Зверь Лютый. Книга 19. Расстрижонка (СИ)

Впрочем, утопить её в Москва-реке можно во всех вариантах. Тут и не такое топили.

***

Глава 418

На реку, на холмы и леса вокруг опускались сумерки. Солнце село. Очень тихо. Только чуть шипят сучья в костре. Через час взойдёт луна, и я погоню лодочку дальше. Можно было бы вздремнуть часок. Но в её присутствии... опасаюсь. Или надо её фиксировать... серьёзно.

Снова, в который уже раз я пытался понять сложившуюся идиотскую ситуацию, понять наилучшую для себя стратегию поведения в ней.

-- Если бы ты сдохла - это был бы подарок всем. Андрея не так сильно бы жгло от позора, от твоей измены. "Бог простит, и я... попытаюсь". Детей твоих... - избавила бы от возможного стыда. Никто не скажет вдруг твоему первенцу: "А, Изя пришёл! Курвин сын. Ял я давеча твою матушка. Такая сучка забавная". Даже Феодор вздохнёт с облегчением: "Была тайна горячая да простыла". Никого не будет "в послухах", свидетельствовать - некому. Ни - "за", ни - "против".

Она не попыталась возразить. Повторно приняла мои слова о епископе как верные. Значит - я прав. Феодор в игре. И прав Андрей. Когда понял, что "брат по борьбе" - лжёт.

Софья гордо вскинула голову. Атакующая кобра? - Королевская. Сейчас лаять будет?

Делая пугающие выпады в направлении человека, который её побеспокоил, королевская кобра способна издавать характерные лающие звуки.

-- Так убей! Ты не сказал: и тебе облегчение выйдет, возиться со мной не придётся. А Андрей... он тебя наградит. За смерть мою, смерть лютую, смерть изменщицы.

-- Да. Наградит и обласкает. За службу верную, за избавление от напасти каверзной.

Наградит. Куш можно будет взять хороший. Только... По сути, "по гамбургскому счёту" - мне от Боголюбского ничего всерьёз не нужно. Кроме одного - отсутствия враждебности. Как прежде с лесными племенами, так и с русским Залесьем - не трогайте меня, не лезьте, не мешайте.

Вот я выпросил у него кучу вещей. Железоделательные шлаки, штуки полотна, места под вышки... Нужно, важно, "аж горит".

Фигня. Есть только один критичный ресурс - люди. Мои люди. У меня воспитанные, к моему обычаю приученные. Вот их - принципиально взять негде, ни за какое злато-серебро не купить. Их - только вырастить. Всё остальное - вторично. Как их накормить, одеть, обогреть...

"Всё для блага человека". И я знаю как этого человека зовут: "мой человек".

Остальное... вопрос скорости роста "пристрелочного народа". Ну, и моих усилий. Направляемых на обеспечение существования, а не на создание нового.

Вот привезу я в Боголюбово голову Софьи... Андрей отблагодарит. За решение проблемы. И озлобится. За тоже самое. Можно предположить, когда его злоба выплеснет наружу. На меня. Через год-три. Первый - прошёл.

***

Свойство человеческой памяти. Люди, со временем, забывают плохое. Остаётся "светлый образ". Который идеализируется, приукрашивается, восхваляется.

Для социальных процессов достаточно одного-двух десятилетий. Шесть миллионов немцев проголосовало за нацистов через 14 лет после окончания ненавидимой всенародно войны. Через 17 после "Беловежской пущи" - было объявлено о возвращении РФ в статус "великой державы". Через 20, после Смутного времени - Московские рати первый раз двинулись освобождать от поляков Смоленск.

Для одного человека, судя по опыту общения с овдовевшими - от года до трёх. Степень, формы "осветления образа" в памяти - разные. Насколько сильно это будет проявляться здесь, в "Святой Руси"? Где физиологическое явление поддерживается идеологически?

"Прости ей грехи, господи. Вольные и невольные". И - прослезился.

"Осветление образа" Софьи будет продолжаться ещё пару лет. Потом "светлая память" стабилизируется. А я стану "злобным погубителем" "былого счастия".

Андрей может и не понимать этого. Но его будет раздражать. Я, мой вид, мои люди, мой город... Само моё существование. Он будет скрывать, давить неприязненное чувство в себе. И находить другие поводы для его обоснования. Первой, инстинктивной реакцией на мои нужды станет - "нет". А уж почему... в каждом конкретном случае - причина найдётся.

"Кто ищет - тот всегда найдёт". Была бы охота искать.

***

-- Ну так что, племянничек, резать будешь или топить?

Бздынь. От пощёчины по наглой ухмыляющейся роже - рожа перевернулась и воткнулась в песок.

-- Когда обращаешься ко мне - не забывай добавлять "господин". Как и положено робе доброй. Ты, Софочка, нынче чага, полонянка негожая, которую я у хозяев твоих, у литваков - в дорогу от скуки позаимствовал. Дырка на ножках. Помни место своё.

Собрал вещички в лодку, костерок залил. Поднял за ошейник свою... спутницу. Завёл в лодку, поставил на колени, головой в нос лодки. Сыпанул под колени по горсти мелкой гальки. Верёвку от ошейника привязал к обоим бортам. Так, чтобы голова была ниже. Задрал её мешковину на голову. И вытянул свеже-срезанным прутом по... натруженному с утра литваками. От всей души. Сперва - вдоль, потом - поперёк. Потом... хватит розгой, попробую словами:

-- Ты - дрянь. Тварь смердящая. Есть лишь одна причина, почему ты ещё жива. Князь Андрей. Он тебя ненавидит. Он желает тебе смерти. Но... он тебя любит. Стоять! Ты, пока ещё, занимаешь место в его душе. Поэтому я даю тебе надежду. Ма-а-аленькую. Если ты надоешь мне, если станешь обузой, если разозлишь... У тебя как, от розги моей - горит? А можно и калёным железом. И не только там. Как в моих краях тамошние лесные жители - баб своих научают. Могу зубы выбить. Глазки выдавить. Рёбра поломать. Почки отбить. Будешь - живая, но - не такая. Андрей глянет - из сердца выбросит. Сразу. С омерзением. Не зли меня, Софочка.

Русава... Научили. Хоть и не "Святая Русь", а славные мужи племени Яксерго. Но я учусь у всех. Противно. Но смогу повторить. И разнообразить. С учетом креативных подходов 21 века.

Ночь. Луна. Река. Лодка.

"Тихо плещется вода

Голубая лента.

Вспоминайте иногда...".

Вспоминаю. Убиенных мною. Убиенных моих.

-- Господин, отпусти меня. Я... я никакого худа тебе не сделаю! Я уйду, исчезну! Никому, ничего, ни слова...

-- Исчезнешь? Куда?!

-- Мы с братьями... с покойными... сговаривались: если Андрей меня искать в Ростове будет, то идти мне в Кучково. Вроде как родню проведать. А если и сюда явится - идти в Вышгород, в монастырь. Вроде как по обету, к святыням тамошним приложиться. Я там бывала, меня там знают. А ежели и туда людей слать будет - уходить в Святую Землю. В паломничество ко Гробу Господнему.

-- Ты не дойдёшь.

-- Дойду! Я людей знаю! Человек в Коломне есть - он нам, Кучковичам, должен, он довезёт.

Вот оно что. А я никак не мог понять - как Кучковичи собирались выскочить из-под сыска Боголюбского.

-- Сказывали мне люди знающие, Татищев такой - ты его не знаешь, передавал, что Улита Степановна Кучковна - из самых красивых и умных женщин во всей "Святой Руси". Теперь вижу: попусту трепал. Смотрю я на твою белую задницу с синяками, и никакой красы не вижу. А ведь это - у тебя лучшее. Потому как смотреть на твоё лживое, мятое и наглое лицо... Омерзительно. Так бы и выкрошил. Зубки на сторону.

Зацепило. Женщина может сама себя считать дурнушкой. Но подтверждение со стороны - обижает.

-- И другой раз он соврал. Ты ещё и дура. Коли братья отправили бы тебя в Вышгород - то была бы смерть твоя. Ни в Суздале, ни в Ростове, ни в Кучково, вообще хоть где, куда Андрей мог бы дотянуться - убивать тебя нельзя. И в Вышгород тебя отпускать нельзя. Верно говоришь - там тебя знают. Это ж ведь ты помогла, надоумила Андрея совершить святотатство - украсть икону и меч из тамошнего монастыря. Вот бы монахини тебя на судилище да на позорище и вытащили. Вот бы ты им про все свои дела непотребные и рассказала. И пошёл бы звон. От которого братьям твои - смерть у Манохи. А то Великий Князь Киевский на тебя лапу наложил бы. Ростик - муж смысленный. Тоже... по-расспрашивал бы. Да и отписал бы Андрею: давай меняться - я тебе жонку непотребную, а ты мне княжество Рязанское. Рязань-то давно уже из-под Суздаля уйти к Киеву рвётся.