Камин-аут (СИ)

– Я хотел покончить со всем дерьмом. Почему ты не дал мне этого сделать?

Осознав, что его попросту подловили, Персиваль сжал челюсти, стараясь не пересекаться с Сатином взглядами. Бесстрастно Холовора произнес:

– Если ты ещё собираешься дрочить на меня, открою тебе небольшой секрет… мне никогда НЕ нравилось быть ПОД мужиком, меня это бесит. Чёрт возьми, я это ненавижу! – Неожиданно он заговорил таким голосом, что волосы на шее, казалось, зашевелились. – Как думаешь, кто убил нашу мечту – Ли Ян?

– Легче поверить в то, во что верят соплеменники, в противном случае всем нам грозит бесславное одиночество.

– Я? Ты обвиняешь меня? Он же… реально оскорбил меня. Я бы убил его уже за то, что, являясь натуралом, он позволил себе взвалить на себя миссию блядского вершителя судеб, охереный расклад, не находишь? Я затащил его братца в постель, какая трагедия!

Он ощущал идущее от Сатина тепло, лёгкую дрожь, вызванную сырой одеждой, и больше всего на свете желал в тот момент почувствовать, как эта одежда будет сминаться под пальцами.

Холовора быстро застегнул брюки и, раздражённым движением расправив рубашку на животе, повернулся спиной. Чего хотелось теперь больше всего – заставить того жалеть о каждом необдуманном действии. Размышляя о чём, Персиваль боролся с соблазном положить руку Сатину на бедро или слегка сдвинуть край рубашки, но по-простому это не закончилось бы.

Сев, доктор потянулся за обувью, которую сбросил перед тем, как войти в воду. Тут он хватился телефона, вероятно, забытого на заднем сиденье. Без связи они не смогут сдвинуться с места, не опасаясь заблудиться где-нибудь в лесу. Не оставалось ничего иного, как дожидаться рассвета. На самом деле, Персиваль не был уверен, что Сатин отправиться с ним по доброй воле, если даже нескольким часам покоя и тишины в госпитале он предпочёл купание в озере.

Персиваль упал на спину. Не произнося ни слова, они лежали так в полной тишине. Влажный песок холодил голую поясницу. Дыхание Сатина стало более размеренным и глубоким.

В полусне доктор зацепил взглядом тёмное небо, уверенный, что сердце, спасённое им ночью, будет продолжать биться так же неистово, как сейчас. Сегодня он в очередной раз прекрасно справился с возложенными на него когда-то обязанностями.

Когда Персиваль вновь открыл глаза, рядом было уже пусто – о недавнем пребывании Сатина напоминал лишь отпечаток тела на песке, поверх которого сохла водолазка. А сукин сын опять исчез!

========== Глава II. Предложение ==========

Маю сбегал по ступеням на первый этаж, запихивая в сумку одновременно несколько предметов, в следующую секунду дневник выскользнул из рук. Пытаясь перехватить его, мальчик выронил еще две тетради.

– Вы гляньте, какая неумеха, – послышался низкий голос Тахоми.

Маю перевел на неё взгляд, заколебавшись на мгновение, а потом заторможено преодолел последние две ступени и опустился на корточки, бросив сумку на пол, запихнул туда оброненные тетрадки.

Тётя одной рукой придерживала ремешок портфеля на плече, другой подносила к губам кофейную чашку. Женщина присела рядом и подняла дневник, лежавший раскрытыми страницами вниз.

– Это напоминает мне мои шестнадцать, – поделилась Тахоми, закрывая дневник и возвращая Маю.

Мальчик промолчал, решив не распространяться, как его бесит этот возраст. Спал он ужасно, утро оказалось ещё хуже. Из-за спешки не успел принять душ. Скомкав мокрую простыню, он минут пятнадцать провозился, пока не нашёл достаточно широкую, серую кофту, чтобы та смогла скрыть его ниже пояса. Выглядел теперь он глупо, также себя и чувствовал.

Тахоми выпрямилась. На ней был рабочий брючный костюм темно-серого цвета и чёрный кожаный портфель на длинном ремешке. Пиджак она не стала надевать, ограничившись блузкой без рукавов цвета лакрицы.

– Сегодня жарко, – предупредила тётя, которая естественно не могла не заметить эту дурацкую кофту. – Температура так и не спала.

– Сам знаю. Фрэя уже уехала?

– Ага, с подругой, – отхлёбывая из чашки, кивнула Тахоми. – Сегодня им нужно пораньше.

Ну почему именно сегодня? Что за утро такое дебильное? До этого дня ему не приходилось ездить в школу одному, но всё когда-то бывает в первый раз, и то, что теперь придётся добираться до школы самостоятельно – очередное тому доказательство. Естественно всю дорогу в голову будет лезть всякий бред, а ему даже отвлечься не на что.

Мальчик проследовал в кухню, стремясь поскорее избавиться от навязанного общества.

– Выглядишь неважно, что-то ты сильно бледный, смотри… Сходите с братом позагорать что ли.

Маю на мгновение представил это зрелище. Ему придётся загорать на животе, с полотенцем вокруг пояса, он даже в воду зайти не сможет, боясь, что окружающие будут пялиться. Эваллё обо всём догадается и начнёт подкалывать своими остротами. С ними, конечно, увяжутся Фрэя и пара её подруг, что будет грозить обернуться катастрофой.

– Позорная кофта, снял бы ты её, – бросила ему Тахоми, неприязненно оглядывая его с головы до ног. Она еще что-то сказала, сам Маю почти бегом бросился на кухню, вдруг понимая, что если не поторопится, то опоздает.

Вдруг расхотелось идти вообще куда бы то ни было. До слёз расхотелось. Он прямо предчувствовал, что в гимназии сегодня не ожидает ничего хорошего, к тому же должны сообщить результаты контрольной. Вчера он так нервничал, что наверняка напортачил в решении. Когда он добрался до кухни, то был почти уверен, что самым верным сейчас будет – вернуться в комнату, забраться в постель прямо в одежде и проспать до обеда.

В окно увидел, как у их дома незнакомый мужчина разгружает грузовой фургон. Картонные коробки мужик переносил на крыльцо и составлял друг на друга. Сам он был в наколках, из кабины гремел дет-метал. Он хоть продукты те привёз?

Держась рукой за дверцу, Маю несколько секунд простоял перед открытым холодильником, чувствуя идущий от него холод.

Хотелось, чтобы Сатин был сейчас здесь. Должно быть, Фрэя и Валька ощущали нечто подобное, дожидаясь, когда у отца будет перерыв в работе и тот сможет приехать домой.

Вскоре на кухню заглянула Рабия – звук её кашля был слышен, еще, когда она была в коридоре. Без четверти восемь она выглядела бодрой и жизнерадостной, от чего Маю стало совсем уж паршиво. В последнее время Рабию мучил сильный кашель, он успел заметить за матерью тенденцию – каждый раз, ощущая новый приступ, она тут же подносила ко рту платок.

Разыскивая в холодильнике то, чем можно было бы перекусить в завтрак, мальчик понял, что без чужой помощи ему вовек не разобраться в этой куче пластиковых контейнеров, мороженых овощей, завернутых в фольгу продуктов и составленных друг на друга тарелок. После некоторой возни всё же достал запакованный батон белого хлеба.

– Маю, ты что, замёрз? – рассмеялась Рабия. На ней было длинное летнее платье, из тех, что все сплошь в пёстрых цветах и листьях. В нём она была похожа на странную белую жрицу.

– Очень, – пробубнил Маю, отчаявшись найти маслёнку. Или лучше обойтись стаканчиком йогурта с печеньем из коробки?

– Масло ищешь? – догадалась Рабия, вырастая рядом с ним и заглядывая в холодильник. Она была метр восемьдесят, не меньше, и выглядела такой изящной, что Маю предпочел отойти подальше и, выдвинув для себя стул, плюхнулся за стол. Именно что плюхнулся.

Поставив масленку на практически пустой стол, что было нетипично для утра в их семье, Рабия надорвала защитный пакет на батоне хлеба и, сняв со стены деревянную доску, выложила всё это на стол перед Маю.

– Кофе горячий, – доложила Рабия, захлопывая дверцу холодильника, и протянула сыну нож.

– Слушай… не слишком заметно, что я не успел принять душ?

Рабия села за стол напротив Маю и подпёрла голову ладонью, в которой сжимала носовой платок.

– Да нет, ты хорошо выглядишь.

– От меня ничем не воняет?

– А должно? Маю, ради Бога, чем от тебя должно пахнуть?