Калейдоскоп вечности (СИ)

- Что ты несешь? - с ужасом спрашивала София, поглощенная его глубокими глазами неба, небеса отражались в его глазах, глаза отражались в небесах - сама синева смотрела на нее.

- Я останусь с тобой, - допытывался Скай, вставая перед ней на колени и судорожно глотая воздух, - мы навсегда останемся вместе, и никто не разлучит нас, это будет наш собственный выбор, а не выбор прорицательницы, заклеймившей меня сапфировым символом. Я предложу тебе весь мир...

- Таков порядок вещей, чтобы нам диктовали нашу судьбу, - рассудительным тоном шептала она, - пойти против решения - значит пойти против высших устоев и ценностей общества. Твои слова одурманены дьявольским искушением - это правда. Сегодня ты пошел против всех наказов, причинил страдание другим, но и глубоко опечалил меня. Ты просто не в состоянии понять меня, и в этом открытии и заключается мое главное несчастье. Я так хотела, чтобы ты был подле меня, держал меня за руку и шептал покровительственные слова. Я не виню тебя за отстраненность последних недель, не могу представить, чтобы чувствовала сама, если бы прошла через боль предательства. Клаус и для меня многое значил. Но ты пошел путем жестокости, больше выплескивая всю ненависть и злобу на тех, кто ее не заслужил. Можно ли добиться мира и благополучия изуверством и насилием? Ты ли это? Таким ли я тебя помню? И такой ли ты представляешь меня, раз подумал, что я возжелала нечто столь вопиющее? - она печально опустила свои глаза на его крепкие руки, сжимающие ее предплечья, и под ее взглядом их крепкая хватка ослабла.

- Выбрав судьбу Рефери, ты сможешь многое изменить к лучшему. Разве не этого мы всегда хотели? Можешь ли ты воплотить это в самой далекой и сокровенной мечте - мир, где нет полуночных отпрысков, нет голода и войны, национальных распрей и унижений над человеческим достоинством и сущностью, классовых конфликтов и коррупции, - саркастическая улыбка тронула ее полные губы. - Мне кажется полным бредом уже то мнение, что когда-то люди жили бок о бок друг с другом, и не боялись захода солнца и наступления сумеречной ночи. Просто за гранью естественного, если ты не находишься под покровительством Империи, а в северных пустошах, какие бы ущербные и мерзкие люди там не жили, они по строению костей, крови и плоти, не отличаются от нас, но зато заплатили бы многим и даже больше, чтобы оказаться на моем месте.

Скай внимательно вслушивался в каждое слово, и его посетила смесь одиночества и новой утраты. Она была против, не пошла бы с ним наперекор обществу, и дело не в страхе или сомнении. Он прекрасно осознал свои ошибки, и теперь в нем затаилась крупинка неподдельного настоящего страха, что он может потерять свою путеводную звезду в будущем. В конечном итоге, это была всего лишь первая попытка, не увенчавшаяся успехом. Сколько других пытались вступить в одичалую борьбу с судьбой и недостойным пророчеством, но все приходили к одному и тому же итогу, какими бы дорогами не пошли, и сторону какой тропы бы не выбирали. Ему нравилось испытывать свое предназначение, но он не мог понять, для чего оно, ведь внутри черная дыра - совершить многое или не совершить ничего. Мечта не осуществиться, и он обязательно потеряет кого-то значимого, отдавая себя во спасение других, и растопчет свою душу, потому что будет защищать всех, топча собственные желания и жертвуя мечтами остальных.

Глава 6. Рапсодия сумеречных окраин.

Начинателям всегда принадлежит первое место в памяти людей. Но с каким бы почтением мы ни относились к этим первым гениям, их преемники часто доставляют гораздо больше удовольствия.

(Ф. Вольтер)

Водяные стрелки часов равномерно шли вперед, нависая над стеклянным дворцом с шестью башнями и высоким рубиновым мостом с тяжелыми колоннами и рельефными готическими арками с остроконечными изогнутыми формами из крепкого красного металла, соединяющим скалистые подъездные пути с раскрытыми вратами, состоящими из разноцветных витражей, в осколках которых были видны сцены мифического прошлого - парящий белый дракон, и гордо восседающий на нем всадник с возвышающейся рукоятью белого клинка над ждущей его команды безмолвной армией - то были величайшие герои далеких и забытых времен. И всадник тот стоял на вершине ледяного утеса, покрытого непорочным снегом, смотря в бескрайнюю даль сквозь щели белой маски, и с глаз его текли кровавые слезы, и к каплям алым тянулись человеческие руки и исчезали в пыли при соприкосновении демонические миражи. В этом строении было больше алогизма, чем где бы то ни было - по стенам плелись барельефные изображения человеческих фигур, удерживающие заостренные пики и копья, пытаясь отогнать темных призраков, проскальзывающих в затянутые страхом тела, некоторые неслись на спинах диких волков, выставляя перед собой серповидные мечи, другие парили в воздухе, несомые фантастической красотой крыльев и сопровождал тех сокол, поднимающийся к вышине солнца. Кружевные ножки деревянного столика, на котором стоял хрустальный дворец, были покрыты золотой росписью роз и орхидей, являясь самым главным украшением причудливой комнаты. Здесь были сундуки, с аккуратно уложенными кимоно с яркими рисунками на ткани; флаконы с маслами и лучшими ароматами сухих духов; вдоль стен выстраивались многочисленные свертки с алебардами, ятаганами и черными копьями, сталь которых сверкала под проскальзывающими сквозь плотные алые бархатные шторы солнечными лучами. В шкафах находилось место и под старинные шахматы из драгоценных камней, и для начищенных до блеска зеркал высотой в четыре фута с резьбой в виде порхающих эльфов и красных бабочек, и целой галереи картин, мозаичных фресок. Некоторые из пейзажей были сожжены и хранились в небольших сейфах со своим орнаментом с висячими замочками, другим достался меньший урон - потемневшие и растрескавшиеся краски на большом полотне, опаленной пламенем рамой - они покоились под плотным стеклянным покрытием. Были и те, что реставрировались под всевидящими глазами мастера, что кропотливо, любя и усердно восстанавливал разрушенное произведение искусства. У хозяина этой лавки, спрятанной в глубине старого города, находились и отравленные клинки, мечи, павших бравых солдат, отдающих с честью и бесчестью свои ничтожные жизни, и, забирая с собой в огненную гиену других - не познавшие счастья. Лавочник всегда полагал, что те, кому поведали завтрашний день, обречены на гибель с самого начала. Немногие знают его настоящую историю, и стоит ли ее вообще рассказывать, когда в тишине и полумраке узких коридоров его обители, он проводил время за любимым занятием - его бледные крепкие руки были молоды, и если приглядеться к мастеру поближе, то покупатель разглядит цветущего юностью человека с невероятно красивым лицом. Широко поставленные глаза винного багрянца, при свете дня похожие на оттенок спелых вишен, мягкие и тонкие пряди, которые он подстригал каждый день, вставая перед зеркалом и с превосходной точностью отрезая серебряными ножницами светло-русые волосы, кончики которых доходили до подбородка. Он многое знал, но редко с кем делился своими знаниями, скорее он разбавлял скуку историями, таившимися за его меланхолической грустной улыбкой, чтобы скоротать быстрее день пока антикварные картины сушились на солнце или настаивались краски для старинных фресок. И истории его были до того невообразимы, что было порой невозможно отделить правду от вымысла. Его нельзя называть злодеем или добряком, он поступается лишь с собственными принципами справедливости - однажды он послал пятнадцать белых голубей с привязанными к лапкам листами воспламеняющейся бумаги, чей огонь нельзя было затушить ни водой, ни ветром, под натиском неукротимой стихии горела сама земля и заряженные ионы чистой энергии разъедали кислород, и пламя, переливаясь золотом, синевой и пурпуром, сожгло дотла целую провинцию. Мало, кто знал, что в маленьком поселке тогда бедствовала эпидемия безликих - падших созданий тьмы, что делали из человека неуязвимого мертвеца. Тела окрашивались в мертвенно-белый, а лица затягивались плоской маской без глаз и ноздрей, изменялся лишь рот, раскрываясь в широкой пасти с острыми зубцами бритвы, и голубые прожилки вен яростно пульсировали на лбу - ими двигал неутолимый инстинкт и жажда плоти, а еще безумная тяга к убийству. У них были толстые черные ногти, напоминающие кованые прутья, а длинные ноги передвигались их скоро и ловко, сила в мышцах позволяла перепрыгивать в высоту несколько десятков футов, настигая своих жертв. Это была болезнь, или некий вирус, передающийся воздушно-капельным путем - многочисленные микробы, обитающие в человеческом теле и впрыскивающие ядовитые распыления в кровь, полностью изменяющую структуру скелета и прогрызающее сознание, оставляя за собой одно мучающее желание, доводящее до фатального безумия. Агония пронзала внутренности, и яростные тонкие крики вырывались из их промерзлых грудей точно вой умирающего зверя. Он мало кому раскрывает свое фальшивое имя, но если этот человек тебе нужен, люди укажут дорогу к его загадочному магазину, ведь лавочник известен каждому несмышленому ребенку в Столице. О нем рассказывали страшные байки и удивительные, завораживающие слушателей легенды - самый загадочный из всех жителей Шанхая принимал сторону то добра, то зла, будто по настроению, как игривый, прыткий кот. Обманывал самих богов, сидящих на двенадцати белоснежных престолах, а может это всего лишь быль, чтобы нагнать ужаса и больше таинственности этой персоне. И непонятно было, почему никто и никогда не пресекал его действий, будь они во благо или в порок, да и человеком ли он был вообще или созданием иного мира? По ночам он впускал в комнаты богатый мягким серебром лунный свет, и золотистые сверчки слетались к красной калитке, опускаясь на бутоны раскрывающихся ночных лотосов, освещая собой одинокий и ухоженный сад. Здесь продавались сухие ароматизированные бабочки, на которые стоит подуть, как они рассыплются в пыли, овевая комнату фантастической цветочной эссенцией; калейдоскопы невиданной красоты в виде мраморных драконов и цветочных прядей пристроились на шелковых подставках, в которые стоит лишь заглянуть, как любопытного затянет в неизведанные фантастические миры с пустынными темными замками, где за эхом шагов по длинным пыльным холлам будут наблюдать ползучие живые тени, преследующие путника каждый новый поворот в расписной бальный зал со столами, полных искусных яств, и негласные призраки разойдутся чудесными фантазиями, как только вкусишь сладкий плод с праздничного банкета; табуретки украшали разноцветье камней и музыка далеких нежных голосов, расходящихся зыбкой мелодией, закрадывалась в самую глубь души слушателя.