Хальдор из Светлого города

кофе у тебя остался?

— Остался, — нехотя ответил гном. — Вы знаете, господин барон, в последнее время у них там стало плохо с этим продуктом. То есть, я хочу сказать, что его там стало мало.

— Я разложу костер, а ты сбегай за кофе, хорошо? — невозмутимо предложил барон.

Лоэгайрэ пошевелил носком башмака стройный стебель подорожника и, подавленно вздохнув, пошел к своему дому, который располагался неподалеку, построенный между ветвей могучего дерева.

Барон набрал веток ольхи посуше, аккуратно сложил их и стал ждать Лоэгайрэ. Гном появился примерно через полчаса. Он деловито пыхтел. В руках у него лихо раскачивался котелок, на дне которого лежали скудные припасы. Барон зажег огонь и с котелком в руках спустился к реке.

День уже угасал. Яркие краски померкли, свет стал мягким и грустным. Барон разулся, закатал штаны и вошел в холодную воду, чтобы зачерпнуть не у самого берега.

— Хорошо, что маменька ваша не видит! — крикнул с обрыва Лоэгайрэ.

Барон выскочил на берег и торопливо обулся. Вскоре Лоэгайрэ услышал, как он с хрустом продирается через ольху. Они повесили котелок над огнем и в задумчивости принялись жевать хлеб, принесенный гномом из дома. Барон заметил, что хлеб черствый, вероятно, из корзинки, куда хозяйственный Лоэгайрэ складывает не самую первосортную еду, и усмехнулся. Лоэгайрэ хорошо понял значение этой усмешки и, чтобы избежать неприятных для него разговоров, быстро поинтересовался:

— Папенька ваш, вероятно, путешествует?

Барон кивнул.

— Уехал искать зеленые и розовые камни на Белые горы.

— А госпожа баронесса?

— Ну что ты, маму не знаешь? Помчались вместе с ним. Она у него вместо оруженосца. Бросила на меня Альдис…

— Прелестная крошка, — с фальшивым умилением произнес гном.

Барон подавился.

— «Прелестная»! Крошке, во-первых, уже девять лет…

— Идут годы, — вставил гном и закивал, прикрыв глаза, чтобы не видеть яростного взгляда барона.

— Злючка-колючка, троллев подменыш, — сказал барон с чувством. — Махтельт научила ее кое-каким фокусам, и жизни от обеих не стало. Ох, ну зачем ты о ней вспомнил? Я говорю Иннегерд: «Мама! Давайте отдадим ее в приют к Фейдельм!» Она, конечно, ужасно возмутилась: «Это же твоя сестра! Как ты мог такое сказать? Ребенка в приют? При живых родителях?! И тут же уехала на Белые Горы с отцом. — Он трагически вздохнул. — Вот и все тебе „живые родители“…

Они заварили кофе, и нестерпимо сладостный, уютный запах поплыл над рекой.

— А где теперь крошка Альдис? — поинтересовался гном, скорее из соображений безопасности, чем из искренней любви к прелестному дитяте.

— Кто ее знает… По Лесу где-то шляется. В кустах неподалеку что-то зашуршало. Лоэгайрэ содрогнулся и пронзительным вороньим голосом вскрикнул:

— Кто здесь? Из кустов угрюмо вылез Хальдор. Он не мог понять, почему Лоэгайрэ посмотрел на него почти с любовью.

— А я уже беспокоился, не случилось ли чего с тобой, — сказал он.

— Что со мной случится, — буркнул Хальдор и покосился на барона.

Барон