Ожидание

— Пытайся! Это трудно, но пытайся! Нам, взращенным в атеизме, это так тяжело по-нять и принять, но пытайся, и ты обретёшь веру, а, следовательно, познаешь смысл жиз-ни. Самое главное условие, которое нужно человеку для счастья — ощущение смысла, для чего мы здесь нужны на земле. Неверующий человек всю жизнь будет мучиться этим вопросом, не замечая радостей земных, а верующий человек самую малую радость удво-ит, потому-что увидит в нём божью улыбку. Один английский писатель как-то сказал, что самый несчастный человек на свете — это атеист, который видит закат, но ему некому сказать "спасибо" за эту красоту… вот так — то!

Михаил смотрел на Нику грустными глазами, словно выжидая, а что скажет она в от-вет. Конечно, она могла бы много привести ему фактов, доказывающих, что едва ли Ми-хаил прав, проповедуя ей свои взгляды на познание смысла жизни и счастья, сидя на расшатанном диване, в старых шортах и полинялой майке, хотя едва ли это было нужно ему доказывать. Когда Ника узнала ближе Михаила, то поняла, что, несмотря на косые, непонимающие взгляды окружающих, этот мужчина по-своему счастлив. Счастлив оттого, что он просто человек, живущий на этой земле, способный просто жить, созерцать приро-ду, общаться с ней, и становиться частью её, отбросив назад то исскуственое счастье, в котором по самые уши погрязло всё человечество, а именно: в материальной зависимости от денег, одежды, еды…

— Но как отказаться от материальных благ? Я же работаю ради них как тягловая ло-шадь, тружусь так, что порой некогда покушать. Я еду далеко, бросаю детей одних до-ма, чтобы привезти эти материальные ценности ради того, чтобы завтра у моих детей бы-ла еда и одежда, а у меня было спокойствие в душе. Занимаясь этим трудом, я что-то делаю и на благо людей. Это опять же успокаивает меня, и даже в какой — то степени облагораживает мой труд в моих же глазах! И надеюсь в глазах других людей. И я ду-маю, что Бог не поймёт меня, если я перестану работать, а буду только молиться, да про-сить у Бога кусок хлеба для моих детей, забывая о том, что я здоровая, молодая и креп-кая женщина. Я обязана работать ради этого куска хлеба, а иначе, я повторяю, Бог не поймёт меня и не простит, если я забуду о своём назначении, как человека, так и матери. За свою короткую жизнь, Миша, я видела многих женщин и мужчин, потеряв-ших смысл этой жизни. Их судьбе не позавидуешь, она очень страшная. И знаешь Ми-ша, как говорила моя любимая бабушка Матрена, надо уметь создать храм в душе сво-ей, и Бог услышит тебя всегда. И я пытаюсь, честно пытаюсь создать этот храм…

И разве я не права?

Так говорила Ника, глядя, как Михаил ловко наливает чай из огромного старинного самовара, стоящего тут — же на тумбочке в его кабинете. Для Ники всегда было загад-кой, когда Михаил успевал нагреть самовар, если тот топился дровами. Однажды она спросила Мишу об этом, и он пространно глядя куда — то в потолок, ответил ей:

— Не забивай свою голову ненужным мусором! Моё дело приготовить самовар, твоё де-ло пить чай!

Но сейчас Михаил не спешил с ответом. Он налил в чашку заварку, долил из самова-ра кипятка, и, подавая ей чашку, насмешливо спросил, кивая головой на её модную яркую курточку:

— Разве это благо, когда ты бросаешь детей, не замечая, как они растут, и которые, не видя мать, остаются один на один со своими проблемами. Разве это благо, когда ради золо- того тельца ты забываешь, что есть ещё другие критерии счастья этой жизни. Другие ценности!

Ника долго молчала, не спеша потягивая душистый чай с малиновым вареньем, и всё ду- мала, думала…глядя на голубой цветок на дне чашки. Наконец она оторвала взгляд от рисунка, и заговорила тихо, чуть дрожащим голосом:

— Не имея денег, я была унижена! Мои дети были голодны, и плохо одеты. А сейчас, я так легко рассуждаю о ценностях, потому — что я их имею, и легко стала их получать…

— Вот- вот, легко! — отозвался Михаил, слегка картавя, и насмешливо прищуривая глаза.

— Но я же работаю по-прежнему, как вол. Ты прав, да я почти не вижу детей, а что делать? Но ещё я занимаюсь какой-то общественной работой и благотворительностью…

— Это утешает! — также насмешливо отозвался Михаил и добавил: — Хотя надо знать, и это просто необходимо знать, что если ты добилась успеха, то это заслуга не только твоя…

— А чья же? — с усмешкой спросила Ника, глядя на этого странного молодого муж-чину, который своими разговорами что-то в ней будоражил, волновал…

— Это Бог дал тебе счастье познать успех. Он вознаградил тебя за твоё усердие и терпение. И ты должна быть благодарна ему!

— Хорошо же вознаграждение, построенное на слезах, крови и солёном поте! — отозва-лась Ника. — Никогда бы не подумала, что своей карьерой я обязана ещё кому-то, а не себе.

— Всё идёт от Бога! И даже твоё усердие и везение. И ты сама мне это сказала. Не противоречь сама себе. Только надо знать, материальные ценности, что? Прах, тлен! Они могут исчезнуть, сгинуть без следа, сгореть, наконец! Любовь и радость жизни — вот вечные ценности! Они останутся в веках. Они не претерпят изменений моды! Они вечны!

— Любовь? Не знаю! — задумчиво отвечала Ника, а затем, вдруг почувствовав усталость от этих споров, уходила к детям кататься с горы, а Михаил, посмеиваясь, шёл топить ба-ню, так как очередные высокие гости должны были вечером приехать на отдых. Как-то Ника спросила Михаила, неужели он со всеми так разговаривает на тему природы, люб-ви, счастья?

Но Миша, пожав плечами, ответил:

— Конечно, нет! Ведь нельзя же перед каждой свиньёй метать бесценный бисер!

Ника не знала, обижаться ей или нет, но Михаил, усмехнувшись, раскрыл толстую книгу лежащую перед ним на столе, и сказал:

— Это перефразированная цитата из Библии. И, пожалуйста, не принимай её на свой счёт.

ГЛАВА 31.

Уже месяц Ника не была здесь, и ей есть о чем поболтать с Михаилом. Но, подъехав к зданию лыжной базы ближе, она поняла, что видимо, навряд ли, сегодня ей это удастся сделать. Несколько дорогих иномарок, стояли во дворе и указывали на то, что Михаил принимает у себя на базе важных гостей. Так что не стоит даже заходить к нему. Хотя это не получится! Она привезла ему банку с малиновым вареньем, и кой- какие про-дукты: хлеб, сахар, крупы. В городе Миша бывает редко, а его жена-педагог, которая жи-вёт в городе, приезжает к нему очень редко, и то, в выходные дни.

— Так что, хотя Михаил и вегетарианец, и в голове у него одни лишь закаливающие процедуры, но воздухом сыт не будешь! — рассуждала Ника, когда шла по длинному ко-ридору второго этажа, где расположился кабинет директора. В руках Ника держала уве-систые пакеты с продуктами.

Вдруг дверь в одну из комнат распахнулась, и оттуда с визгом выскочили две обнажен-ные девицы. Вслед им полетели скомканные простыни, которые девушки тотчас подхва-тили, и, смущенно хихикая, торопливо принялись обкручивать вокруг тела. Ника, как раз проходила мимо открытой двери, и мельком заметила посередине комнаты большой стол, уставленный бутылками с вином и водкой, белыми пластмассовыми тарелками с едой, большими прозрачными бутылками с газировкой, стаканами. Мужчины, сидевшие вокруг стола, чему-то громко смеялись, глядя на девиц боязливо замерших у порога.

Ника быстро прошла мимо раскрытой двери. Она слышала как девицы, хихикая, шушу-каясь и подталкивая друг друга, опять вошли в комнату, и дверь за ними с гулким шумом захлопнулась. Ника возмущенно усмехнулась. Хорошо, хоть дочь с собой не взяла помочь нести пакеты. Вопреки просьбе матери она умчалась вслед за братом на горку, и Ника, теперь только рада этому.

Она постучала в директорскую, но ответа не последовало. Значит, Миша топит баню!

— Толи директор, толи кочегар…

Ника, оглянувшись, зло посмотрела в противоположный конец коридора, на дверь, за ко-торой были слышны визги девиц и громкий мужской хохот, и с презрением прошептала: