Зверь Лютый. Книга 19. Расстрижонка (СИ)

Церковку видать: церковь Усекновения главы Иоанна Предтечи у Боровицких ворот, доживёт на этом месте до XIX века. Под ногами щебёнка. В Кучково есть и деревянные улицы, выложенные плахами. Но обе главные улицы от крепости вниз - и к Неглинной и к Москворецкой торговой пристани - вымощены щебнем.

***

Особо посмотреть не дали: мешок на голову, петлю на шею, побежали. По щебёнке босиком... а потом голыми коленками... Подрясник мой уже давно без подола остался - вот я и проехался. Не видать же ничего! Сдёрнули мешок, дали по рёбрам, пнули в задницу, огрели по спине, перетянули по лодыжкам...

Вокруг народ стоит, смотрит. Местные. Москвичи. Хохочут. Девушки из скромности платочками закрываются, когда хихикают. Парни ржут в голос и пальцами показывают. Давай, Ванюша, пошевеливайся. Как и положено рабу свеже-похолопленному.

"Рабство, оно не спросит.

Рабство, оно придёт.

По в кровь разбитым ножкам

Плёточкою пройдёт".

Эпизод мелкий. Тащили, упал, побили. Сдёрнули мешок с головы. А чего ж таиться? - На своей же земле! У себя в дому!

Люди Петеньки устали, рвались к своему жилью. Вот же оно! Пару сотен шагов пройти - дом родной! Кто-то из слуг сдёрнул мешок. Чтобы меньше со мной возиться, чтобы я не падал на каждом шагу. Облегчил себе жизнь. На чуть-чуть. Уже почти дойдя. Поленился. Да и не знали они - кого тянут. Вот и явили мою тыковку свету белому.

"Каждый солдат должен знать свой манёвр". А - конвоир?

"Рояль"? - Само собой. Если б не били всю дорогу, если б не почти у ворот, если б не ноги мои босые, да щебёнка на дороге... Случайность. Которая спасла мне жизнь. Вместе с иными, прежде, в других местах-временах, разных... случайностях случившихся и сделанных.

***

Пинки, толчки, удары. Крепостные ворота, улочка... виноват - одна из главных улиц этого городишки. Снова виноват: Москвы. Площадь поселения - 3 га, площадь типовой городской усадьбы - 300-400 кв.м. Минус торжище, улицы, валы... - полста дворов. Для сравнения: в Киеве сейчас - 400 га.

Гонят куда-то вправо. На Боровицком холме ещё со времён дьяковской культуры два центра. Один - на самой оконечности мыса, другой - на самом высоком месте. Там потом Соборная площадь будет. Укрепления у обоих центров общие - овраги. А вот застройка и население - разные. В центре - торговая площадь и вокруг неё дворы купцов да новых вятших. А вот Кучковичи сидят на мысу. Меня туда и тянут.

Ну и грязь! Ну и... дрянь! Под ногами - битые кости.

Остатки настилов этой первой улицы Москвы археологи увидели в середине 1960-х годов, когда копали в районе Патриаршего дворца. В восточной проездной арке, под церковью Двенадцати апостолов, на глубине чуть более 5 метров, открылась мощенная деревом улица, по которой люди ходили и ездили более восьми веков назад. По ее правой стороне (если двигаться от Троицких ворот) стояли жилые дома и хозяйственные постройки москвичей.

Улица метра четыре в ширину. Круглые бревна-лаги, на которые вплотную уложены толстые (10 см) и широкие (10-15 см) плахи. Когда настил поизносится и зарастёт грязью, на него уложат следующий. Поновление уличного мощения - через 20-25 лет.

Часть настила лежит на вымостке из костей - ребра, зубы и расколотые пополам челюсти коров и лошадей. Отмостка из костей - не менее тысячи квадратных метров: от алтарной части церкви Двенадцати апостолов уходит под Звонницу. Пласт костей толщиной 20-25 см, местами до полуметра. В исходном рельефе здесь просматривается впадина, в которой скапливалась вода - потребовалось замостить. Эта древнейшая улица Москвы не меняла свою трассу более трех столетий, прекратила существование в конце XV века.

Настил... уже пора ремонтировать. А то мне по этой костной отмостке - босыми ногами...

Позже конструкция мостовой усложнится. В конце XVI - середине XVII века на продольных лагах вплотную друг к другу кладут поперечные бревна, поверх которых набиты доски, уложенные продольно (как и лаги). Лаги из еловых стволов с остатками сучков, диаметр 12-15 см. Доски верхнего настила шириной 13-14 см при толщине 6 см. Прибиты к бревнам железными костылями длиной 12-15 см, загнутыми частично на доску. Длина досок - 1,5-1,6 метра.

Будет в Кремле и накатник - настилы, сооруженные лишь из бревен. Такое мощение использовалось в Москве в конце XV и в XVI веке, хотя в русских городах этот тип настилов применяли и в более ранние времена - во Пскове, например, в XIII-XIV веках.

Ещё один местный способ борьбы с грязью - выстилки из бересты. Так устилают усадебные дворы.

Вообще - в Москве используют разные способы. Настилы из толстых досок на лагах - почти треть. Традиционный, по Великому Новгороду: из полубревен на трех линиях лаг - 15%, выстилки из бересты и гать - столько же. Довольно много (чуть больше четверти площади) - накатник.

На мысовой площадке Боровицкого холма (двор Оружейной палаты) есть булыжная мостовая, середина XII века. Булыжное мощение в древнерусских городах встречается редко, как правило, говорит об усадьбе человека высокого ранга - князя, именитого боярина.

Моим босым ножкам повезло. Встретились с такой редкостью - усадьба Кучковичей вымощена булыжником. Позже, когда Кучковичей казнят, часть этих камней пойдёт для устройства отмостки вдоль насыпи вала - для удобства передвижения воинов в сырое время года. Однако от сожжения Москвы в 1177 году Глебом Рязанским (Калаузом) - не спасёт.

***

Петенька с Софочкой - цок-цок по камушкам - к высокому крыльцу теремному. Там куча народа стоит, важняк какой-то выпирает одеждой богатой.

-- Якун Степанович! Хозяин! Большак!

Там - обнимашки с целовашками, поклоны с привечаниями. А меня куда-то в сторону. Барак, лестница вниз, мордой в стену, путы - долой, и сразу же - головой в яму.

Поруб.

Факеншит...

Ну здравствуй дом родной! Здравствуй мать сыра-земля! Хотя ты здесь... тьфу... суховата.

"Жив парубок моторний,

Мав рокiв тридцять три,

Любив вин дивчиноньку,

I з сиром пироги".

Парень в порубе - парубок? Тогда - песня про меня. Осталось дожить до тридцати трёх. Что, по нынешним реалиям - весьма сомнительно. Ну и так, по мелочи. Найти тут себе - "дивчиноньку" и "з сиром пироги".

-- Ты, эта, гадить будешь - в левый угол ходи. Тама, эта, яма как бы.

О! Так я не в одиночке?! Какая-то "дивчинонька" сыскалась. Судя по голосу - мужеска полу и преклонных лет. Наверняка - сильно "гарная". А "пироги", очевидно, вот в той яме по левому борту. "З сиром".

***

" - Люблю бутерброды с икрой. По-икрите мне посильнее.

- А я люблю с сыром. Мне -- по-сирити".

***

-- Спасибо на добром слове, мил человек. Звать-то тебя как?

-- Меня-то? Колысь, Градятой кликали. Давно. Уж лет восемь.

Что-то охнуло, закхекало, зашевелилось, зашелестело в темноте, придвинулся запах давно скисшего, сгнившего. Пахнуло так, что у меня, даже уже принюхавшемуся к подземелью, резануло глаза. Что-то мягкое коснулось шеи...

Ой! А я и не думал! Что после дороги, где постоянно - в путах да вязках, смогу руками двигать! Но автоматизм сработал: жёсткий блок в кость, захват... чего-то... Бросок, фиксация...

Факеншит! В темноте, на ощупь! Где у него голова? - Нет у него головы! А с другой стороны?

Под руками шевелилось что-то мягкое, липковатое, волосатое, вонючее... Перхало, пытаясь отплеваться, вздохнуть воздуху.

-- Ай! Отпусти! Больно! Стражу кликну!

-- Ой ли? Успеешь ли?! А вот землицы горсточка. Прямо в грызлице. Ну, что? Чем звать-то будешь?! Дурак. Лезешь без спроса. Ладно, живи.

Отпущенный мною Градята отплевывался, отхаркивался. Выразительно подвывая и ругаясь: