Каждое обятие (ЛП)

— Ты намного лучше, чем столп, и вовсе не сделан из камня. Ты знаешь, я не думаю о тебе так на самом деле, верно? Ты мне нравишься. Я действительно, честно, я идиот. Пожалуйста, прости меня? Останься?

Он так хотел передать это чувство, что он снова забыл не прикасаться ко мне, и теперь его ладонь была расправлена на моей груди, как бы успокаивая меня телепатически, несмотря на то, что, как человек, он не обладал ничем подобным.

Тем не менее, вид его пробуждал что-то глубоко внутри меня.

— Да, я останусь.

Он улыбнулся, затем скрытно огляделся вокруг нас.

— Эй, ты думаешь кто-то смотрит?

— Извините?

— Они могут нас увидеть?

— Я считаю, что относительная темнота позволяет частично скрывать…

Он крепко обнял меня, с облегчением вздохнув, с удивительной силой сжимая ткань формы на моей спине, прежде чем отступить. Прежде чем я мог даже отреагировать, или вернуть объятия, или, возможно, оттолкнуть его изо всех сил, прежде чем это стало чем-то более дружелюбным, чем думал Джим… он отпустил меня.

Мягкий и совершенно неожиданный стон желания пробился сквозь мои губы, но Джим ярко улыбался и, казалось, не заметил.

— Мне нравится, что я могу просто делать это каждый раз, когда захочу, — сказал он, и в его голосе появилось игривое преимущество, но я больше не был настроен на игры. По крайней мере, не такие невинные игры, которые могут произойти в общественном месте.

— Наше отсутствие, должно быть, уже заметили, — сказал я ему.

— Но я люблю прятаться. Это весело.

— Я не нахожу в этом ничего весёлого, капитан.

Это было не весело. Это было неприятно и раздражающе, и я хотел прижать его к стене и не сдерживать все те многие, многие вещи, о которых я, конечно, не думал сейчас в этот момент, например, позволяя ему ощутить всю полноту моего разочарования и кражу дыхания своим языком.

— Ну, я полагаю, мы должны отдохнуть. Большой день завтра и всё такое, — сказал Джим, пожав плечами. — Встретимся в нашей комнате?

— Это приемлемо.

Было бы нелегко не стереть этот всезнающий взгляд с его лица поцелуями.

Я собирался сделать всё возможное.

Комментарий к Часть 12. Двенадцатый раз

П/а: Так… я думаю, что я была профессиональным палачом в прошлой жизни. Мне нравилось мучить людей. Я сделала это для живых. К счастью, в этой жизни мне стало нравится мучить вымышленных людей (и только с UST, который намного лучше, чем ножи и другие острые предметы, в любом случае), так вот, вы знаете нечто…

Я люблю вас всех? :Д***

========== Часть 13. Тринадцатый раз ==========

— Ваше упрямство может быть симптомом устаревшего и ошибочного чувства человеческого рыцарства, которое диктует, что вы должны предложить мне самую удобную поверхность для отдыха.

Джим снова застонал, в отчаянии поднимая руки вверх. Мы оба стояли у подножия большой кровати с балдахином, но никто из нас не переоделся в подходящую одежду для сна.

— Спок, послушай…

— Я остро нуждаюсь в медитации и не буду спать сегодня вечером. Итак, вы видите, всё это…

— Ты ведь шутишь, правда? Что ты думаешь, я не заметил, как ты устаешь в последнее время? Сегодня вечером у тебя есть идеальный шанс получить сон, и я приказываю тебе взять его.

Его слова были неожиданными. Я считал, что моя потребность в отдыхе осталась удачно скрытой от капитана. От всей команды, по сути. Это заставило меня мгновенно перестать думать о его словах. Я гордился своей вулканской дисциплиной (хотя в последнее время даже этого было ужасно недостаточно) и неустанно трудился, не выражая эмоций. Возможно, я был под ложным впечатлением? Могут ли все увидеть мои чувства, несмотря на все мои старания не показывать их?

— Расслабься, Спок, — сказал Джим, обеспокоенно. Моё выражение лица не изменилось, он не мог знать, что я огорчен. — Я единственный, кто понял это. Но это серьёзно, не так ли?

Это правда, что я начал настаивать на рекомендуемых ограничениях времени, даже если вулканец мог провести его без всякого отдыха, но за последние два месяца я был занят — утомлял свой ум, выполняя как можно больше одновременных задач, так ни разу не поспав.

— Капитан, уверяю вас…

— Не надо. Даже не пытайся это отрицать.

Я чувствовал, что Джим знает мои мысли, но когда я обдумывал это, он оторвал взгляд от меня и повернулся к кровати.

Как он догадался, что я устал?

— Это что-то в твоих глазах, — рассеянно ответил Джим, когда он начал брать подушку и одеяла и бесцеремонно складывать их на пол. — Для меня это довольно очевидно, — добавил он, и его тон звучал совершенно не громче шелеста ткани. Он не понимал, что я пытался скрыть истинную степень моих мук. Для него чтение моих эмоций было… нормальным.

Я был удивлен.

— Я удивлен.

Джим усмехнулся.

— Ты должен поспать, Спок. Если ты допускаешь столь сильное истощение, ты должен будешь умереть, стоя на ногах.

— Хотя идея покоя не лишена добродетели, я уже сообщил вам о моей необходимости медитировать. Медитация будет достаточно расслабляющей, — даже если бы я достиг расслабленного состояния. В последнее время всё труднее управлять им, поэтому многие вопросы без ответа и неосуществленные… убеждения не способствовали спокойствию и безмятежности.

— Спок, пожалуйста. Я сказал, что хочу, чтобы ты не усложнял, — сказал Джим. — Будь логичным: я не позволю тебе занять пол, поэтому просто отпусти это, прежде чем дело дойдёт до драки. И не в хорошем смысле.

Его слова вызвали раздражение, невзирая на мои попытки задушить это ощущение.

— Я не знал о существовании «хорошего вида» физической агрессии, — сказал я и взял одеяло с пола, чтобы вернуть обратно на матрас.

— Ты знаешь, что я имел в виду, — раздраженно сказал Джим.

— Поясните.

— Ни за что, — он засмеялся, покачал головой и протянул руку, чтобы снова схватить простынь. Я легко перехватил её и воспользовался минимальной силой, необходимой для его остановки.

— Тогда я могу быть вынужден прибегнуть к указанной физической агрессии.

Капитан освободил руку и расставил ноги в решительной позиции того, кто уже всё решил.

— Спок, хватит, достаточно. Я не сдвинусь с этого места, пока не увижу, что ты лежишь. Спать. Ладно, просто сделай, как я говорю, чёрт возьми.

— Вы уйдёте с моего пути, — приказал я и подошёл ещё ближе, пытаясь запугать его своей высотой или силой. Конечно, я должен был знать, что это бесполезно.

— Нет, не уйду. Когда-нибудь, — и он улыбнулся нахально, дерзко, вызывающе.

Возможно, я был измотан. Конечно, моё терпение уже давно истощилось, но это никоим образом не оправдывало то, что я сделал дальше.

В лёгком (о, таком лёгком) движении я поднял тело Джима в воздух.

— Спок?!

И бросил его на кровать.

Он с криком приземлился на матрас, и тут же попытался сесть; щёки покраснели, глаза сияли, а рот был раскрыт от изумления. Внутри меня всё горело, и я не мог успокоиться, отвечая на то, как его мысли вылились через его кожу, прежде чем я подумал о них.

Потому что я чувствовал, что он тоже горит.

— Я не могу поверить, что ты только что сделал это, — сказал он, наконец, в выражение его лица ползла злая улыбка. — Я не могу в это поверить.

— Вы останетесь там, — сказал я.

Если бы он переместился, если бы он даже чуть сильнее улыбнулся, то я не смог бы этого вынести.

— Нет, я не думаю, что я это сделаю, Спок, — разумно сказал капитан и начал ползти ко мне.

— Джим, пожалуйста, — сказал я, прежде чем я смог остановить себя, отступая, пока не коснулся самой дальней стены.

Он встал, но остался неподвижным, далеко от меня.

Я не мог мыслить логически. Я не мог говорить.

— Знаешь, это не преступление.

— Оставайтесь на месте.

— Я не двинусь, если тебе от этого неудобно, — он снова поднял ладони в человеческом жесте капитуляции. Он не знал, что этот жест, выполненный в спальне, может означать в вулканской культуре, и я бы не стал, не мог, ни при каких обстоятельствах рассказывать ему этого. — Видишь? Я остаюсь здесь. — Он сел у подножия кровати.