Пьянящее ощущение свободы резко ударило в мозг, и Ганин радостно засмеялся.

  Однако через какое-то время иголочка тревоги неприятно кольнула его сердце. Хотя жеребец Ганина скакал галопом, но - удивительное дело - сплошная пелена тумана впереди никак не хотела приближаться, а луг, казалось, был и вовсе бесконечен. Пора бы уж показаться и лесу, в конце-то концов! Уж что-что, а карту окрестностей поместья Ганин знал досконально. Но - лошадь уже вся в мыле, а странный луг и не думал кончаться.

  Ганин соскочил с коня, а сам пошел пешком, потом побежал, но, сколько он ни старался, всё равно никак не мог добраться до полосы тумана! Да и солнце что-то не спешило показываться, облака не расходились, хотя прошло уже, наверное, часа полтора-два. Создавалось впечатление, что такая погода здесь решила застыть навсегда...

  Вдруг где-то позади себя Ганин услышал гулкий стук копыт. Он резко оглянулся и увидел - Снежану! В кавалерийской каске, белоснежной курточке, облегающих бедра и икры лосинах и черных, начищенных до блеска сапогах с высоким голенищем она была прекрасна, как юная амазонка! Ганин остановился и невольно залюбовался тем, как она гармонично двигает своим телом, приподнимаясь и опускаясь на стременах, как уверенно держит в руках уздечку. Создавалось впечатление, что они с конем вообще составляли одно неразрывное целое. Рядом с нею бежал огромный пес неизвестной Ганину породы, размером с шотландскую овчарку. Лохматая шерсть его была иссиня-черной как у вороны, морда - свирепой, как у дикого волка, а глаза - красными. Пес ни на шаг не отставал от всадницы, постоянно при этом поглядывая то на хозяйку, то на него.

  Ганин попытался было улыбнуться, но робкая улыбка тут же сползла с его лица - конь несся во весь опор прямо на него, да и собака - тоже. Поджилки у него затряслись, в сердце похолодело и скоро у Ганина осталось в голове одно-единственное желание - немедленно рвануть куда-нибудь в сторону, ибо животный ужас охватил все его существо. Ещё бы - одни только клыки и злющие глаза собаки чего стоят! Ганин с трудом подавил в себе это желание. Ему было стыдно убегать при женщине, да от такой собаки все равно далеко не уйдешь. Но глаза он все-таки прикрыл...

  Сильный удар в грудь - и Ганин кувырком покатился прямо на траву. Тяжелая туша навалилась на грудь, дышать стало трудно, а нестерпимо жаркое и зловонное дыхание огнем опалило уста и нос.

  - Тише, Цербер, тише, не кусать! Лежать! - раздался звонкий и властный голос. Ганин робко приоткрыл глаза и с ужасом увидел здоровенную пасть, усеянную длинными острыми, как кинжалы, зубами, прямо у своей глотки.

  Снежана ловко соскочила с вороного коня и, поигрывая арапником одетыми в черные бархатные перчатки ручками, подошла к Ганину.

  - Ну как тебе прогулочка, дорогой? Освежился?

  Ганин быстро кивнул головой.

  - Ну так пойдем домой! Завтрак уже готов. Что ж ты Тимофея-то не послушался? Он у нас кот ученый, умный... Если он повел тебя домой, значит, пора домой, не так ли? Нам ещё с тобой сегодня, между прочим, в гости ехать, а тебя ещё в порядок приводить надо... Цербер, фьюить, а ну встать! - собака тут же убрала свои передние массивные лапы с груди Ганина и он смог, наконец, подняться.

  Ганин молча взглянул в глаза наезднице и четко и ясно сказал.

  - Ты... не... Снежана...

  - ЧЕГО-О-О-О-О-О??? Как это я не Снежана!!! - гневно вскричала девушка и кожаные хвосты арапника свистнули всего в нескольких сантиметрах от лица Ганина - он едва успел отшатнуться -, сбив сразу несколько цветочных головок на том самом месте, где мгновение назад стоял Ганин.

  - Откуда у тебя эта чудовищная собака? Откуда этот кот на лошади? Это поместье Никитского?!

  - Никитского! А кого же ещё?

  - Откуда ты вдруг стала в нём хозяйкой?! - делая ещё шаг назад, сказал Ганин - а у самого от страха засосало под ложечкой - собака выразительно зарычала.

  - А может я его любовница была! Ты об этом не думал? Я этого Никитского знаю гора-а-а-а-а-здо дольше, чем ты! А теперь Никитский сплыл, а любовница осталась... Ганин потупил глаза - ответить ему было и впрямь нечего - подробности личной жизни Никитского ему были, конечно же, не известны. Он слышал, что у Никитского было много женщин и помимо жены, но кто они - естественно, он не знал. Симпатичная телеведущая вполне могла быть его пассией, а, может быть, - и главной пассией... Черт их разберет - этих олигархов!!!

  - Ну как, успокоился?

  - Да, Снежа...

  - То-то же! Поехали. Завтрак остынет, - она пронзительно свистнула и второй конь, оставленный Ганиным ранее, отозвался веселым ржанием.

  До поместья ехали молча. Ганин был мрачнее тучи.

  ...- Что-то аппетит у тебя, Леша, сегодня на редкость плохой. Уж не заболел ли ты? - намазывая вишневым джемом тост, спросила Снежана, испытывающе буравя Ганина своими фиалковыми глазами. Он действительно не съел ни кусочка - лишь выпил несколько глотков горячего кофе.

  - Да не хочется как-то...

  - Странно, обычно конные прогулки пробуждают аппетит. Я вот, например, голодна как волк - так бы и съела бифштекс с кровью или жареного молочного поросенка целиком, но... не могу - фигура дороже.

  - Мне тоже... дороже... - мрачно проговорил Ганин.

  Снежана опять бросила испытывающий взгляд на него, и у Ганина возникло ощущение, что она видит его насквозь, саму его душу, даже читает его мысли. Он почувствовал себя как обнаженный младенец, ему было неуютно и небезопасно.

  - Я хочу в город, Снеж...

  - Зачем?

  - Ну, узнать, как там с выставкой...

  - Не стоит. Все в порядке. Продана почто больше половины картин. Тебе больше никогда не придется думать о деньгах. Будешь сидеть здесь и писать, а я буду тебя вдохновлять, подсказывать тебе сюжеты...

  Лицо Ганина вытянулось, но он промолчал.

  - Я хочу увидеть хоть раз твою дочь... - уже совсем робко чуть ли не прошептал Ганин.