Я – хищная. Возвращение к истокам (СИ)

Эрик окинул меня внимательным взглядом.

– К Эльвире.

Воспоминание-молния. Смятые простыни. Пунцовое лицо Эли. Усмешка Влада. Интимность, которую я нечаянно нарушила. Нелепая, к слову, интимность. Зачем Владу Эля? У него всегда было много поклонниц, но все они разительно отличались от целительницы – что внешне, что характером. Вот Даша гораздо лучше подошла бы на роль его избранницы, но за столько лет у них не наметилось и намека на отношения. Выходит, не судьба. А тут вдруг…

– Бред какой-то, – подытожила я.

– А ты не знала? – Эрик удивленно приподнял бровь, а взгляд стал еще внимательнее, будто он испытывал меня, изучал реакции. Или правда изучал? – Дарья влюблена в него с детства.

Вот точно бред! Даша все время, что я ее знаю, сватала мне Влада и пыталась рассорить с Эриком. До самого венчания, да и после особого восторга на лице защитницы по поводу женитьбы с ее братом, я не наблюдала. Сколько мы живем в одном доме, сколько раз я видела их с Владом, и у меня ни разу и мысли не возникло, что она…

– Извини, но это звучит смешно.

– И, тем не менее, это так. Это была первая мысль, которую мне удалось услышать, когда дар проснулся.

– Ты… влез Даше в голову?! – Я отшатнулась. Тарелку поставила на широкие перила, и она недовольно звякнула, будто упрекнула в небрежном обращении с булкой. Наверное, у меня на лице отразилось негодование, потому что Эрик отвел взгляд. И выглядел при этом слегка виноватым.

– Тогда я еще не умел контролировать это.

– Тогда?

– Сейчас умею, – признался он. – Но мысли Дарьи с тех пор мало поменялись.

– И не стыдно? – укоризненно покачала я головой.

– Нет, – совершенно искренне ответил Эрик и, решив, наверное, что от булки я отказалась, стянул ее с тарелки. Булка наверняка была вкусной, а я не ужинала. И рассмеяться бы, попробовать отвоевать хоть половину, но…

Даша? Серьезно? И если так, то чего ей стоило быть рядом с ним все эти годы? Наблюдать. Слушать. Помогать. И думать, каждую ночь думать, что она тоже могла бы быть на месте одной из них – бабочек-однодневок, ярких и разных. Однотипных. Или же укорениться, как Ира…

Она укоренилась. Правда, не так.

– Идем. Замерзла совсем.

В голосе Эрика послышалось раздражение. И ладонь, обхватившая мое плечо, сжалась немного сильнее обычного. Еще одна моя ошибка – замешательство, неправильные мысли, которые нельзя позволять себе рядом с Эриком.

Боюсь, теперь рядом с ним нельзя позволять никаких мыслей. Разве что о мягкой сдобе, покрытой толстым слоем марципана.

…Богдан явился на следующий день. Незадолго до него пришли другие охотники – те, с которыми успел договориться Гектор. В доме стало тесно. Душно. И сам дом будто уменьшился в размерах. Нависали изящной лепниной потолки, опасно сверкали люстры, расплескивая теплый свет на плечи. Стены давили. И грудь будто кольцом сдавливало тоже.

Я сбегала из общего дурдома – либо в нашу с Эриком спальню, либо на улицу. На крыльце, за стеной защиты было безопасно и дышалось легче.

Природа, наконец, проснулась, и во дворе, на зазеленевшей лужайке, будто огромный ящер, вылупилась весна. Она щедро делилась солнцем. Теплом. И прохладой, которая казалась приятной, благостной даже. На улице пахло свободой. Теплым асфальтом. Влажной землей и прелыми листьями. Птицы пели, и, казалось, счастье притаилось где-то рядом, за углом.

– Скоро в доме будет больше охотников, чем мы сможем одолеть.

Дэн поднял лицо к небу и зажмурился, как кот. Прислонился спиной к колонне, откинул плечи назад и тоже впитывал весну. На лице его отражались лишь покой и безмятежность.

– Все хотят жить, – пожала я плечами. – Хаук зол на всех.

Он убивал. Методично и по понятной лишь ему схеме. Появлялся в неожиданных местах и выпускал смертоносные щупальца. Гибли хищные. Ясновидцы, которые, по словам Гектора, всегда жили мирно и придерживались законов. Охотники. Умирали не все. Оставшиеся в живых, напуганные и потерянные, оставались бродить по земле. И если так, то…

Почему?

Кара богов, которая настигает не каждого, а лишь того, кто нагрешил больше всех? И как определить степень своей вины? Как вымолить прощение у богов, которые давно погибли?

Рядом с Дэном чувствовалась легкость. Мысли плыли лениво, как неповоротливые, жирные рыбы в мутном пруду. Скоро май, а я все еще не приблизилась к Гарди. Богдан здесь, но… Эрик молчит. Медлит. Выжидает?

– Это будет трудно, – сказал Дэн, открывая глаза, и взгляд его был тяжелым. – Если тебе придется сделать то, о чем просил Барт, то это будет чертовски трудно.

– Сейчас это легко.

Вылечить Гарди. И если не поможет, то… умереть?

– Сейчас да. Но там, у черты, когда назад дороги не будет, проснутся инстинкты. Ты можешь готовиться к этому сколько угодно, но… сможешь шагнуть к нему сама?

– Смогу, – решительно ответила я. – Иначе все умрут. И я в том числе. Ты знаешь это.

– Наверное, поэтому он тебя и выбрал. Барт. Потому что ты – та, кто не отступит.

Наверное. Откуда мне знать? Барт мертв, а я здесь, и мне нужно что-то делать. Хоть что-то!

Умирать не хотелось. И оттого еще более раздражало ожидание. Медлительность Эрика. Задумчивость, с которой он иногда на меня смотрел. Ожидание убивало медленно, мучительно.

Чего он ждет? Если мы знаем, где Гарди, это ведь шанс. Для меня. Для нас всех.

Впрочем, причины были ясны. То, что предстояло сделать, тяготило не только меня. У Эрика были собственные, не менее сильные демоны. Недоверие. Обида. Злость, которая, как дикая собака на привязи, рисковала разорвать оковы. Вырваться. Ведь для того, чтобы вылечить Гарди, мне нужно…

Думалось об этом неохотно. Будто бы не со мной, не я… А если я, то не та, которая здесь и сейчас. Другая. Она появится через несколько дней, недель даже. Ближе к маю. Проснется поутру и выйдет на крыльцо встречать Хаука. Дэн прав, это будет тяжело. Я не смогу. А вот она – она сильнее. Правильнее. Она никогда не боится. Или просто немного безумна…

Но до того она откроет жилу и примет приторно-сладкую ваниль.

Эрик боялся, что она снова сорвется. И он сорвется вслед за ней – вниз, в пропасть, откуда возврата нет.

Мы ходим по грани. Оба. Грань тонка, опасно прозрачна. И правильного больше нет.

– Смотри, кто это там?

Дэн оттолкнулся от колонны и спустился на две ступеньки, вглядываясь вдаль – туда, где у гостеприимно распахнутых ворот мялись две сгорбленные фигуры. Гостеприимность была обманчивой, и они чувствовали это. К слову, я бы совсем не расстроилась, если бы они попытались преодолеть защиту, и она отозвалась бы на присутствие непрошенных гостей, опутала обжигающими плетьми кена. Причинила вред.

Появление незваных гостей злило.

– Скажу Эрику, – процедила я и вернулась в дом. Осталась бы, точно не смогла сдержаться. То чувство, которое испытала у очага атли, когда Крег совершил жертвоприношение, снова накатило. Жила откликнулась, вздулись вены, и кен готов был вырваться на свободу. Убивать.

Рано. Придет час, и я отпущу себя. Но не сегодня. Не с ними. Они не заслужили, чтобы на них тратить ценный дар. Пусть тень Крега смеется за спиной, провоцирует. Я не поддамся. Это не мой кен, а той, кто придет в мае. И я сохраню для нее то, что оставил Барт. Потому что иначе мы все проиграем.

Нежданные гости боялись переступить порог. И под пристальными, недобрыми взглядами жались друг к дружке, опускали глаза и руки прятали за спину. Однако же пришли. И к Эрику Рик Картер шагнуть не побоялся.

– Хаук приходил. Он убил всех, включая Саймона, и мы… – Он запнулся, будто слова, которые хотел произнести, застряли в горле. – И нам сказал, что вернется. Поэтому я прошу защиты в вашем доме. Для себя и своей жены.

На меня посмотрел, будто ища… Чего? Поддержки?

– Нет, – твердо ответил Эрик.

– Пожалуйста…

Лили выглядела жалкой. Осунулась. Некогда гладкий лоб прочертили три глубокие борозды. Тени под глазами пролегли. Прическа, всегда аккуратно уложенная, превратилась в паклю. А взгляд был заискивающим, умоляющим.