Стороны света

И тут Лазарус III открыл глаза. В свете пламени на полотняном лице вспыхнули два ярких изумруда.

Ему снился сон. По крайней мере, сначала он думал именно так. Он ужинал, к нему вошел Казимир, окруженный черным дымом, а потом он уснул. Он видел, как сбежались слуги, как его положили на кровать, потом пришли дети, зачем-то привели Марту. Он подумал, кто и зачем ее привел? Но потом вспомнил, что это всего лишь сон, а сны нелогичны. Ему снилось, как к Марте приходил Казимир, и как эти двое обсуждают его смерть. Приходил его старший сын, Сигизмунд. Он стоял у его постели и шептал какие-то злые слова, но из его глаз лились слезы. Бедный мальчик, подумал он, когда он проснется, то не будет больше с ним так жесток. Его сын, его наследник… Потом ему приснилось, что Сигизмунд станет Императором, а его самого хотят похоронить. Сон становился все более и более странным, и его уже начинало волновать, что этот сон длится слишком долго. Сны не длятся так долго, что-то в этом сне было не так… Потом его хоронили, он видел, как процессия идет через весь город, слышал последние ядовитые слова Марты – глупая тварь так и не поняла, насколько он был к ней милостив в том, что оставил ее в живых. Его принесли в склеп, и снова рядом с ним почему-то были только Казимир и Формоз. Где Эльте? Почему Эльте не было в его сне? Потом он вспомнил, что Эльте пропал на Севере, в какой-то пещере. Зачем он вообще полез в эту пещеру? Вот ведь забавно, Канцлер Эльте один идет в какую-то пещеру, и даже не берет с собой сто человек охраны. Какая будет милая шутка, когда Эльте вернется. Если Эльте вернется, потому что он может и не вернуться… Она может не вернуться. Как жаль, как мучительно жаль… А потом он видел, как Формоз и Казимир открыли старую могилу, бросили туда его тело и задвинули плиту. Тогда он понял, что это не сон. Он хотел закричать и попытаться выбраться, но его тело его не слушалось, его разум оказался заперт в черепной коробке и бился в ее стены, не в состоянии отдавать приказы собственному телу. Что это? Перед ним была бесконечная чернота, в которой время бессмысленно и не имеет конца и начала, все, что ему оставалось – это думать. Он стал размышлять над тем, что с ним произошло, как он, великий Император, который правил большей частью суши, оказался в могиле в склепе своих предков, похороненный заживо, жертва банального дворцового переворота. Но как? Казимир… Он вспомнил, как из его глаз текли черные слезы, когда он пришел к нему за ужином. А потом этот черный дым. Через какое-то время он начал понимать, что это не дым – для дыма он слишком долго не рассеивался, весь свой сон он как будто бы видел сквозь этот дым. Этот дым был порождением чего-то. Темнота обострила его чувства, не те, что дает человеку его тело, но другие, которые лежат гораздо глубже. Он начал понимать этот дым, он понял, что дым живой. Он попытался поговорить с ним, он спрашивал, и несколько раз получал в ответ какие-то бессвязные слова. Он не понимал этих слов, но узнал исковерканный язык, на котором они были сказаны – язык Юга. Этот дым Казимир привез с Юга, на Юге только одна сила могла дать ему такую власть – ноб. Он снова пытался заговорить, но тварь то ли не обладала полноценным сознанием, то ли не хотела ему отвечать. И снова потянулись долгие часы темноты и тишины. Несколько раз ему казалось, что он сошел с ума, забывал, кто он такой, забывал свое имя, но потом сознание снова возвращалось к нему, а с ним приходила и ясность мысли. Он думал о своей жизни, о тех, кого он знал: о Казимире, который всегда его ненавидел, о Формозе, в крови которого текло предательство, о своей жене Марте, которая так и не поняла, что он подарил ей жизнь, о своих детях, которые выросли с ненавистью к нему, о своем пропавшем Канцлере с исковерканной душой, о лорде Мадоге, который эту душу исковеркал, о короле Юга Эоганне, которому уже давно пора бы было умереть, о лорде Родоре, который отдал престол Мадогу… Он думал о сотнях людей, имена которых знал, и даже о тех, кого видел каждый день, но так и не соизволил запомнить их имен. Он думал о себе и о своем отце, который не считал его сыном, думал о своей матери, которая поставила на нем клеймо бастарда, думал о своей сестре, матери Казимира, которая всю свою недолгую жизнь пыталась добраться до престола Запада, но так и не смогла его получить, и снова Казимир, и снова Формоз, и снова Марта, Эльте, Мадог, Родор, Эоганн, Валтасар, Сигизмунд, даже этот проклятый Капитан, которого Этель повсюду таскает за собой… Его мысли шли по мучительному кругу, и он не знал, сколько это уже длится: всего несколько часов, или уже несколько лет. Почему он не умирает? Его тело уже почти мертво. Сколько еще он должен терпеть эту пустоту? Но вокруг него всегда была только эта пустота: никто не смел приближаться к нему слишком близко, потому что он был великим Императором, он мог покарать, он внушал ужас, одного его имени боялись по обе стороны моря. Он Император Запада Лазарус III.

И наконец-то он проснулся.

Лазарь резко сел, потом вытянул худую руку и схватил за горло склонившегося к нему Формоза. Жрец захрипел, вцепился в руку Императора и … с неожиданной легкостью отбросил ее. Лазарь упал обратно в саркофаг. Зеленые глаза горели безумной яростью.

– Он слишком слаб, – сказал Мадог.

Глаза Императора метнулись к его лицу и превратились в две яростно горящие узкие щели.

– А ты что здесь делаешь? – прохрипел Лазарь.

– Поздравь нас, Формоз, кажется, твой Император в своем уме, – Мадог присел на край могилы. – Добро пожаловать обратно, Лазарь. Тебя ждет прекрасный новый мир…

Лазарь не мог ходить. Формоз и Мадог завернули его в плащ и поволокли из склепа как пьяного. Все это время Император молчал, только спросил один раз:

– Сколько меня не было?

– Вас не было четыре месяца и три дня, Ваше величество, – тихо ответил Формоз.

Больше Лазарь не проронил ни слова. Они протащили его по той же грязной тропинке обратно к трактиру. Там Формоз снял комнату, и они занесли Лазаря внутрь через черный ход. Наверх заказали ужин. Император сначала безразлично посмотрел на жареную перепелку, а потом начал есть. Ел он медленно, руки дрожали и почти его не слушались. Наконец, он раздраженно отбросил вилку и уставился на Мадога. Свергнутый лорд Востока уже успел расправиться со своей частью птицы и теперь потягивал вино из кубка. Он налил вина в другой кубок и протянул его Лазарю. Тот с трудом сделал несколько глотков, и вино потекло по подбородку, капая на рубашку и висящий на груди северный медальон с рубином. Лазарь провел рукой по голове, и в ладони остался клок ярко-рыжих волос. Император раздраженно стряхнул волосы с ладони. Формоз все это время сидел на стуле в углу.

– Я скучал, – заметил Мадог.

– Я вижу, – ответил Лазарь, его голос был скрипучим и хриплым, – никогда не думал, что ты в меня так влюблен, что потащишься со своего Востока на мой Запад, чтобы вернуть меня с того света.

Мадог криво улыбнулся.

– Восток больше не мой, а Запад – не твой. Мы с тобой два свергнутых правителя, которые пьют отвратительное вино на грязном постоялом дворе в обществе толстого жреца.

– Казимир… – выдохнул Лазарь.

– Да, Казимир теперь регент при Императоре Сигизмунде II.

– Родор? – Лазарь закашлялся.

– Да. Лорд Родор. Спаситель Востока от безумного лорда Мадога. Войдет в историю как Родор Освободитель или Святой Родор.

Лазарь кивнул. Он перевел взгляд на Формоза.

– Рассказывай.

Формоз только этого и ждал. Он вдруг почувствовал невероятное облегчение от того, что появился кто-то, кто сможет разобраться в этом клубке событий, а главное, взять на себя ответственность за принятие всех решений. Он рассказал все: про договор Казимира с ноб, про то, как шпионил все это время для Мадога, про Канцлера, которого отправил поддельным письмом на Восток, про медальон из гробницы конунга, про руны, которые очень странным образом походили на южные, хотя были на этом самом северном медальоне, потом про переворот в Целле, про Красных отшельников, которых Казимир убил, про его указы, направленные против жрецов Багала, и, наконец, про то, как к нему пришел лорд Мадог и рассказал про видение Канцлера Эльте на острове Мор. Лазарь его не перебивал, только время от времени делал несколько глотков вина, его лицо уже начинало приобретать нормальный цвет, хотя он все еще был неестественно бледен. Когда Формоз закончил, наступила тишина. Руки Императора уже перестали дрожать. Он поставил кубок на стол и сделал Мадогу знак наполнить его. Тот выполнил просьбу. Лазарь осушил кубок одним глотком. Когда он поднял руку, стало видно, что она в два раза тоньше манжета рубашки.