Тайная библиотека. Рыцарь Дальней стороны (СИ)

— Ну да, которые не наши. Как же еще в приказе было написано… Да что ж это. А? Да что ж это такое?

На него было и жалко и смешно смотреть.

— Да ладно, бросьте, — махнул рукой капитан Крепль. — С кем не бывает. Лучше отворите нам ворота.

— Ну да, ну да, — закивал головой привратник. — Вот наваждение. Ведь что б я да забыл имя…

Он еще что-то причитал и тряс головой, удаляясь в караулку. Другой привратник с простоватым грубым лицом, засмеялся, обнажая желтые зубы и не в меру красные десны.

— Читать умеет, — он мотнул головой в сторону караулки, — вот и дочитался.

Все еще продолжая колыхаться от смеха, он вошел под арку и принялся крутить ворот.

Из караулки выскочили несколько охранников с копьями и поспешили к поднимающимся воротам, за которыми толпилось немало окрестных крестьян в надежде любой ценой попасть в город.

— А ну, назад! Поберегись! — раздались голоса стражников.

— Проезжайте! Проезжайте скорее! — замахал руками весельчак-привратник. — Давайте! Давайте!

Потеснив толпу и несколько ее рассеяв, экипаж с эскортом выехал из ворот города. Однако не доезжая Ратного луга, пришлось еще раз задержаться. На обочине стояла девушка и махала рукой. Поверх ее платья был накинут бурый дорожный плащ. Едва экипаж остановился, девушка кинулась к первым двум всадникам.

— Чуть не опоздала! — воскликнула она. И капитан Крепль узнал Эльзу, дочь трактирщика Хэмма, подругу принцессы.

— Господин капитан, прошу вас, я хотела бы проститься с принцессой, да у меня еще и дело к ней.

Капитан улыбнулся и пожал плечами.

— Ну что тебе еще, Эльза? — послышался недовольный голос из кареты. — Я простужена и не могу выйти из экипажа. Подойди.

— Ах, ваше высочество, я бы хотела, — она кинула быстрый взгляд на капитана, находившегося рядом с ней. — Это должны слышать только вы.

— Ну залезай на минутку в карету.

Дверца открылась, и Эльза проворно вскочила в экипаж. Капитан Крепль вздохнул, покачал головой и отъехал подальше. Из кареты послышался смех, экипаж заколыхался на рессорах, и не прошло и минуты, как из него вышла Эльза.

— Я, ваше высочество, тоже хочу здесь проститься с вами, — послышался голос фрейлины Нелены. — Эльза проводит меня через поля к усадьбе графини Урны. Прощайте, ваше высочество, счастливого пути!

Из кареты вышла Нелена в своем темно-синем плаще с капюшоном и тут же сделала глубокий поклон, отчего капюшон совершенно закрыл ее лицо.

— Поехали! — громко крикнула фрейлина Катена, высунувшись из окна и почему-то сердито глядя на капитана. Кучер стегнул лошадей, и экипаж тронулся.

Девушки на обочине сделали еще один глубокий реверанс, а потом долго махали платочками, причем фрейлина Нелена трясла своим крупным платком у самого лица.

Экипаж отъехал достаточно далеко, вокруг было пустынно, поэтому никто и не видел, как девушки повернулись и поспешили не на юг через поля, а на запад в заросшую ивняком лощину. И уж тем более некому было услышать, как одна сказала другой:

— Кажется, получилось.

***

В лощине было тихо и безветренно. По дну ее протекал мутноватый ручей, а вокруг шагов на двести тянулся кустарник с сырыми кочковатыми полянками. Это безлюдное место почти возле самой городской стены, называемое Томовой залежью, выбрал сам Филипп. Он же, по уговору с Эльзой, принес узел с одеждой: новый дорожный костюм, который купил ему отец для поездок на ярмарку в Оймен. Собраться в дорогу было несложно. Другое дело выбраться из города, в котором объявлено осадное положение. Но для юноши, готовящегося стать оруженосцем какого-нибудь доблестного рыцаря, задача эта должна была быть разрешимой. И Филипп решил ее быстро. В качестве прикрытия он избрал телегу мусорщика Хломма, который каждое утро вывозил с городского рынка целую груду разбитых корзин, порванных мешков, кучи порченных товаров и прочий хлам и мусор. Филипп, наблюдал из-за угла, как Хломм заполняет телегу, понимал, что, как ни крути, ему придется зарыться в кучу гниющих, омерзительно воняющих капустных листьев, но, на его счастье, мусорщик водрузил на телегу огромную бочку, пробитую с боку, да еще без дна. Швырнув в нее какую-то ветошь, Хломм обошел телегу кругом, удовлетворенно покачал головой и влез на козлы. Экипаж тронулся. Филиппа хоть и звали долговязым, ловкости ему было не занимать. В одно мгновение он оказался в телеге, вытащил из бочки ветошь, втиснулся в нее, скрючившись неимоверно, и прикрылся той же ветошью, а в пролом бочки вставил свой узел.

Миновав Западные ворота, телега Хломма свернула к северо-западу на едва приметную дорогу, ведущую к заброшенному песчаному карьеру, где уже много лет находилась городская свалка и где всегда на страх городской детворе ошивались какие-то мрачные личности. Как только телега отъехала подальше от Западного тракта, вдоль которого под сенью городской стены располагались деревянные домики предместья, Филипп попытался незаметно вылезти из бочки. Но на этот трюк ловкости будущему оруженосцу не хватило. На ухабистой дороге, в трясущейся безрессорной телеге, да еще после четверти часа сидения скрючившись, — это оказалось не так-то легко. Во-первых, нога провалилась между какими-то жердями, во-вторых, останки какого-то ящика полетели с телеги, прихватив с собой что-то металлическое и звонкое, а в-третьих, перепугавшись этого шума, Филипп так рванул, что грохнулся с телеги, загремев, как говорится, костями. Телега тотчас стала, Хломм обернулся.

— Ах ты, паршивец!

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, в какую ярость пришел мусорщик. И этот взгляд Филипп успел бросить. Желтоватые, словно подернутые маслянистой пленкой глаза Хломма сделались холодными, будто стеклянными, уголки рта опустились вниз, отчего глубокие продольные складни на его щеках обозначились резче. Медлить было нельзя. Вся ребятня в городе на собственных спинах и ушах знала крутой нрав мусорщика Хломма. Филипп подскочил как ошпаренный и задал такого стрекача, что во мгновение ока оказался у водного рва под городской стеной, а хищные руки мусорщика поймали воздух.

— Чтоб тебя разорвало! — кричал осипшим басом Хломм. — Мусорная ты крыса! Ворюга долговязый! Вот уж я доберусь до твоих ушей! Думаешь, я тебя не узнал. Сегодня же навещу твоего папашу-оружейника, оболтус!

Он принялся копаться в телеге, в надежде угадать, что такого ценного мог утащить переросток, по которому розги плачут.

Филипп был уже далеко. Не сбавляя скорости, он добежал вдоль рва до городских ворот, пересек начинающийся там Западный тракт и только здесь остановился, чтобы отдышаться, а заодно и порадоваться своему благополучному бегству из города и избавлению от хищных, цепких лап Хломма.

На условленное место он прибыл задолго до назначенного срока, но это не огорчало его. Здесь, в заросшей лощине, среди ивняка и тихо шуршащей осоки, необыкновенно хорошо мечталось, а мечтать сын оружейника любил. Воображение юноши рисовало, как он представляется какому-нибудь рыцарю и тот, пораженный его способностями, тотчас же принимает юношу на службу.

— Я всегда верил, — говорит рыцарь, — что обязательно найду достойного оруженосца. И вот это случилось.

Но дальше сама служба оруженосца как-то не вырисовывалась фантазией юноши. Зато очень ярким и отчетливым виделось посвящение оруженосца Филиппа Шеробуса в рыцари. Вот он в числе прочих посвящаемых обходит с горящим факелом в руке вокруг Камня Берготель, раз, потом другой, потом третий; как верховный король Уттер держит меч над его головой… и как матушка новоиспеченного рыцаря смахивает со щеки слезу счастья.

«Матушка, — вдруг с грустью подумал Филипп. — Она ужасно огорчится, что я удрал. Наверное, плакать будет. Отец, тот станет браниться на чем свет стоит, а под конец скажет: ничего-то из него не выйдет, нахватается шишек и вернется, вот тогда настоится у горна. А я вернусь на своем коне, в новом кафтане…»

— Эй, парень! Где ты тут? — чей-то резкий окрик прервал мечты будущего оруженосца. Филипп вспомнил, кто он на самом деле и где находится, и поспешил вверх по склону лощины.