Дикая охота. Полотно дорог (СИ)

Меред осторожно подняла взгляд на Атеа. Та хмурила тонкие брови, глядя куда-то сквозь стену, и лицо ее было сосредоточенным и серьезным, как никогда. Ее профиль, тоже золотистый в свете факелов, казался драгоценной камеей – Меред видела такие безделушки у знатных горожанок, искусно вытесанные из самоцветных камней. Девушка чуть прикрывала глаза, и молодой Птице подумалось, что на ее ресницах могла бы лежать звездная пыль – до чего длинные, до чего густые…

- …И маменька хороша, ничего не скажешь. Муженек отвернулся – а она уже под короля ложится, - Атеа хмыкнула, протягивая руку за бутылью. Меред попыталась было отказаться от вина, но Лебедь обожгла ее таким взглядом, что девушка тут же убрала ладонь, которой прикрывала свой кубок, и позволила подруге вновь его наполнить, - Тоже, видать, жизнь у нее скучная была. «Дай-ка прыгну в койку к его величеству, старому козлу – то-то все повеселимся!».

- Может, она любила его, - рассудительно предположила Меред, стараясь не встречаться глазами с Атеа – слишком ядовитой сейчас она была. И слишком красивой, - Или он был молод, когда они встретились.

- Не смеши меня, - фыркнула Лебедь, - Я помню этого выродка, когда он приезжал в Эглеир с торговым визитом. Я предполагаю, какого рода был визит на самом деле… Так вот он еще тогда был развалиной древней – не думаю, что пять-десять лет играли особую роль. Мерзкая скотина, - она поморщилась и тут же осушила свой кубок, даже не кривясь.

Меред лишь пригубила кислый напиток и сразу же отставила кубок в сторону, стараясь не привлекать к этому внимание. Если уж Атеа решила ее споить, вряд ли ее что-то остановит. Но Птице не хотелось так – ей хотелось смотреть на эту несносную девушку, слушать ее, хотелось хоть чем-то помочь обычной, хоть и зазнавшейся девчонке, на которую вдруг свалилась такая странная, почти невероятная правда. Она – королевская дочь. Единственная законная наследница престола Тиннереда, правительница огромной, сильной страны, за которую готовы драться соседние державы… Атеа – дочь короля.

Это было до того странно, до того… удивительно, что Меред до сих пор не понимала, как ей к этому относиться и как себя вести с ней. С одной стороны, это меняло все. Теперь Атеа была выше ее, гораздо выше, теперь по этикету ей должно было кланяться в ноги и испрашивать разрешения поднять на нее взгляд. Теперь Меред не могла просто так осадить ее, мягко, но настойчиво остановить поток ее колкостей, направленный на все и всех вокруг. Отныне все должно быть иначе – это логично, это правильно, это так, как прописано во всех книгах, что Меред прочла за свою жизнь.

Но с другой стороны, перед ней сидела все та же Атеа – та самая Атеа, что могла одной своей ухмылкой взбесить даже мудреца, та Атеа, что постоянно нарывалась на неприятности и умудрялась выпутаться из самых тяжелых переделок. Та девушка, которую знала вся Гильдия – от мала до велика, и та, которую вся Гильдия хотела. И сейчас она развалилась на старенькой табуретке в каменной крохотной комнате, наполняя свой кубок в третий раз, и ее ноги лежали на коленях у Меред, как и десять лет назад. Ничего не изменилось. И для Птицы по-прежнему не существовало других женщин – была лишь она, девушка с водопадом золотых кудрей, ехидная, колкая, ядовитая, невыносимая… Любимая.

В груди золотым цветком распустилась мягкая нежность – словно тугой клубок развязался, и теперь Меред дышала полной грудью, чуть ли не захлебываясь в этом потоке света, вдруг расплескавшемся здесь. Она не знала, что там будет завтра, не знала, куда еще повернет их тропка, такая размытая и неясная – но знала одно: она будет рядом со своей королевной, что бы там ни случилось. Здесь и сейчас они замерли во времени и пространстве, и ничто больше не терзало ее, не тревожило, и слова в ее голове наливались тяжестью, готовые вот-вот сорваться с губ. Там уж сама решай, оттолкнешь ли меня или приветишь… Только сил моих нету больше. Помогай, Хартанэ.

- Что ты будешь делать, Атеа? – молчание нужно было забить хоть чем-то – слишком сильно страх сотрясал все ее существо, и Меред готовилась к самому сложному в собственной жизни испытанию, почему-то оттягивая момент, что должен был наступить неизбежно.

- Напьюсь, - девушка покачивала в руке кубок, и Меред видела, как алая жидкость перетекает в нем, поблескивая в рыжих отсветах пламени.

- Нет, я не о том… Позже, когда это все закончится, - Меред осторожно опустила руку на тонкую щиколотку, мимоходом подумав о том, что ножка Атеа помещается у нее в ладони. Лебедь пожала плечами, все так же глядя куда-то мимо нее.

- Не имею ни малейшего понятия, Меред, дорогая. Постараюсь выжить, въехав в Тиннеред, - она ухмыльнулась, - Знала бы ты, какое там змеиное гнездо. Все эти жеманные куры ощипанные, прикрывающие свои телеса шелками, обмахивающиеся костяными веерами и улыбающиеся так, словно им рыбья кость поперек горла стала… Богиня, даже вспомнить противно.

- Ты же говорила, что при дворе хорошо, - мягко напомнила ей Меред, - Тогда, еще в детстве, помнишь?

- Дурой была, - отмахнулась Атеа, досадливо кривя губы, - Видишь ли, дети все иначе видят. Смотрят будто бы сквозь, - она помолчала, думая о чем-то своем и давая Меред еще одну возможность насладиться этим моментом: в задумчивости Атеа становилась совсем уж неземной, - Ребенок видит красивую обертку, играет с ней, как с самой чудесной в мире игрушкой, радуется этому так чисто и искренне… Я тоже радовалась и видела только цветную мишуру. Сейчас, если обернуться, если вспомнить все эти взгляды, все слова, брошенные будто бы вскользь, все станет простым и понятным. Все, сокрытое для детей, явится взрослым, как божий лик является деревенскому пьянчуге – кристально ясно!

Она подлила еще вина Меред, и на этот раз девушка даже не стала протестовать. Быть может, так будет легче? Впрочем, в голове было ясно и светло, словно сама Хартанэ высветила ее изнутри, укрывая солнечными лучами все старые раны, сшивая грубые рубцы и залечивая их, и Меред ощущала, что еще чуть-чуть – и страх совсем сгинет, и тогда можно будет. Наконец-то можно будет.

- Давай, Меред, - Атеа отсалютовала ей, переводя на нее взгляд, и что-то в груди Меред оборвалось – никогда она не видела ее так ясно, как сейчас, - За разбитые детские иллюзии и за правду, которая всем нам однажды надает добрых таких оплеух. Рано или поздно – но каждому из нас.

- За тебя, Атеа, - тихо ответила ей Меред, выпивая вино и не заедая его. Пусть так. Пускай, пускай так – может, это и впрямь придаст мне смелости…

Лебедь отставила кубок и, скрестив руки на груди, уставилась прямо на Меред, и от этого взгляда нельзя было ни спрятаться, ни скрыться. Она умела смотреть так, словно раздевала – только в этот раз она сдирала с Меред не одежду, а слои ее собственной души, под которыми оставалось крохотное зернышко, единственно-верная, настоящая искорка, которая и была самой Птицей. Девушка ощущала, как она остается наедине со всем миром, наедине с Атеа, совсем лишенная своих щитов, своей защиты, которая так надежно оберегала ее все эти годы от других… И это было хорошо.

- Не знаю, Меред. Вот честно – бес его знает, что там дальше будет. Мне… - ее голос вдруг изменился, стал мягкой рекой, теплой и ласковой, и слова, словно вода, омывали Меред, - Мне не нужно это все. Такая шелуха… - она покачала головой, усмехаясь, - Короны, титулы, границы… Мне плевать. Я не просила этого, и оно мне вообще не сдалось. Сделаю то, чего от меня Гильдия ждет – по крайней мере, постараюсь, - а там уж посмотрим. В конце концов, организую королевский бордель при дворе и буду отсылать девок к тем же эльфам. Оно и казне хорошо – эльфы платить будут, и им удружу – а то совсем скучно живут, ходят все, угрюмые, злые какие-то…

Меред ощутила, как смех впервые за долгое время рвется наружу, и вскоре их хохот стоял в комнате, озаряя мрачное помещение перезвоном весенних колокольчиков. Просто вдруг стало так легко, так радостно, так светло, что уже и не важно было, так ли действительно наполнены смехом ее слова. А потом последний узел развязался, и распущенная нить золотым канатом опала куда-то в вечную пустоту.