Камин-аут (СИ)

Почему только Эваллё почти сухой, ведь пена должна была пройти сквозь голограмму? Ладонь, его коснувшаяся, была осязаемой, могло ли так быть?

Это был человек?

Спазмы прекратились так же внезапно, как и начались. Но на лице осталась кровь, от этой мысли тошнота стала вдвое сильней.

Пытаясь понять, что произошло, и кто достал баллон огнетушителя, Эваллё медленно разогнулся и привалился спиной к колонне. Он не доверял сейчас своему организму, опасаясь, что живот снова скрутит.

Когда свечение рассеялось, всё произошедшее походило больше на массовую галлюцинацию или сон. Ощущение силы в воздухе исчезло, как и несуществующий ветер, и манящее тепло. Вокруг было темно и пыльно. Люди выбирались из-под завала. Стоял гул голосов. Звали друг друга по именам, спрашивали, что произошло, просили зажечь свет, доносился до слуха чей-то кашель, кто-то даже смеялся, вероятно, от потрясения, но ни слова о присутствии создания из другого мира. Похоже, что-то ввело всех в состоянии гипноза, внушив одно и тоже, только Эваллё оказался нечувствителен к чужим фокусам.

В голове стояла такая несусветица, что парень задался вопросом, а была ли проекция вообще.

Эваллё видел в темноте так же хорошо, как и на свету, до сих пор не зная, чем вызвано это умение. С трудом сдерживая позывы к рвоте, он пытался отыскать среди завалов и спин разгибающихся людей кого-то знакомого.

Маю направлялся к нему, легкомысленно вытянув перед собой руки и не утруждая себя смотреть под ноги. Только сейчас Эваллё заметил, как накалился воздух в зале.

Поднялись тучи пыли. И без этого было душно, а теперь еще и дышать приходилось пылью.

Мальчик, точно слепой котенок, задрал голову в тот момент, когда наверху раздался такой звук, как если бы дерево резко треснуло.

Внутренняя фиксация крыши пришла в движение. От потолка отлетела тяжелая балка. Эваллё, оказавшись на четвереньках, толкнул Маю в завалы пустых коробок. Мальчик не устоял на ногах и повалился на картонную коробку с продуктами, примяв это всё своим весом. Судя по запаху, в коробке еще оставалось карпаччо из лангуста. Эваллё стиснул зубы и постарался дышать как можно меньше, чтобы только не ощущать запах съестного, от которого в желудке оседала тяжесть.

Рядом раздался голос Огнецвета.

– Ну ты как, цел?

Гитарист улыбался, глядя на Маю совершенно дикими глазами. И улыбка вышла полубезумной. Мальчик неуклюже приподнялся на локтях. Запах усилился, и Эваллё накрыл рот ладонью. Опозориться перед столькими людьми, да когда твой отец еще и знаменитость, совершенно не хотелось.

Огнецвет хлопнул в ладоши:

– Кто жив – отзовитесь!

Эваллё глядел на потолок. Обвал потолка объяснял замыкание, но могла ли конструкция просто взять и обвалиться? Вряд ли это здание настолько старое.

– Огнецвет, ты меня спас, – послышался очень удивленный голос Маю.

– Замечательно! Значит, я не зря ем свой хлеб в группе, – усмехнулся музыкант и, подобрав мальчика на руки, поставил того на пол. – Хн… Ты, случаем, ни на какой диете не сидишь? Что-то ты исхудалый больно… Моя девчонка и то больше твоего весит. Ты же – парень! А парней не должно сносить ветром. Видать, ты совсем заучился в этой своей академии, ничего мать тебя быстро откормит. А «спасибо» сказать надо не мне, а твоему брату.

Огнецвет чиркнул зажигалкой. Глядя на её прерывистый огонек, Эваллё почувствовал, что замерзает. В духоте да после дневного пекла.

Создавая море шума, оскальзываясь и спотыкаясь, показался Велескан.

– Свет! – Ударник направил на них луч фонарика. Свободной рукой музыкант отбрасывал от себя картонные коробки.

Велескан быстро отыскал Эваллё, направив луч света прямо в лицо. Свет ударил по глазам, и парень отвел взгляд.

Торопливо пробравшись к брату, Маю протянул ему руку.

– Валь, какое счастье, что ты…

Он больно ударил братишку по пальцам.

– Не трогай меня!

Маю недоуменно отпрянул. Смотрел прямо на него круглыми глазами и нервно сглатывал.

– Я рад, что ты оказался рядом, – уже без прежнего энтузиазма повторил Маю, глядя на брата с высоты своего роста. – Благодаря тебе меня не убило, – ему удалось сказать это твердо, несмотря на пришибленный вид.

Парень не ответил, просто потому что тошнота – это было всё, о чем он мог думать в тот момент.

А вдруг Маю считает, что его брат сходит с ума? Принимает наркотики, а от них разлагается мозг. Подобное происходило с одним школьным приятелем Эваллё. Тогда Маю понимает, что его брату нужна помощь.

Оставшиеся в помещении люди начали медленно наводить порядок, а по большей части только ходили вокруг да около, обсуждая, что делать дальше. Открыли задние двери, ведущие на задний двор.

– Надо вывести тебя на свежий воздух, – сказал Велескан, поглядывая на наручные часы.

Неожиданно Эваллё закашлялся и зажал рот рукой.

– Пускай лучше тебя вырвет, чем ты будешь держать это в себе, – сказал ему Велескан – и был прав, во всё прав: сейчас он вел себя как слабонервный ребенок.

Огнецвет присел около парня.

– Ты бледный, как поганка.

Эваллё, прикрыв глаза, вытер рот.

Огнецвет утешающим тоном пробормотал:

– Зачем ты так с Маю? Он ведь волнуется за тебя.

Меня просто мутит, – хотелось сказать Эваллё. Никого он не стремился обидеть, тем более Маю.

Огнецвет попросил, чтобы ему передали салфетки со стола, если там еще что-то сохранилось.

– Давай, парень, надо что-то делать, а не сидеть сиднем на полу.

– Мы тут не для того, что посмеяться над тобой, так что не надо стесняться своей слабости. – В принципе Вел сказал то же самое, только более вежливо.

Вскрыв упаковку, гитарист достал салфетку и встряхнул, отдав Эваллё.

Когда Холовора отнял ладонь ото рта, Огнецвет присвистнул, а потом спохватился.

– Нет, лучше не трогай руками, грязь может попасть, щеку еще раздует.

Огнецвет, как любит говорить напрямую то, что думает.

– У тебя на щеке глубокая царапина, – Велескан, согнувшись в поясе, уперся ладонью в колено, а другой смахнул с его лба пыль. – На левой скуле останется шрам.

– Шрамы красят мужчину, – усмехнулся Огнецвет, стараясь разрядить обстановку.

Холовора, не дыша, стер кровь над верхней губой, ощущая, как дрожат руки. Маю косился на него с таким лицом, что Эваллё захотелось успокоить брата и сказать, что это всего лишь пустяк.

– Ну что, встаем? – полуутвердительно сказал Велескан.

Эваллё снова кивнул.

Но этот запах…

Присутствие отца Эваллё осязал через весь зал и закрытые металлические двери.

За дверьми стали слышны громкие голоса и дробь шагов. Распахнули двери. Стробоскоп пустил в помещение вспышки света, от которого тот час заломило виски. Над головами прокатился глухой толчок мощной музыки с улицы. На пороге замерли: Холовора, а слева и справа, будто его телохранители – Тео и Лим-Сива.

Сатин и Шенг обменялись быстрыми взглядами.

– Мы с Тамарой ходим парой, – усмехнулся Огнецвет.

Вслед за Сатином и Тео появился администратор группы.

Лим-Сива первым прошел в зал, супротив злости, вспыхнувшей на лице Тео, он был просто удивлен.

– И кто из вас объяснит мне, что здесь было? – продекламировал Сатин, с непроницаемым лицом оглядывая разрушенные балки, оторванные провода, рассеянную вокруг пыль, пластами отколовшуюся краску, поломанную аппаратуру, раскачивающиеся под потолком шнуры, кабели и всё остальное.

Сжав ладонь в кулак, Сатин поднес ко рту, и, разгоняя свободной рукой пыль, сделал шаг вперед.

– Потолок обрушился, затем полетели прожектора, – начал объяснять мужчина, ответственный за пиротехнику.

– Здание старое, оно разваливается на глазах, – подхватил еще чей-то голос.

– Сатин, Эваллё немного задело! – крикнул Маю, видимо надеясь, что отец сразу же забудет про обвал и переключится на сына. А может, мальчик просто беспокоился за брата.

Глядя на опешившего Тео, Огнецвет примирительно выставил перед собой руки: