Ожидание

— Как и вы! — отпарировала Ника. И оглядев стоящего перед ней мужчину с головы до ног, также насмешливо произнесла:

— Удивительно то, что вы со мной даром теряете время, зная, как чудесно веселятся сейчас ваши друзья в компании девочек — малолеток.

— Да! Я, кажется, попал впросак! Передо мной оказалась не женщина, а что-то непонят-ное. Вернее то, кого называют женщиной, а на деле…

— Ну, знаете! — опять разозлилась Ника. — У нас разговор становится всё более и более оскорбительный. Если вы не замолчите, я наговорю вам кучу гадостей, и даже смогу вас послать очень и очень далеко, не боясь испортить о себе впечатление…

— Да вы просто мужик в юбке! — пробормотал мужчина, отворачиваясь от Ники.

Но и она замолчала, захлопала растерянно ресницами, глаза её вдруг наполнились сле-зами, и она… она заплакала…

Она плакала долго, безуспешно пытаясь стереть с лица мокрые дорожки слёз. Но всё было напрасно! Она ненавидела себя за то, что рыдает сейчас перед этим совсем не-знакомым ей мужчиной, ненавидела и его самого за то, что он продолжал сидеть ря-дом с ней, и молча курил какие-то вонючие сигареты. От их дыма щипало в горле, в но-су, и слёзы опять бежали и бежали из её глаз, как — будто старались вылиться за все прошлые годы, за все прошлые обиды.

— Ну, всё, хватит тут сырость разводить! — раздался вдруг мужской голос тоном приказа.

И удивительное дело, ещё раз всхлипнув, Ника стала затихать.

— Простите меня! Не знаю, что со мной случилось. Столько лет не плакала, а тут не пойму, из-за чего столько слёз?

— Женщине положено плакать! Вот вы и сделали это! Выплакали все свои слёзы за один раз!

— Да, кажется так! — отозвалась Ника, вытирая платочком глаза.

— А теперь обещайте мне один раз в месяц горько — горько плакать. Просто так, пожа-лейте себя, поплачьте минуты три- четыре, и вам станет легче.

— Вы кто? Психотерапевт, или всё — же шофер? — улыбнулась сквозь слёзы Ника.

— К сожалению ни тот, ни другой! Зато я немного соприкасаюсь с чувствами людей, их эмоциями, переживаниями…

Мужчина строго смотрел на Нику.

— Но вы опровергаете мои убеждения! — отозвалась она, продолжая всхлипывать. — И я не могу вам обещать такого удовольствия, как слёзы на каждый месяц. И, пожалуйста, из-вините меня!

— За что?

— За эту слабость! — отозвалась Ника, и отвернулась к окну.

— Но в этой слабости — ваша сила, так кажется, сказал великий Шекспир! — убедительно произнёс мужчина, поднимаясь со скамейки. — Я позову детей!

— Не надо, они уже идут сами! — ответила Ника, продолжая вглядываться в окно, на ве-село хохочущих Геру и Данила, облепленных снегом, раскрасневшихся, усталых, но счастливых.

— О, эти мужчины! Любят они философствовать! — думала Ника вечером, лёжа в кровати.

— Один говорит, что смысл жизни — это любовь, и, радость понимания жизни, а другой уверяет, что сила женщины в её слабости. Нет! Слабость, это порок, который надо изжи-вать, вытравлять из собственного сердца. И тогда женщина станет той самой амазонкой, смело идущей вперёд, которая не думая об опасности, не думая о невзгодах, пробирается сквозь рутины и тернии… к звёздам. Прямо к звёздам! Да, красиво сказано! Жаль толь-ко, сказано до меня!

— Ну, а любовь? — вдруг тихо прозвучало где-то в глубине её сердца.

— А от любви надо бежать! Бежать галопом. Кроме бед, ничего не несёт в себе это чувст-во. Надо быть свободной от этой зависимости. Любовь к детям — вот истинное чувство и постоянное! Любовь к детям не угасает, не умирает, не поддается коррозии времени. Именно такую любовь надо воспевать и проповедовать. Миша, к сожалению, с ней не со-гласен. А зря! В любви к мужчине опять же, есть что-то рабское, идолопоклонническое, идиозное…

— Но ведь любовь к детям невозможна без любви к мужчине. От любви двоих, рожда-ется третье совершенство! И семя, брошенное с любовью в благодатную почву, даёт здо-ровое и крепкое потомство, такое же любвеобильное, как и мы сами! — опять звучало где-то внутри Ники. — И, зря ты отказываешься от любви, которой была бы достойна!

— Николай? Но я не люблю его!

— А сердце? Оно ведь тянулось к нему?

— Это оттого, что он был похож на Володю! И я отказалась от него ещё и потому, что он молод. Он мне не пара! И зачем, зачем было усложнять жизнь себе и ещё одному чело-веку!

— Отказав ему, ты не сделала лучше!

— Но он женился, и у него уже появились две дочурки…

— Женился? Это он сделал специально, со зла. Фактически сделав несчастной свою жену.

— Ерунда! — мысленно отвечала Ника, глядя в светлый квадрат окна, где сквозь плот-ную штору просвечивало яркое пятно горевшего всю ночь придорожного фонаря.

— Сколько, таких вот несчастных, живут неплохо до самой старости, в конце — концов, забывая свою единственную любовь, и забывая даже, что они несчастны…

— Правильно! Некоторые, смирившись, забывают. А такие, как Толик, нет!

А вот здесь сердце Ники замирало. Дальше она не шла в своих рассуждениях, чего-то боясь. И долго она гнала от себя все мысли, прежде чем заснуть. Но когда, наконец, ис-терзавшись, засыпала, то она уже знала, что, проснувшись назавтра с тяжелой головой, едва открыв глаза, она уже будет любить этот день. Новый день, каким бы он ни был!

Нет! Она не против любви вообще. Просто она боится её. Боится, что жизнь опять даст ей щелчок, и укажет своё место. Да и стоит ли любить в её тридцать семь лет. Пора бы понять, что любовь, это привилегия молодых! А сердце её давно уже занято, и не стоит мучиться, гадая опять, любовь ли это, или болезнь сердца. Быть может, когда-то, они встретятся…

Но нет, нет! Это невозможно! Да и ни к чему! Тем более, сейчас, когда столько всего произошло, было столько потрачено усилий, чтобы многое забыть, стереть из своей памя-ти, сделано над собой столько усилий, чтобы закалиться, стать непроницаемой ни для кого. Постараться, что-бы больше никто не тревожил её душу, и что-бы для каждого бы-ло понятно, что всего три стороны жизни заняли её всю, без остатка. Дети, бизнес, и не-сложная общественная работа этого маленького городка, которая порой отвлекает её от грустных мыслей. И может тогда, этот заинтересовавшийся ею человек отнесётся к ней с меньшим скептицизмом, и большим уважением?

— Этот деловой сухарь! — оказывается так звали её за глаза мужчины, когда-то имев-шие на неё какие-то виды.

Она на них не обижается. Со временем они поняли, что кроме вежливого отказа о сви-дании с ней, они могут получить в свой адрес насмешливую улыбку. Хотя, наверное, это могло им просто показаться. Как иногда кажется ей самой нереальным многое, что сде-лано за эти годы. Что двигало ею? Странная, жгучая злость на саму себя, которая под-стегивала, подхлёстывала, заставляла идти, бежать, тащить, рвать себя на куски, и в то-же время не терять головы, не злоупотребляя вниманием и терпением детей, учиться делать своё дело. Это сейчас всем, да и ей, кажется, что у неё всё удивительно быстро и легко получилось. Хотя легко ли? Даже выбив долгосрочную аренду на пустующее зда-ние в центре города, никто не мог поверить, что она сделала это безо всяких взаимо-услуг. А, увидев Павла Яковлевича, его глаза, как не поверить, что Ника не его протеже. Кто поверит, что у них нет любовного романа! Об их отношениях так много говорят, так много шепчутся за её спиной, что порой, Нике хочется всё бросить, и уехать из этого ма-ленького городка, в котором твоя личная жизнь, порой вляется достоянием обществен-ности. Хотя, то "светское общество", в котором иногда приходится бывать Нике в связи с её общественной работой ещё не весь город, не все его обитатели, а соответственно не всё то мнение, которому надо верить. Ника понимает, что простые дружеские отноше-ния между мужчиной и женщиной здесь просто игнорируются, уступив место всяким домыслам, сплетням и косым взглядам, напоминающим о том, что у одинокой женщины не должно быть друзей мужчин.