Ульфила

ет быть, понимаю, что такое мирный договор с ромеями. И как вкусно можно поесть и сладко выпить под этот договор. А они воины. Они на мои соображения плевать хотели. Им такое подавай, чтоб за душу забирало. А какая у них душа — то тебе, наверное, рассказывать лишнее, сам знаешь. Нет, — заключил Фритигерн, — если ты хочешь хорошо сделать свое дело, ты должен питаться по-человечески, а не травой, будто лошадь или коза.

Тут Ульфила его и огорошил — про великий пост рассказал. Фритигерн рот приоткрыл. И как выпалит, прерывая на полуслове:

— Что?! Сорок дней дерьмо жрать и баб не трогать?

Епископ расхохотался. Больно глупый вид у князя был. Фритигерн это быстро понял, мгновенно удивление свое подавил и постарался дело в шутку обратить.

— Похоже, этот мирный договор мне дороже станет, чем я думал.

Они разговаривали, как часто в эти дни, прогуливаясь по дороге от селения к сенокосному лугу и обратно.

Несмотря на годы, Ульфила оставался легким на подъем и подвижным. С возрастом утратил юношескую угловатость и неожиданно стал благообразен.

Снег уже начал таять, зима умирала. Скоро весна, начало страды. О том, как растить пшеницу, Ульфила знал значительно больше, чем можно было ожидать от епископа.

Он вообще начинал скучать по своей общине. Подолгу вспоминал то одно, то другое. Рассказывал об отце Меркурина, Авдее; о своем дьяконе Силене. Фритигерн смеялся.

Описывал Ульфила и маленькую деревянную церковь на берегу речки. Про церковь Фритигерн слушал чрезвычайно внимательно. Он добросовестно относился к взятому на себя обязательству стать христианским владыкой и потому не упускал ни одной мелочи.

Однажды разговор зашел об Атанарихе. Фритигерна послушать, так чем Ульфила от него, Фритигерна, отличается? Одинаково повздорили они с Атанарихом, одинаково часть племени от него оторвали и за собой увлекли. Разве не так, епископ? Возрази мне, скажи, что я ошибаюсь.

И ничего не сказал на это Ульфила. Было какое-то глубокое различие между тем, что делал Фритигерн, и тем, что делал в своей жизни Ульфила. Но в чем оно заключалось и как его отыскать — этого он объяснить не мог.

Да и некогда было. Другие заботы подступали.
* * *

Ульфиле казалось, что Пасха стала наступать значительно чаще, чем прежде. Раньше год тянулся и тянулся и был длиною в целую жизнь. А теперь только успевай поворачиваться. Перед началом того самого великого поста, которым пугал Фритигерна, объявил во всеуслышание: кто всерьез хочет в христианскую веру обратиться, пусть скажет сейчас, ибо время для того настало.

Вези фритигерновы на площади собрались, где обычно суд вершился. Там и проповеди Ульфилы слушали. Успели уже привыкнуть к этому худощавому старику, за которым, как привязанный, таскался молодой золотоволосый ромей.

Проповеди им очень даже нравились. Сперва Ульфила что— нибудь рассказывал, всякий раз новое. После слуга или сын его, этот Меркурин, по книге нараспев читал.

Книга эта тоже всех интересовала, особенно Фритигерна. Князь, конечно, знал,