Стучит, гремит, откроется (СИ)

— Как? Выяснилось что?

Меланья махнула рукой.

— Матушка, а матушка! — вместо ответа напевно завела она, как обычно тогда, когда собиралась просить о чем-то. — Можно я... — тут Меланья запнулась, предвидя отнюдь несогласие, но упрямо договорила: — Можно я съезжу к вещунье?

— Ты ведь знаешь — Виляс не одобряет, когда в его замыслы заглядывают.

— Знать-то знаю... — вздохнула дочка. — "Однако чем дальше в лес, тем он темней..."*** Не терпится хоть чуть-чуть, хоть вот столечко (крошечной щелочкой между большим и указательным пальцами она показала, сколько) прояснить для себя. Я ведь впервые, не каждый месяц к ней езжу!

— Скоро праздник, погадаешь с Хорысей.

— Да разве ж то гадание? Баловство одно, хорошо если малая толика сбудется.

Признавая дочкину правоту, матушка вздохнула и сослалась на последний оплот здравомыслия, только и способный остановить Меланью:

— Если отец против не будет.

Вскоре вернулся спровадивший гостя Ворох. Едва муж переступил порог, Осоня обратилась к нему, с тревогой поглядев на дочь:

— Представляешь, хочет к вещунье ехать.

— Пущай едет, давно пора.

— Как так? — в один голос вопросили удивленные мать и дочь. Как женщина довольно богобоязненная, Осоня надеялась на сопротивление со стороны мужа — ан нет. Меланья же насторожилась, не ждавши столь быстрого согласия.

— Не одобряется ведь, я думала, против будешь... — нахмурившись, добавила девушка.

Ворох ухмыльнулся.

— Не буду, поезжай. Иные дочери, только пятнадцать стукнет, и мчатся, а ты что-то поздно надумала.

— А верно! — кивнула девушка. — Это потому, что раньше повода не было, а без повода зачем ездить?..

С наступлением вечера, когда все по обыкновению собрались в кухне, Меланья принялась тихонечко расспрашивать бабку. Шоршина сперва возмущалась, крестилась, а там вдруг приняла вид необычайно таинственный и хитрый, да принялась рассказывать.

— Когда я в еще того... — бабка откусила нитку от катушки, подала внучке, дабы та заправила в иглу, — в девках ходила, вился за мной хлопец. Вился, увивался, под ноги бросался, прям как в песне... (Меланья покраснела до корней волос, вспомнивши целовавшего подол Васеля) И не то чтоб, не негодяй какой... Приличный хлопец был. Пришел одним днем за сватанье хлопотать. Однако батюшка мой, да пригреет его Виляс, хотел быть уверенным, что-де отдает меня по любви, ибо верил, что выдать дочку за нелюба, расчетную свадьбу играть, — то вызов Богу. Виляс, ты знаешь, всячески может вредить не по любви того... поженившимся.

— Знаю, знаю, дальше, — поторопила заинтересованная Меланья.

— Так вот... — продолжала бабка. — Велел мне отец помолиться, чтоб, стало быть, сгладить возможное божье недовольство, и отправил к тогдашней вещунье... А она мне и говорит: не ходи, девка, замуж за того, кто в ноги тебе падает, в нем, дескать, и капли той любви нету. Рассказала я отцу, и он сразу отказал кавалеру. Получив тыкву, тот стал подбивать клинья к богачке, да так окрутил, так очаровал, что на ней и женился... тоже якобы по любви, а там доволе помучил ее, бедную, столько крови вытянул — нечета упырю... од тех мучений несчастная за год после свадьбы померла, представляешь?

— Страх Господень, — перекрестилась девушка.

— То-то... Тебе, может, тоже совет даровитой пригодится.

— Кто его знает. Страшно мне, вдруг плохое увидит... А когда дед за тобой ухаживать начал, ты снова поехала?..

— Нет. Тогда еще вещунья сказала про единственного мужа — что скромным будет, красавцем, пониже меня... Я всего-то и не помню, сколько лет назад было.

Меланья кинула взгляд на спящего на печи деда. Трудновато, глядя на морщинистое лицо да седые волосы, представить его молодым красавцем.

— До которой мне ехать, бабушка?

— Дай-ка подумать... Живет на Вишняковом хуторе... та... как ее... баба Хвеська, во! Насколько я знаю, она не только вещует, а и подколдовывает; ей добрые люди разрешение выхлопотали, ибо и вправду помогает.

— Далече от нас?

— С полдня на санях.

— Далече... А точно правду скажет?

— Что ею нагаданное сбывается — то не один человек говорил.

— А гадать как будет? — помолчав, снова спросила внучка.

— Ой, не знаю, внученька, вещуньи не все ж одинаковы, потому и гадают по-разному... Которая посмотрит на руку — и все сразу рассказывает, а которая кости бросит, карты разложит... говорят, люди для них — что те раскрытые книги, только читают их по-разному.

— Я слышала нечто схожее... Бабушка, а зачем Бог наделяет женщин даром видеть его замыслы, ежели не любит сего?

— Первая вещунья якобы помогла князю Доброму, оказавшемуся в трудном положении и взмолившемуся о подсказке... Бог благоволил ему и ниспослал способность видеть его жене... Для благих целей, при нужде обратиться к вещунье — это не такой уж и грех; Виляс не одобряет, ежели одаренных по мелочам тревожат.

— То есть редкое обращение к ним не карается?

— Ежели вопрос стоящий того.

Задумалась Меланья, вопрошая себя: а достоин ли ее повод внимания ворожки? Однако сегодня долго молчать она была не в силах, хотелось говорить, не важно, о чем.

— Не знаешь ли, бабушка, откуда пошел обычай гадать в первый вечер Святых дней?

Бабка хоть и знала, но отмахнулась, ибо устала отвечать на расспросы.

— Ведать не ведаю.

— Сказывают, дар вещуньи, не сильный, но достаточный, чтобы предсказать какое-то событие или череду их, именно тогда просыпается... Это, мол, вот почему — способностью к вещеванию спит в каждой из женского племени, но только в Мировещение Виляс позволяет нам воспользоваться им...

— Коль сама знаешь, зачем меня спрашиваешь? — осведомилась бабка ворчливо.

Немного погодя семья разошлась на покой. Меланья при свете свечи медленно расплетала косу, когда нежданно увидала в окне чью-то голову, плохо видную сквозь ледяные узоры. Мысль, что это Васель следит за ней, бурей ворвалась в голову, перелопатила мысли и заставила подбежать к окну. Никакой головы и в помине не было.

— Свят-свят, — пробормотала девушка, крестясь. — Надо бы поскорей ложиться, а то уже невесть что чудится сонным очам. И вздумала ведь! Васель! Это надо ж! Псы молчат, тишина мертвая — слышно малейший скрип снега, ежели который из них пробегает под окном... С ума я, что ли, сошла? Какой Васель, Господи... — и, покачав головой, девушка опустилась на колени да зашептала: — Надели меня, Господи Боже, спокойствием и трезвым умом, огради от Рысковцевых происков...

Помолившись, Меланья улеглась и быстро заснула; всю ночь Васель являлся к ней в ярких снах.

***

Назавтра девушка отправилась к вещунье. Батрак Фадко, вызвавшийся отвезти, правил двумя лошадьми — всем не терпелось услышать нагаданное вещуньей, потому отец распорядился запрягать не одну гнедушку, которой бы с лихвой хватило, а еще и вороную — чтоб дочь побыстрее вернулась.

Откинувшись на спинку саней, Меланья куталась в шубу. Ноги девушки были прикрыты волчьей шкурой, и под ее прикрытием панночка держала на коленях данный отцом пистолет. Хоть она не умела стрелять и прикасалась к оружию от силы пару раз, отец уповал на то, что Господь направит руку благодетельной дочки в случае опасности.

Погода стояла ясная, безветренная; снег блестел и переливался на солнце, слепя очи. Временами тучи ворон взлетали в небо, наполняя округу истошным карканьем. Кобылки резво трусили по колдобистой дороге, цокая копытами по обледенелому насту, кое-где попадающемуся.

Меланья немного знала о той стороне, куда ехала: хутор примостился недалече от въезда в Смольный яр, а на дороге, ведшей в этот самый яр, по весне, во время таянья вод, мог мертво завязнуть не навьюченный конь, как то случилось с Сивком Яструмового головы прошлым годом. Ой и долго же владелец животины — дядька Свирад, как его называли на селе, — сетовал и жаловался...

Край на восток от княжьего Горграда был болотист, изобиловал глубокими лесистыми ярами и разбойничьими шайками в оных. Вишняков хутор находился практически на границе разбойничьего края. Чем далее от него на восток, тем опаснее становилось на дорогах и все более защищенное жилье встречалось. Ежели село — то обязательно за добротным частоколом, причем крупное, хат на двести: больше людей — в случае чего нехорошего обороняться сподручней. А ежели замок иль город встречался, то хорошо укрепленный, за стенами, со рвом, порой даже с валами. Что только не делали князья, дабы обезопасить сей околоток, — все без толку...