Человек, который зажигает звёзды

Я молча сидел, свесив ноги с парапета. А внизу расстилался мир. Интересно, что чувствует бог, когда смотрит на нас из-за облаков? Страдает ли он вместе с нами, радуется ли нашим победам, тоскует, как и мы, об утраченном. Или он смотрит на мир по-другому? Ведь утрата одного может стать приобретением другого, и нельзя при этом поддерживать обе стороны. Или он знает ответ на вопрос, разгадку которого ищут многие поколения людей. Он знает то, что будет с нами дальше, когда мы освободимся от телесных оболочек и поэтому наши мирские хлопоты его ни капли не волнуют, ведь, в конце концов, это неважно. Но что в конечном итоге имеет значение?

Похоже, мне нельзя оставаться одному, мозг этого не простит.

– Сегодня мы без приключений? – чуть правее от меня, свесив ноги, как я, сидел Ганс, – Мне всегда было интересно: а что произойдёт, если плюнуть вниз?

– Да, друг. Сегодня мы без приключений. Да и плевать туда не самая лучшая идея я, думаю, – не отрывая взгляда от белёсой дымки облаков, расстилающихся под ногами, ответил я.

– Ты слишком много думаешь, – сокрушённо покачав головой сказал он, и, издав характерный звук, громко плюнул вниз, – Ну вот, смотри, попал в Гренландию, фиговый из меня стрелок.

– Хорошо хоть не на человека, – вновь сердито буркнул я.

– Слушай, а ты всегда был таким занудой? Даже в детстве? – неожиданно переспросил он, и сам ответил: – Конечно, был, зачем я спрашивал. Ты никогда не умел нормально расслабляться. Сплошной комок желчи и нервов.

– Зато ты, похоже, освоил эту науку в совершенстве, – всё сильнее и сильнее накручивая себя, сквозь зубы процедил я.

– Конечно, – меланхолично кивнув головой мой оппонент, и затем, на мгновение задержав взгляд на моей голове, резко вскочил и стал расстёгивать рубашку. При этом раздражённо бормоча: – Ты всегда был слишком медлителен и труслив. Даже если представлялся шанс сделать что-то, о чём ты давным-давно мечтал, ты всегда упускал его, слишком долго раскачиваясь и сомневаясь: а стоит ли? Даже в мелочах. Ты всю жизнь носишь длинные волосы, и всю жизнь планируешь коротко постричься. Казалось бы мелочь, пустяк! Но ты растянул его чуть не на десять лет! Каждый раз находя себе оправдание и откладывая, откладывая, откладывая!

Торопливо расстегнув последнюю пуговицу, он раздражённо стянул с себя рубашку, и, скомкав, швырнул в угол.

– Смотри! – выкрикнул он, широко расставив руки.

По его загорелому телу, начинаясь где-то в районе кисти и дальше разветвляясь на спину, шею, живот и грудь, расползлась татуировка, подобной которой я раньше не видел. В переплетениях разноцветных линий я угадал силуэт птицы, расправившей крылья и вот-вот готовящейся взлететь, я увидел мак, алым пятном раскрывший объятия навстречу солнцу, я увидел корабль, швыряемый морскими волнами, словно щепка. И все эти рисунки, абсолютно не вязавшиеся друг с другом в реальной жизни, каким-то магическим образом переплелись и породили нечто новое, нечто, что я никак не мог осознать, но, казалось, ещё чуть-чуть – и я пойму что-то необычайно важное. Вот-вот.

– Довольно, – опустив руки, Ганс резко наклонился и подобрал одежду.

– Ты не представляешь, как я страдал все эти годы, – продолжил он, медленно застёгивая рубашку, уронив взгляд в пол – Как я страдал, когда ты предавал себя, коверкал, старался уничтожить саму суть. Когда ты загнал меня в самый тёмный уголок своей души, не в силах уничтожить. Я ждал. Я знал, что моё время придёт.

Я невольно пошатнулся: столько ненависти, столько удушающей ярости было в его словах. Я почувствовал, как капельки пота, резво обгоняя друг друга, побежали по моим вискам.

– Ты же понимаешь, что нам никогда не ужиться вместе, одному в любом случае скоро придётся уйти, – подняв глаза, медленно, едва шевеля губами, проговорил он.

Я непроизвольно зажмурился, всего на мгновение, но, когда вновь открыл глаза, его не было. Лишь лёгкий запах серы витал во влажном воздухе, пропитанном сыростью и ароматом старой штукатурки.

* * *

«Где ты был?! Я так переживала! Всю ночь себе места не находила! Почему ты не брал трубку!»

Примерно такую картину я ожидал увидеть, вернувшись домой. Слегка понурив голову, я молча перешагнул порог, параллельно прикидывая, стоит ли оправдываться, и если стоит, то как.

– Привет, милый, я скучала! – аккуратно коснувшись губами моей щеки, она улыбнулась.

– Привет, – озадаченно пробормотал я, пытаясь осознать происходящее.

– Ты голоден? – помогая снять пальто, проворковала она – Я сегодня приготовила всё, как ты любишь.

В голове моментально всплыли тысячи плоских шуточек про «Параллельную вселенную», популярных в интернет-сообществах.

Окружённый заботой и лаской, я был препровождён за стол. Не вдаваясь в подробности, могу откровенно сказать, что на то, чтобы приготовить всё это, у обычного человека ушло бы часа четыре, не меньше. Я начал нервничать. Может, я смертельно болен, но мне решили об этом не говорить? Может, она беременна? Я не могу с ходу сообразить, что хуже. Нет, дети, конечно, прекрасны, цветы жизни и всё такое, но не сейчас и не со мной, у меня пока несколько другие приоритеты.

Невпопад отвечая на бессмысленные вопросы в стиле: «Как прошёл твой день? Сага в трёх частях», «С кем я сегодня обедал и о чём мы разговаривали. Маленький двухтомный эпос», и хит сезона, захватывающий дух бестселлер «Не замёрз ли я сегодня?». Не вдумываясь, на автомате, наверное, в миллионный раз отвечая по сути одно и то же на один и тот же вопрос, я исподлобья аккуратно разглядывал Карину. Что-то в ней изменилось. Не могу понять, что, но изменения явно были. Почему-то мне казалось, что она нервничает. Это не так сложно определить, когда знаешь человека на протяжении многих лет. Но вот почему? Этот вопрос не давал мне покоя. И почему она до сих пор ничего не сказала по поводу моего ночного приключения, ведь она должна была быть дома. Как-то это всё странно.

– Слушай, я вот что хотела сказать, – вдруг неожиданно замолчав, едва слышно сказала она, опустив глаза, – Я понимаю, ты, наверное, презираешь меня…

Окончание фразы утонуло в слезах. Резко выпрямившись, я обежал вокруг стола и попытался успокоить Карину. Впервые я видел её в таком состоянии: она рыдала, её тело тряслось, стоило мне приобнять её, как она вцепилась руками в мою рубашку, словно опасаясь, что я вот-вот исчезну.

– Тихо, тихо, всё хорошо, – как можно нежнее и ласковее говорил я, аккуратно, словно ребёнка, покачивая её из стороны в сторону, ошарашенный происходящим.

Прошло около получаса, истерика плавно сходила на нет, слёзы кончились, и лишь лёгкие вздрагивания плеч, сотрясаемых беззвучным плачем, напоминали о недавнем взрыве. Аккуратно дотронувшись до подбородка, я приподнял её заплаканное лицо.

– Успокоилась? – едва слышно прошептал я.

Она молча кивнула, не отрывая взгляда от моих глаз.

Убедившись, что истерика прошла, я аккуратно перехватил её хрупкое тельце за талию, и, приподняв на руки, отнёс в спальню. Она не сопротивлялась, не вздрагивала, не издавала ни звука. Она просто смотрела на меня, и взгляд её был чистым, словно горный ручей, но за её глазами, где-то в глубине, скрывалось целое подземное озеро, чистое и прекрасное. Отложив все расспросы на завтра, я аккуратно уложил её на кровать и прикрыл одеялом. Не успел я опомниться, как лёгкие всхлипывания сменились мерным ровным дыханием. Она уснула. Стресс давал о себе знать. Но всё же, что послужило причиной столь буйной истерики?

«Хочешь, я расскажу?» – раздался в голове знакомый низкий голос. Я даже не знал, что он так умеет. Прости друг, но не сейчас. Сейчас мне нужно побыть одному и подумать.

«Ты никогда не будешь один. Но, хорошо, наслаждайся», – вновь раздался гулкий голос моего брата-близнеца.

Тихо, чтобы ненароком не разбудить Карину, я зашёл в кухню, и, прихватив по дороге стакан с апельсиновым соком, вышел на балкон. Свежий воздух приветливо лизнул разгорячённое лицо. Ночь была тёмной.