Шесть с половиной ударов в минуту (СИ)

Просыпаясь после кошмара в кошмаре наяву, я видела лица. Сосредоточенные, встревоженные, иногда даже напуганные. В глазах читались недоумение, ненависть, отчуждение, куда реже – сочувствие. Неважно. Плюнуть в эти бездушные стекляшки хотелось одинаково всем, вот только мешала тряпка во рту.

- Держи, демоны тебя подери! – раздражённый служитель пытался всунуть мне в пальцы кусок мела и в очередной раз заставить написать то, что мне самой бы хотелось знать: что на уме у Сайтроми и вообще всех королей.

Вот только мне нечего было рассказать своим дотошным мучителям. Роняя слёзы, я пыталась накарябать на табличке чистосердечное «не знаю», но такой ответ не удовлетворял их. Нужно что-то соврать. Например, написать название поселения, и пусть ломают головы, пытаясь определить, что это: координаты следующего нападения демонов или резиденция их злейших врагов. Но из памяти вывалились все города, кроме Байонеля.

Кончики пальцев онемели, а спина болела от постоянного сидения в одной позе. Мне редко позволяли подниматься. Не разучилась ли я ходить? Хотя будет ли это важно, когда эти изверги додумаются сломать мне ноги? Странно, что ещё не сделали этого. Или у Lux Veritatis есть свои бумажные формальности, не позволяющие им обрушивать на провинившихся весь гнев Церкви разом? Или они духовно готовились к резьбе по телу? Сегодня выпросим у Терпящей прощение за выдирание зубов грешнику, завтра вымолим разрешение перерубить ему ноги… так что ли?

Мышцы с каждым разом ныли всё невыносимее. Очевидно, золотые цепи разрушали тело изнутри, капля за каплей, связку за связкой. Я с завидным равнодушием представляла, как трещат сухожилия, рвутся волокна тканей, растекается по ранам кровь. Будто слушала пересказ любопытного случая, который никак не затрагивал собственную жизнь. Настоящее безумие!

И всё же я не была безвольной куклой. Пару раз пыталась вырваться, но они словно каждую секунду ожидали этого. Внушение блокировалось, а серебряное пламя не загоралось, потому что его подавляли магические цепи. А на большее и не способна. Свою слабость я осознала ещё в Байонеле, когда меня едва не покромсал агрессивно настроенный демон.

- Как думаешь, сколько она протянет? – сквозь навеянный сон я иногда слышала разговоры служителей. – Такими темпами её разберут на куски через месяц.

- Ты грубиянка. Она же нас слышит.

- Ничего грубого в этом нет. Она должна осознавать своё положение.

Сквозь мутную пелену удавалось рассмотреть некоторых из них. Лица часто менялись, и вчерашние мучители могли больше не появляться в моей темнице. Они никогда не запоминались, были однообразными, с похожими чертами и выражениями. Я ненавидела их все без исключения.

- Настоятельница велела сохранить ей жизнь.

- Конечно, ведь если она умрёт, из уравнения выпадет «игрек».

- Ты хотела сказать, «икс»?

- Слова не имеют значения. Девушка выживет в любом случае.

Они приходили и уходили, не забывая напоминать, что я всего лишь демон, которого им велено терзать. Но это всё так банально, что не стоит упоминания. История стара как мир: хочешь добиться признания – начни пытать.

О двух личностях я думала чаще всего: Рандарелле и Сайтроми. Они вытесняли собой все остальные образы: Ланмона, приветливо махавшего мне ручкой из кладовых воспоминаний, Юдаиф, застрявшей отрезвляющей болью в виске, Тигоол, пульсировавшей где-то у лба, Шитро Кунатека, непонятно какими корнями проросшего в моей черепушке. Чем эта парочка заслужила такие значимые места в моём сердце? Но ведь всё честно и закономерно: Умфи любила Рандарелла, Нахиирдо тянулась к Сайтроми. Каждой половинке – свой идеал.

А потом церковники всё же решились взяться за подручные средства. Насмотревшись на шрамы, украшавшие мои ноги со дня пожара в Обители Терпящей, служители захотели добавить новые. Какие же это пытки без раскалённого железа? Как будто этого раздражающего матового свечения лампад недостаточно. В тёмном помещении они казались издевательски яркими, и свет резал слезившиеся глаза.

Иногда мне мечталось, что в пропитанное моими стенаниями помещение ворвётся Рандарелл. Помятая дверь слетит с петель, оторвав головки мельчавшим свечкам на столах. Юноша смахнёт капельки пота и победоносно улыбнётся, и под его ресницами будет плескаться столько радости и уверенности в его, моей, всеобщей судьбе, что вся боль пройдёт от одного взгляда на него. Он снимет меня с осточертевшего стула и сожмёт в жарких объятиях, обещая, что больше никому не даст свою подругу в обиду. Но ничему подобному не бывать. Этот мир не торопился соответствовать чьим-то надеждам и фантазиям. Он оставался чёрствым и жестоким, будучи смоченным миллионами слёз страдавших в нём душ. И они так же уронят оплавленные головы, как истекавшие воском свечи, что толпились вокруг меня.

А ещё… так банально, но мне хотелось вкусить какого-нибудь сочного мяса, или отведать сыра, или пожевать овощей. Глупости, на которые в повседневности никто не обращает внимания, привыкнув, что они просто есть, теперь вышли на новый уровень значимости. Мне недоставало этих мелочей. Какого-нибудь топтания перед зеркалом утром в попытках решить, что сделать с растрёпанной копной на голове. Или бездумное рассматривание товаров в магазинах, неторопливое и, в принципе, ненужное. Но эти банальности, тут и там встречавшиеся в спокойное время, как будто заполняли пустоту, которая образовывалась, если у человека не было ни их, ни важной цели в жизни.

Моё положение напоминало азартную игру, популярную на востоке Натанели. На разбитом на сегменты поле нужно было найти точку, дававшую больше всего очков, а иногда выводившую игроков к финальной черте. Так и служители искали на моём теле наиболее болезненные точки, а в качестве приза – информация о демонах. Вот только им досталось бракованное поле, ходы по которому улетали в трубу, раздражая участников.

- Что тебе было велено сделать после Байонеля? – настойчиво спрашивал очередной служитель.

Я сдавила мел с такой силой, что он раскрошился в ладони. Нависший надо мной мужчина адресовал мне множество проклятий, но вот странность: его губы не шевелились. Он говорил без слов, и я бы даже порассуждала на эту тему, если бы моё внимание не перенимала расползавшаяся по телу боль. И паника наездника. А ещё отвлекали скакавшие по стенам тени. Они словно играли в прятки со светом, и я бы решила, что тени живые, если бы не знала, как трудно подобным существам забраться в освещённую магией обитель. Едва ли охранные заклятья церковников пустят этих любопытных пронырливых созданий за порог.

Мне нужно сбежать. Второй и менее обнадёживающий вариант, но при этом более вероятный - дождаться, когда эти одухотворённые человечки устанут от меня и просто уже подпишут приказ об умерщвлении. Но я не верила, что всё кончится так.

========== Глава 18.1 Танец теней ==========

Фремиус только-только завершил молитву, когда в дверь кельи постучали. Мужчина разлепил веки и неторопливо поднялся с колен. Он не спешил отвечать ожидавшему, зная, что случайные прохожие пойдут себе дальше, а действительно нуждавшиеся проявят настойчивость и повторят попытки. Стук, на этот раз менее уверенный, не заставил себя ждать. Фремиус улыбнулся самодовольным мыслям о собственной значимости и отворил дверь.

- Служитель, - гость сложил ладони в приветственном жесте и едва заметно поклонился. – Вас ожидают в… страшной комнате. Извольте сию минуту спуститься.

- Настоятельница крайне нетерпелива, - Фремиус провёл рукой по выбритой макушке, что символизировало некоторое замешательство.

- Она лишь исполняет волю Терпящей.

Хозяин кельи отпустил гонца и вернулся вглубь комнаты, бережно кладя молитвенник на место. Самое главное – держать вещи в чистоте. Вид беспорядка порождает хаос в душе, который сеет семена раздражения и нетерпеливости. Фремиус предпочитал потратить время, дабы расставить каждую вещь на своё место и сохранить тем самым внутреннее спокойствие. Тем более он заставлял ждать своих братьев по вере, которые всё равно не осмелятся взяться за его работу. Перепуганные мягкотелые страдальцы, они старались избегать контактов с демонической девочкой. Поймали зверя, да в клетку войти страшатся. Фремиуса подобное не терзало. Он являлся представителем старой духовной школы, с раннего детства обучавшей людей ничему не удивляться, подстраиваться под ситуацию, какой бы непредсказуемой та ни оказалась, и без страха падать в объятия фатализма, потому как на всё воля Её. Рука об руку с этими убеждениями мужчина шёл всю жизнь. Поэтому он был одним из первых людей, примкнувших к Катрии, услышав в безумных словах настоятельницы истину. Пока остальные ставили под сомнение возможность существования ребёнка Короля, Фремиус покорно принял этот факт и встал на защиту видений Катрии.