Лиловый (I) (СИ)

Впрочем, годы опыта за плечами слуги Мубаррада дали ему явное преимущество, и не прошло и минуты, как Лейла с визгом отлетела на пуфик, роняя кинжалы, а Ханса оказался прижат к полу тяжелым сапогом Халика; только теперь Острон увидел, как из его правой руки выпала со звоном шашка.

-- Стража Эль Хайрана, -- невозмутимо сказал Халик, будто и не он только что размахивал ятаганами, -- это вам не просто какая-нибудь банда разбойников. Ваши умения здесь пригодятся, только придется уяснить себе еще одну деталь. Важную такую деталь. Стражи Эль Хайрана обязаны слушаться приказов старших.

Ханса набрал в легкие достаточно воздуха, чтобы издать недовольное "пр-р-р". Халик улыбнулся и прижал его чуть посильней.

-- Кстати, воровать здесь тоже не принято, -- добавил он. -- Поэтому верни, пожалуйста, шкатулку, которую ты прячешь в кармане, тому, у кого ее украл.

-- Я не крал ее, -- сердито отозвался Ханса.

-- Да? Ну-ка покажи.

Нога Халика отпустила его, и Ханса перекатился на спину, ловко поднялся. Глядя на слугу Мубаррада исподлобья, он достал шкатулку из-под полы рубахи. Острон подошел поближе: ему было интересно посмотреть, чем эта шкатулка привлекла внимание Халика. Здоровяк нахмурился.

Шкатулка была небольшая и помещалась в ладони; из чего она была сделана, оставалось только гадать, но снаружи она была покрыта черным лаком.

-- Что в ней? -- спросила и Лейла, заглядывая за плечо Хансе. Ханса пожал плечами.

-- Не знаю, -- честно сказал парень, -- мне ее дал один из людей, которые переправлялись на дау вместе со мной.

-- Просто так взял и отдал ее тебе? -- хмыкнул Халик. На щеках Хансы загорелся неровный румянец. -- Так открой ее.

Паренек повертел шкатулку в руках, пытаясь отыскать, с какой стороны она открывается, но видимой крышки у нее не было. Тогда Халик протянул руку и осторожно забрал шкатулку. Нахмурился.

-- Нехорошая это вещь, -- пробормотал он, и его пальцы вдруг ловко подцепили шкатулку за краешек, и та открылась.

Острон застыл в ужасе: внутри был крошечный череп, такой маленький, будто слепленный из белой глины.

И тем не менее он откуда-то знал, что череп -- настоящий.

В комнате резко стало холодно. Халик быстро захлопнул шкатулку.

-- Ты знаешь, что это? -- хмуро спросил он Хансу.

-- Я...

-- Отвечай! Ты знаешь, что это такое?

-- Нет, -- поспешно воскликнул тот. -- Что это?

Халик какое-то время молча внимательно смотрел в лицо Хансы; тот откровенно перетрухнул. Потом слуга Мубаррада негромко пробасил:

-- Они называют это янзар. По-нашему, якорь. Когда я нес службу в Тейшарке, я однажды видел нечто подобное... эта штука создана одержимыми для того, чтобы следить за тем, кто ее несет.

-- Т-то есть... -- Ханса побледнел. -- Но я просто стащил ее...

-- У кого ты ее стащил?

-- Высокий, -- нахмурился парень. -- В темном бурнусе... проклятье, я не помню его лица. Вообще не помню, как он выглядел, будто все в тумане...

-- Пойдем, -- Халик неожиданно схватил Острона за рукав; Ханса и Лейла побежали следом, Острон недоуменно оглянулся. Они покинули дом и долго шли, почти бежали по улицам города. Халик прятал янзар под полой своего бурнуса. Наконец они добрались до окраины города, где рабочие копали ров для будущей стены; Халик и здесь не остановился, будто ища что-то, пока не выбрал укромную лощину у самого берега реки. Бросил шкатулку на землю, с брезгливостью, не свойственной ему, отряхнул руки.

-- Острон, -- велел он, -- подожги его.

-- Я...

-- Давай, сейчас же.

Острон сосредоточился, не сводя взгляда со шкатулки. Пламя вызвать оказалось не так-то просто: янзар будто сопротивлялся огню, не желая гореть, и парень вспотел, прежде чем черный лак лизнул язычок ярко-оранжевого цвета. Огонь еще тух пару раз, но наконец Острон справился: шкатулка всполыхнула, пламя от нее взметнулось на высоту человеческого роста, и в одно мгновение они чуть не оглохли от визга.

Когда визг утих, все четверо стояли, зажав уши ладонями, и тяжело дышали. Вонь стояла такая, что казалось: они вот-вот задохнутся.

-- К-как такая штука оказалась... -- прошептала Лейла, глядя на Хансу. Вместо парня ответил Халик.

-- Это очень плохо, -- сказал он. -- Это означает, что в Ангуре скрывается одержимый. Возможно, целая группа.

-- Во имя Мубаррада, -- выдохнул Острон, которому немедленно вспомнилась бойня в Тейшарке. -- Надо срочно!..

-- Тихо, не спеши, -- буркнул Халик, поправляя бурнус. -- Если они до сих пор не атаковали, значит, их очень мало. И я даже подозреваю, что их цель -- не город, а ты, Острон.

-- Я?..

-- Ты Одаренный, о котором знает темный бог, -- пояснил слуга Мубаррада. -- Пойдемте же, -- они снялись с места, но шли, оглядываясь на дымящиеся остатки шкатулки. -- Наверняка они захотят уничтожить тебя до того, как ты полностью освоишь Дар.

-- Т-то есть...

-- Ты опасен для них уже сейчас, -- хмуро сказал Халик. -- Ты в одиночку в состоянии перебить целую толпу одержимых, если тебя достаточно сильно разозлить. А когда ты овладеешь Даром и сможешь вызывать пламя по собственному желанию... в общем, они этого не хотят.

-- Но как... -- пробормотал Ханса. -- То есть, я же стащил эту... дрянь, но я не знал, что это, и вообще даже не предполагал, что попаду...

-- Кто его знает. Может, это была случайность. Во всяком случае, -- слуга Мубаррада грозно нахмурился, -- не смей больше промышлять воровством, сын Афанди, а не то я лично займусь тобой.

-- Хорошо-хорошо, -- спешно ответил паренек.

***

Весь тот вечер Халик выглядел обеспокоенным. Острон предполагал, что все дело в янзаре одержимых, но все-таки ближе к ночи, когда слуга Мубаррада уже собирался идти к себе, окликнул его.

-- Халик?

-- М-м?

-- А... что же нам теперь делать? Ну, с одержимыми...

Халик посмотрел на него сверху вниз, задумчиво нахмурился.

-- Пока выжидать, -- буркнул он. -- И будь настороже, Острон.

-- ...Ты выглядишь так, будто тебя еще что-то беспокоит.

-- Меня столько всего беспокоит, сколько тебе и не снилось, -- улыбнулся здоровяк. -- Этот Ханса меня беспокоит, и даже Лейла. Ты меня беспокоишь. Грядущий поход меня знаешь как беспокоит.

-- Но... слушай, а как ты узнал о том, что у Хансы эта шкатулка?..

-- Я почувствовал ее. Локтем, -- Халик ухмыльнулся, -- когда припечатал парнишку под дых.

-- А.

Халик накинул на плечи бурнус; его комната находилась в соседней казарме, где он жил вместе с другими стражами Эль Хайрана, хотя ему, как генералу, старейшины маарри предлагали отдельный особняк на вершине горы, рядом с Эль Кафом.

-- На самом деле, -- задумавшись, негромко сказал он, -- этой ночью мне приснился дурной сон.

-- Д-дурной сон?

-- Ну, ты понимаешь... такие сны не снятся просто так. Особенно таким людям, как я. Послушай, парень, -- Халик внимательно заглянул ему в глаза. -- Если тебе приснится кошмар, обязательно расскажи об этом мне. Договорились?

-- Я... -- Острон осекся, вспомнив свой давний сон, почти бред, виденный им в ту ночь, когда его ранил Адель. С мгновение колебался, рассказывать или нет, потом кивнул: -- Хорошо, договорились.

Халик ушел.

Острону в ту ночь не спалось, и он спустился вниз, выглянул во двор; теплый ночной воздух мягко окутал его, но темнота неожиданно напугала его.

Не задумываясь, он поднял руку, и в его ладони вспыхнуло пламя.

Никого. Привычный двор казармы, огражденный забором, истыканное стрелами со вчерашней тренировки Сафир дерево, выщербленные терракотовые плиты.

Вздохнув, он уставился на пламя в своей ладони. Ну конечно, подумалось Острону, как испугаешься или рассердишься -- вот оно, тут как тут, любой высоты, какой пожелаешь. Чем сильнее испугаешься, тем больше огня. Хорошо, конечно, что в бою он обычно или пугается, или сердится. Правда, если доведется сражаться в отряде стражей, огонь вызывать будет нельзя: ведь остальных людей, обычных, пламя обжигает.