Дикая охота. Полотно дорог (СИ)

Даэн не перебивала ее, слушала внимательно, чуть хмуря красивые черные брови. Легкий ветер играл с вытрепанными из косы кудрями, путал в них свои прозрачные пальцы, заплетал меж прядей свет. Птица рассеянно потрепала свою вороную по холке, а затем обратилась к Маре.

- То есть все же можно научиться ворожить?

Мара вздохнула, пряча улыбку:

- Что ж ты не смотришь-то дальше, а, Птица? – Даэн вопросительно изогнула бровь, и Мара пояснила, старательно подбирая слова, - То, что для тебя ворожба да чудо, для меня – обыкновенная жизнь. И ничего удивительного в ней нет. Я, как и ты, гляжу на этот мир, делаю то, что мне должно делать, живу себе… Ничего больше.

- Но ты умеешь зажигать свечи одним взглядом, призывать ветра, обращаться светом… - начала было Даэн, но Мара остановила ее, подняв ладонь.

- Как и ты. Ты просто не можешь поверить в это.

Даэн фыркнула:

- Вот уж сомневаюсь, что смогу сделать хоть крупицу того, что ты умеешь – даже если буду всю жизнь вбивать себе в голову, что на самом деле в руках моих лежит колдовская сила.

- Вбивать в голову недостаточно, - заметила Мара, и Даэн вновь обратилась в слух, не отрывая взгляда от ведьмы, - Нужно верить всей собой, понимаешь? Каждой своей частичкой, каждую секунду, даже не верить – знать. Да и какое тебе еще нужно подтверждение, если у тебя в груди стучит сердце твоей Богини? Если ты можешь соединяться с Ней, с Ее помощью вытаскивать своих сестер из забытия?

Даэн нахмурилась еще сильнее, словно в ней боролись две истины, и она все не знала, чью сторону принять. Мара на миг залюбовалась красивой, жесткой линией ее скулы, темным изломом бровей, волевыми чертами лица, а затем Коршун тряхнула головой и медленно проговорила:

- Это все же другое, я думаю.

Мара рассмеялась:

- А что же ты так неуверенно говоришь мне это? Все есть суть одного, Даэн. Вопрос лишь в твоей вере. Ты веришь в силу Хартанэ, что живет в каждой из вас – более того, не просто живет, а воплощается. Вы открываетесь ей так, как я открываюсь всему живому, всей силе. Тому, что зовут Бессмертным. Дай ему любое имя, назови его как хочешь – он все равно останется одним и тем же, как бы его не пытались разделить, разорвать на кусочки. Сила, что поет в тебе, и сила, что поет во мне – едина. Это одно и то же. Мы просто работаем с ней разными способами. И то, что ты обращаешься к ней, доказывает, что каждое живое существо может сделать то же самое. Если захочет. Если оно будет готово к долгому и сложному пути. Если каждый из нас станет на эту дорогу… если мне выпадет счастье увидеть это, помочь этому хоть немножко, - она на миг запнулась, а потом в сердце стало горячо и болезненно-сладко. Мара вдохнула поглубже, прикрыла глаза и тихо промолвила, - Если так, то я буду самой счастливой на всем белом свете. Значит, все было не зря…

- Все итак не зря, разве нет? – так же тихо спросила Даэн, и сквозь пелену света под веками Мара ощутила ее взгляд – золотое солнце, застывшее в капельках смолы.

- Верно, конечно. Все так. Но только одной меня недостаточно для того, чтоб изменить мир. Как недостаточно тебя, как недостаточно сотни… Колесо замерло сейчас, как замирало уже неоднократно, и как замрет еще тысячи раз – если все будет продолжаться так же. Знаешь, Даэн… Я иногда думаю, что смысл не в том, чтоб начался новый оборот – ведь не существует того механизма, что всегда будет исправен.

- Что ты хочешь сказать этим? – голос Коршуна был спокоен и тих, мягок, а потому сказать то, что на сердце, оказалось совсем несложно.

- Я и сама не совсем понимаю, моя крылатая, - Мара усмехнулась, дернув плечом, - Быть может, позже Бессмертный даст мне ответ. Я ищу его – ищу с тех самых пор, как наступила Ночь Сна. Подумай только, ведь даже само воплощение силы Бессмертного, его душа, его дети – даже они подчиняются циклу Колеса, уходя в зиму на покой. Даже они заперты, в каком-то смысле. Быть может, нужно сломить его?

Некоторое время смысл слов ведьмы доходил до Даэн, а затем она недоверчиво воззрилась на женщину:

- Сейчас оно сломлено – и что? Так ли должно быть?

- Оно не сломлено – оно остановлено. Мне кажется, что… я не знаю, Даэн. В самом деле не знаю. Только иногда мне снится, что звезды падают с его спиц дождем, просыпаются все сильнее, а затем и вовсе разлетаются, и становятся свободными, и в каждой из них – жизнь, и жизнь – в каждом из нас, словно в тех звездах… И смерти, забытия и завершения пути больше нет. Больше нет совсем. Времена года все так же сменяются, но духи не засыпают, а смертные – не умирают. Колеса нет – и нет больше его законов, по которым мы должны, подобно духам, засыпать, оставляя тело, и возвращаться вновь в новой форме, проживая такую короткую, быстротечную жизнь.

Она замолкла, обдумывая каждое свое слово, прислушиваясь к тому, что сорвалось с ее собственных губ. Где-то там лежала правда, живая истина, и Мара все пыталась отыскать ее, перебирая мысли и ощущения цветными камешками в горсти, чтоб отыскать один-единственный. Где-то там, среди них – нужно было лишь найти его.

Мягкое прикосновение к руке вывело ее из этого прозрачного оцепенения, и ведьма вскинула глаза на Даэн. Птица, наклонившись к ней поближе, смотрела на нее, и пальцы легко касались ведьминой ладони, почти невесомо. Женщина некоторое время не двигалась и ничего не говорила, а затем серьезно проговорила.

- Я не совсем понимаю, что именно ты ощущаешь, что ты имеешь в виду, чего ты хочешь. Только ты знай одно: я пойду за тобой. И помогу тебе всем, чем смогу. Каким бы ни был твой путь, Мара. Все, что нужно сделать, будет сделано, я обещаю тебе.

- Как и я тебе, - просто ответила Мара, теснее прижимая руку к теплой ладони тавранки. Еще несколько мгновений они глядели друг другу в глаза, а потом расцепили руки, и вновь тишина воцарилась над миром.

Заснеженная пустошь тянулась перед глазами белым полотном, на котором неведомые мастерицы вышили узоры лесов, замерзших рек и городов. За спиной на высоком небе виднелись серые волны туч, вздыбивших мягкую шерсть – видать, недолго солнышко будет радовать землю своим ласковым взглядом. Впрочем, даже за такие крохи Мара была благодарна Бессмертному – все же сумел, выборол, подарил своим детям маленькую короткую сказку. Не проси большего, ведьма – он итак дает каждому все, что может отдать. Куда уж больше?

Ближе к вечеру небесный простор затянулся легкими белоснежными перьями облаков, в свете заходящего солнца ставших розовыми, пурпурными, золотыми, рыжими. Мара так давно не видела ярких красок, что сейчас ощущала в сердце сладкую-сладкую тоску по теплым летним дням, наполненным хмелем и горячим запахом хвои и земляники, по осенним вечерам, когда листья начинают желтеть, когда вода в озерах и реках становится синей-синей, словно драгоценные эльфийские каменья. Длинные зимние ночи, мерцающие звездами, пахнущие морозом и дымом из печной трубы, тоже были дороги ее сердцу – однако сейчас, как никогда, хотелось жизни. Такой, чтоб взахлеб, чтоб допьяна, чтоб лететь, подобно птице, падая все выше в июльское черное небо.

В груди заворочался дух, сонный и неуклюжий зимой – но все так же желающий свободы. Мара мягко коснулась зверя, и тот, недовольно ворча, вновь улегся, свернувшись теплым клубочком где-то возле ее сердца и укрыв его пушистым хвостом. Как вы там, мои лунные братья и сестры? Ждете ли меня, пропавшую? То была первая зима, когда Мара ушла от волков, и она почти что ощущала беспокойство стаи. Звери, воспринимавшие силу Бессмертного и его детей гораздо яснее, чем двуногие, привыкли к ней и полюбили ее, а потому скучали по ней. Мара не сомневалась, что в родном лесу ее помнят не только травы и деревья, но и луноглазая стая, и иногда ей так хотелось оставить тело и помчаться к ним, чтоб хотя бы на миг увидеть, чтоб рассказать им все… Однако до вольчих логов было слишком далеко – вряд ли тело продержится так долго без духа. Да и пугать Даэн лишний раз ей покуда не хотелось.

Мара рассказала Птице о том, что умеет выходить из тела, и что дух ее принимает волчью форму, рассказала в самом начале их пути к Эллоину. Даэн слушала, словно ребенок, жадно внимая каждому слову и глядя на Мару с восторгом и опаской, словно та оказалась ожившей сказкой. Впрочем, так, наверное, и было на самом деле. Ведьма не скрыла ничего – ни того, что долго в таком состоянии не может находиться, ни того, что пространство для духа не имеет никакого значения, и можно перемещаться в нем куда быстрее, чем привыкли смертные, ни того, что духу нравится свобода от тела, и он рвется наружу. Даэн приняла это спокойно – лишь полушутливо попросила, чтоб Мара не сбегала далеко от нее в лес, иначе она будет волноваться, но ведьма ощущала тревогу за ее веселым тоном. Оно и не мудрено: вряд ли какой человек будет рад, проснувшись рядом со своей любимой и обнаружив холодное тело, покинутое самой жизнью и едва дышащее. А посему с такими экспериментами можно и подождать – если Бессмертный позволит, ей на долю еще выпадет возможность увидеть стаю.