Каждое обятие (ЛП)

— Спасибо.

— Ты ответишь на мой вопрос?

В моём мозгу пронеслось миллион альтернатив в мгновение ока; миллион возможных ответов.

— Нет.

Джим явно не удивился.

— Ладно, но я бы хотел сначала кое-что прояснить, если с тобой всё в порядке?

Я бы предпочёл, чтобы он перестал говорить, потому что его голос был грубым и привлекательным, и невероятно заманчивым в этот момент. Но я бы не помешал ему высказать своё мнение.

— Я знаю, что ты явно ничего не чувствуешь ко меня в… романтическом смысле. Я имею в виду, мы друзья, и я согласен с этим, мне это нравится. Здорово. Мне нравится быть твоим другом. Но если бы ты меня привлекал, то это не было бы преступлением или чем-то ещё. Это то, что я пытаюсь сказать. Потому что я…

— Джим. Я не…

— Подожди, и позволь мне закончить.

Мне хотелось, чтобы пространства между нами было больше, или моё зрение хуже, или комната темнее. Мне жаль, что я мог видеть это выражение упрямой силы, которой я так восхищался и уважал в такой совершенной детали, или заметил, что пот катится по его шее, или огни отражаются в его глазах, ослепляя меня.

— Я думаю, что ты действительно очень горячий.

— Что? — крик вырвался из моего горла, и мой разум не смог опосредовать его интенсивность.

Он широко усмехнулся, но действие не полностью соответствовало его выражению.

— Ты слышал меня; я думаю, что ты великолепен. Действительно, я имею в виду, что уши, разрез глаз, всё это, чувак, сводит меня с ума. И позволь мне просто сказать, что от того, как ты обнимаешь эту стену прямо сейчас, у меня всё горит и волнуется. Так же, как ты наклоняешься к своей станции, когда хочешь проверить свои показания на мостике. Я всегда хотел знать; действительно ли это необходимо или тебе просто нравится убивать меня медленно?

Мне никогда не понравилось бы причинять боль капитану, не говоря уже о его убийстве. Это была странная фигура речи.

Однако я уже знал, что это не совсем Джим. Я считал это с мельчайших лицевых маркеров, с которыми я так хорошо познакомился за то время что мы вместе. Его небольшая речь была произнесена так, когда он говорил, не желая, чтобы другие люди знали его истинные эмоции. Он редко использовал этот тон со мной; я был разочарован, услышав это сейчас, и разочаровался в том, что он, вероятно, не имел в виду и половины того, что он сказал.

— Это шутка? — осторожно спросил я.

— Отчасти, да, — он усмехнулся, мне это тоже не понравилось. — Но я нахожу тебя привлекательным, — сказал он более серьёзно. — И нет ничего плохого в этом, не так ли?

Я медленно покачал головой, не совсем убедившись, что я понял его «точку» зрения, так сказать.

— Итак, что я пытаюсь дать тебе понять: людей могут привлекать люди, не будучи влюбленными в них. Или как-то так. Вообще. И… ты получеловек. Значит, если бы ты согласился, значит, это ничего не значит…

— Признание чего-то означает, что это правда, — сообщил я ему.

— Да. Ты говоришь, что это не так?

В эту секунду я решил, что не скажу ему. Необходимая ложь, чтобы спасти капитана от любого дискомфорта и унижения. Понятно, что этот разговор не понравился Джиму, несмотря на его слова уверенности, потому что ему тоже нужно было лгать.

Очень хорошо.

— Я не заинтересован вами, Джим.

— О. Тогда ладно.

Он единожды кивнул и не допустил даже намёка на боль, чтобы показать на своём лице. Я начал идти к нему, ещё раз подтвердив свою способность не прыгнуть на него сверху и погрузиться в его сознание и его тело.

И вдруг он начал снимать рубашку.

— Что вы делаете? — потребовал я, останавливаясь на своем пути.

Джим поднял взгляд, прекрасная картина непонимания и наивности.

— Что?

— Почему вы снимаете свою одежду, капитан?

— Хм… спать? Я хочу этого?

О. Конечно. Конечно, он собирался переодеться в подходящую одежду. Естественно. Это было вполне понятно.

Однако мне было бы разумно не смотреть на него, пока он это делал, я чувствовал.

Совершенно разумно.

Нужно, даже.

Обязательное условие.

Жизненно важное.

— Спок? Ты хорошо себя чувствуешь?

Я сжал кулаки с такой силой, что мои ногти впились мне в ладони, и неожиданная вспышка болезненного возбуждения заставила меня задохнуться.

— Да.

— Ты уверен? Звучит неубедительно.

Я слышал, как он встал (я отвел взгляда от его обнаженной груди, сверкающей в приглушенном освещении, почему я должен быть подвергнут пыткам, почему он не счёл нужным позволить мне хоть мгновенную передышку, пожалуйста?) и сделать предварительный шаг ко мне.

— Всё нормально, благодарю вас, капитан.

— Скажи это мне в лицо, и я поверю тебе, — легкомысленно заметил он.

Я повернулся к нему лицом. Его штаны, неустойчиво цеплявшиеся за бедра, стали первыми, на чём я остановился.

— Что-то не так, Спок?

— Не всё.

— Ой. Хорошо, хорошо, это странно для тебя, если мы оба будем спать на кровати, а потом, видя, как ты так чертовски настроен, не позволяя мне спать на кр…?

— Нет!

В ужасе я чуть не сжал рот. Я вышел из-под контроля. Я действительно нуждаюсь во сне, так как было ясно, что нейрон-синапсы в моём мозгу были неисправны.

— Нет, это не странно для тебя или «нет», ты не хочешь спать на кровати? — спросил он с недоумением.

Я не знал, как ответить. Это была одна из многих причин, почему ложь никогда не должна быть вариантом.

— Я имею в виду, ты сказал, что я тебе не нравлюсь, или что-то ещё, — добавил Джим, и иррационально нелогичный всплеск гнева заставлял меня прижать его к себе, но я удержался.

— Конечно, вы тоже можете спать на кровати, капитан, — сказал я, призывая всю свою жизнь, чтобы изучить мои эмоции, создавая хотя бы видимость моего спокойствия.

Джим поднял брови.

— Тогда ладно. Здорово.

Он начал расстегивать штаны, и я отказался пройти через это и убежал из комнаты. К тому времени, как он поднял глаза, я был снаружи.

В коридоре прохладный воздух не успокаивал, тёмное небо сквозь стеклянные окна не успокаивало, и всё, чего я хотел, — это бежать обратно. Не просто идти, а бежать.

— Спок? — голос Джима звучал так же громко, как если бы он говорил мне на ухо.

У меня были… сомнения. Как прекрасно, человек со мной, подумал я с тревогой. Был ли я достаточно силён, чтобы вынести это? Возможно, если бы у меня было время создать ментальный щит, который был бы достаточно силён, или если бы я не был так измотан, но теперь… Раньше я никогда не чувствовал этого страха. В течение всего моего существования я боялся гнева, боли и печали. Но никогда…

— Спок?

Я вернулся в комнату.

— Ты не хочешь сказать мне, что, чёрт возьми, происходит?

— Ничего не происходит. Теперь, пожалуйста, давайте просто ляжем спать, это приемлемо?

Он, по крайней мере, носил свободные шорты. Я знал, что должен быть благодарен за это.

Но я не мог чувствовать никакой благодарности.

— Значит, мы просто притворимся, что ты не вышел из комнаты без объяснений? — фыркнул Джим.

— Да, — сказал я и снял рубашку с большей силой, чем это было, по-видимому, строго необходимо, таким образом разрывая рукав.

— Эй, ага! — засмеялся Джим, чувствуя нервозность в своём тоне.

— Что? — я подошёл к своему чемодану и положил сложенную одежду внутрь.

— Я только что признался, что меня влечёт к тебе, и ты не собирался дать мне маленькое предупреждение, что ты собираешься снять свою одежду?

Я подумал, что моя обнаженная кожа может соблазнить Джима. Это было… пьяняще.

Мой гнев исчез с беспокойной скоростью и был заменён подавляющим счастьем.

— Вы не предупредили меня, — ответил я спокойно.

— Ты сказал, что я не привлекаю тебя, — возразил Джим с торжественной усмешкой.

— Я знаю, что я сказал, и придерживаюсь этого, капитан.

— Хорошо.

Мы повернулись, как один, к большой койке. Моё новое счастье слегка колебалось, когда меня озарила перспектива ночи, проведенной, удушающей каждый инстинкт, без медитации.