Калейдоскоп вечности (СИ)

Юноша наклонился над фреской, выполненной на граненной мраморной плите, осторожно провел пальцами по чертам расколотого вдребезги лица и взгляд его стал полон страсти неслыханной и одержимой, чувство буйной радости окрыляло. Он был молод телом и стар душой, и в этот час вся его натура пела, словно соловей, улыбка возрождала его к прежней жизни, делала его человечней и сострадательней. Под струящимся светом ламп, мастер собирал воедино крошечные крупицы в одно значимое полотно. Металлические палочки подцепили крупный сапфировый камень и вставили его в промежность между треснувшей половиной и нетронутой частью, идеально войдя в сформировавшееся углубление, и получилась небесная сережка с серебряной гравировкой с округлым контуром. В глубоком сосуде хранился ценный золотой песок, мастер закуривал мундштук и когда из золоченой трубки выгибались дымчатые струи, он скидывал пепел в узкое отверстие, и из горлышка в тот же миг вылезали песочные человечки в ярких нарядах и спрыгивали с вазы, разбегаясь каждый по своим делам. Одни складывали письма, заворачивая их в плотные цветные конверты, и ставили печать четырехгранной розы ветров на обжигающем красном воске, другие, корчась на корточках с серьезным и задумчивым видом, выбирали крупицы, отскобленные от каменной фрески, выкладывая схожие по длине и размеру осколки, после чего проникновенные глаза мастера будут долго осматривать каждый кусочек, вертя его перед собой и так, и эдак.

- Нужно сделать это сегодня, - это был мягкий голос, доносящийся из темноты, сравнимый с течением реки и перекатыванием слабых прибрежных волн, полный стальной уверенности и силы, но в нем и не слышалось ноток приказа или озлобленности, скорее наставление от стародавнего друга.

Мастер прекратил работу, тяжело вздыхая, но, не показывая раздражительности или усталости, скорее тот испытывал разочарование от того, что его отрывали от столь важного занятия. Он повернулся в сторону первого представителя, по-детски играющего пальцами с водяными часами, наблюдая, как зеркальные потоки меняют краски и оттенки, когда рука проходила сквозь струи и спокойно ответил:

- Если ты так того хочешь, я не буду препятствовать, и все же стать причиной бессмысленного окончания множества невинных жизней в очередной раз меня не слишком радует. На моей совести достаточно смертей, и у меня нет желания отягощать свою душу новыми раскаяниями, пускай это и неизбежно, я все время пытаюсь отсрочить наступления подобных событий. Лавочник снял с глаз голограммные линзы, пробегая взглядом по уже сделанной работе, оценивая ее качество, и с сожалением обнаружил, что еще не скоро сможет собрать хотя бы нижнюю часть лица, изображенного на полотне человека. Песочные человечки перемешивали в склянке глиняный раствор, обхватывая всем телом крупную деревянную ложку и подсыпали белую рассыпчатую смесь, хранящуюся в черных замшевых мешочках, перетянутых нитью жемчужных бусин, попеременно посматривая с любопытством и беспокойством на своего хозяина.

- Не ты один несешь на себе это бремя, не делай из себя мученика. Возьми в пример ту же провидицу, что наблюдает за свершенными судьбами людей из птичьей клетки, из которой не выбраться, даже чтобы издалека посмотреть на океан.

- Эта женщина мне омерзительна, но ненависти я к ней не чувствую. Скорее, - вздохнул он, откидываясь на спинку деревянного стула, глядя на звездчатый потолок, - она меня пугает. Она может быть равнодушна или коварна, живет столько лет, но остается человеком, несмотря на столь долгую и мучительную жизнь, похожую на пытку. Уверен, что она сожалеет о многом, - протянул лавочник, и его слова повисли в воздухе, смешиваясь с густым ароматом мятного чая с жасминовым медом, - также как и завидует - умереть-то она не может. Бедняжка, мне почти жаль ее.

- Мы не будем это обсуждать, я знаю, как ты к ней относишься. Гораздо важнее обсудить сегодняшний день. Разве мы не планировали сделать это сегодня? Другого шанса не будет.

- Ты планировал это, - с нажимом произнес хозяин лавки, отвернувшись от вестника беды к прекрасно выполненной фреске, ища потусторонней поддержки. Мастер с удивлением обнаружил, что впервые за долгое время испытывал подобие недовольства, пускай оно и длилось не более секунды. Необычно и ново, пугающе и странно чувствовать беспокойство за других, а может то было всего лишь - И, конечно же, я выполню твой приказ, но только если ты его отдашь, а взамен потребую с твоей стороны спокойствия для себя. Я не желаю становится участником новой эры кровопролитных боев. Я слишком устал, - пальцы вновь взялись за привычный холод серебряных щипцов, возвращаясь к изумрудной поверхности портрета, - мне в кое-то веки хочется побыть с чем-то знакомым.

Первый представитель поднялся со своего места, подходя к длинному столу, устланному пергаментными листами, исписанными мелким текстом и заставленным разнообразием стеклянных банок с цветными субстанциями, мешочками с порошковидными красками и лаками, в большой деревянной шкатулке в разных отсеках лежали засушливые цветы, а в выдвигающихся ящичках специи и благоухающие травы, несмотря на это, рабочее место мастера представляло собой идеализированный порядок - ни единой пылинки или среза от острых ножей на поверхности стола, которые часто использовались и лежали в кожаных сумках. Представитель наклонился к выгравированному портрету, пытаясь разглядеть силуэт незнакомца, но, как и на большинстве других работ, которые он встречал, там была пустота. Будто нечистая сила, спустившаяся на землю, решила смести все упоминания о человеке, который упорно уничтожал их многотысячные ряды.

- Когда он будет закончен? - настойчиво спросил представитель, неотрывная взгляда от гравюры.

- Нетерпение Вам не к лицу, мой господин, - с насмешкой произнес лавочник, смачивая инструменты в золотой кипящей жидкости, от которой исходил шипящий пар, - как только я закончу, Вы будите первым, кого я извещу об этом. Будьте уверены, - решительно сказал юноша, заглядывая представителю в глаза, будто своим взглядом, старясь уверовать его в правдивости своих слов. Они не часто спорили или соглашались друг с другом, встречи их были редки, и, как правило, проходили без посторонних, а содержание беседы всегда оставалось за пределами здравой логики, словно собеседники боялись обличать мысли в слова и разговаривали жестами и переглядами. У стен есть уши, у ветра скорость, у воды воспоминания, у земли чувства, а у огня сила, и сколь многое недоброжелатели могли почерпнуть из случайно оброненной фразы. Казалось, что те подчинялись строго оговоренным указаниям, выполняя приказ свыше, но чей то был наказ - мифических богов или тех, кто скрывался в настоящем людском мире - ответ знали только эти двое.

- Сегодня, - выдохнул представитель, отворачиваясь от демонических алых глаз, в которых слабо тлел уголь жажды, - ты и сам прекрасно понимаешь, что в этот раз все будет по-другому. Ты это чувствуешь, не может быть иначе, или вразуми, откуда это захватывающее предвестие перемен в груди? Такое я испытывал единожды, а сейчас волнение наполняет меня, словно вот сейчас выйдет главное действующее лицо и прокричит, что пришел конец томительному ожиданию.

- Ты и раньше это говорил, - надменно пробормотал мастер, сводя брови на переносице.

- Нет, лишь ты один не хочешь признаваться. Попробуй вспомнить, - представитель наклонился к юноше, шепча на ухо слова, которые он так хотел услышать, - ради чего ты сидишь в подземных катакомбах, начищая до блеска раритеты, которые никому не нужны. Прошлое - это ностальгические отрывки памяти, за которые мы хватаемся, как за спасательную ветвь, но бурное течение настоящего все равно уносит вперед, и в итоге будущее дает надежду. Ты же будущему не веришь, безропотно доверяя прошлому.

- Если я верю в прошлое, а ты в будущее, то кто же верит в настоящее?

- Те, кто выйдет с рассветом на Турнир, - пророчески вымолвил представитель. - Я хочу их испытывать столько, сколько потребуется. Жертвы неминуемы в этой борьбе, и я пойду на них, - бледные пальцы сильно сжали кружевную спинку стула, вены на его руках вздулись, костяшки побелели, а лицо приняло непроницаемое выражение, только сумрачные глаза блестели от нахлынувшего возбуждения. - Мальчик, которому достался сапфир, не обычен. Он послушен, и в то же время идет наперекор всем писаным и неписаным законам, установленными нашими богами, слушает зов сердца, а не разума. То его погибель и величайшая сила. Будет интересно посмотреть, к чему это его приведет.