Гробницы Атуана

ной муке.

— Тогда я сожгу плащ и велю соткать другой! Ну, давай же, Манан…

Манан послушно нагнулся, и пленник соскользнул с его плеч на черное одеяние. Он лежал, как мертвец, и только артерия судорожно билась на его шее и спазмы время от времени сотрясали изможденное тело.

— Нужно его приковать, — сказал Манан.

— Боишься? — с издевкой спросила Арха, но когда Манан показал ей торчащий из стены железный стержень, к которому можно было прикрепить цепь, она разрешила ему принести ее из одноименной комнаты. Топая и повторяя вполголоса указания Архи, Манан удалился — он уже много раз бывал в Лабиринте но без своей госпожи — никогда.

Архе показалось, что в свете оставшегося фонаря картины на всех четырех стенах ожили — задвигались, задергались жуткие фигуры печальных людей с обвисшими крыльями, пребывавшие до этого в безысходной неподвижности.

Она нагнулась и влила еще несколько капель воды в рот пленника. На этот раз он закашлялся и движением, в котором отсутствовала какая-либо сила, протянул руку к фляге. Арха позволила ему выпить пару глотков, и пленник с мокрым, перепачканным кровью и грязью лицом снова откинулся назад и пробормотал что-то на непонятном Архе языке.

Вернулся Манан, с грохотом волоча за собой железную цепь. Прикрепив ее одним концом к торчавшему из стены стержню, а другим к железной полосе, обернутой вокруг пояса пленника, он с сомнением оглядел свою работу

— Не очень туго, он может проскользнуть…

Страх Архи перед пленником почти пропал. Она смело подошла к нему и попробовала просунуть ладонь между железной полосой и ребрами волшебника.

— Видишь? Не выскользнет, если не поголодает еще недельку.

— Маленькая госпожа, — жалобным голосом произнес Манан, — обычно я не осмеливаюсь беспокоить тебя вопросами, но скажи, какой толк от него, как от раба Безымянных? Ведь он мужчина.

— Манан, ты просто старый дурак. Хватит кудахтать.

Пленник наблюдал за ними острыми, яркими, но бесконечно усталыми глазами.

— Манан, где его посох? Ага, вот он. Пусть побудет у меня — в нем магическая сила… и это пусть тоже станет моим! — Быстрым движением она сдернула с пленника серебряную цепочку, хотя он и попытался схватить ее за руку. Манан пнул его в бок. Арха покрутила цепочку перед пленником.

— Это и есть твой талисман? Неужели он дорог тебе? Какой он некрасивый, разве ты не мог позволить себе что-нибудь получше? Успокойся, я сберегу его для тебя!

С этими словами она одела цепочку себе на шею и спрятала свисающий с нее кусочек металла под толстым воротником своего одеяния.

— Ты не знаешь, что делать с ним, — хрипло сказал пленник, произнося слова каргадского языка не совсем правильно, но внятно.

Манан еще раз пнул его, пленник застонал от боли и закрыл глаза.

— Хватит, Манан, пошли.

Она вышла в туннель. Манан, ворча, последовал за ней.

Вечером, когда огни во всех зданиях Места погасли, Арха в одиночестве поднялась на холм. Она наполнила флягу водой из родника, отнесла ее и большой ломоть грубого ржаного