TothFaiarta. Мраморная луна (СИ)

— Помоги мне… любовь моя…

Ты смотришь прямо на меня, но не видишь — и я едва успеваю перехватить Фенриса, готового встать между нами живым щитом. В какой-то мере я благодарен ему, ведь он готов первым принять удар одной из самых опасных тварей от магии — Одержимого. Только вот мера эта слишком невелика — сейчас, когда в роли его противника будешь ты.

— Он опасен, Хоук!

— Он справится, — как часто я не ощущаю той уверенности, которую вкладываю в свои слова, кто бы только знал… Ненавижу треклятую магию — она слишком многое отнимает у меня лично. Эгоистично? Возможно. Зато честно. Честь и честность — то немногое, что я обрел вне Империи. И он верит, отступая на шаг, хотя и удерживая в руках обнаженный меч.

Твое тело ломает судорогой, неестественно выгибая на сухих камнях — настолько сильно, что мне чудится хруст позвоночника, готового сложиться пополам, как у попавшей в ловушку змеи.

— Мной…Нельзя…Управлять!!!

Сияние взрывается в зеленоватых сумерках умирающей звездой, нещадно обжигая отвыкшие от света глаза — и тебя подбрасывает с земли, будто кто-то вздернул твое тело за шкирку. Впрочем, почему «кто-то»? Очень даже конкретный кое-кто…

— Оставь его в покое, Дух! Не смей…

Кривая усмешка — нечеловеческая, неестественная, совершенно неуместная на таком близком и любимом лице… и я едва успеваю отшатнуться от стремительного взмаха посоха, чье отточенное до бритвенной остроты сильверитовое лезвие со скрежетом раскалывает камень под твоими ногами — а вместе с ним и саму реальность, с неслышным звоном рассекая связи Завесы… выпуская то, что никто в здравом уме не выпустил бы оттуда.

Демоны Голода атакуют беззвучно — словно их тяга к реальности и неумолчная жажда не ограничиваются плотью и кровью, но поглощают все, что только может составлять нашу сторону мира — в том числе и звуки. Ты все же не справился, радость моя…

— Варрик, Фенрис, Белль, демоны на вас! Я разберусь с Андерсом!

Не оглядываясь, не прислушиваясь — только вперед. Любовь моя, что же ты наделал… Прыжок, перекат, хлестнуть силой, рассекая рождающуюся руну паралича — пока никто не видит, поднырнуть под занесенный посох, обхватить за пояс… попытаться обхватить. Ты ведь понимаешь, что я не смогу причинить тебе серьезного вреда, не так ли? Только при этом сам… или не совсем сам, но тем не менее… атакуешь в полную силу, не гнушаясь использовать те заклятия и удары, которые, достигни они цели, оказались бы смертельными.

Приблизиться к тебе почти невозможно — посох с гулом рассекает воздух, словно Стон Лукасана, и любой из его выпадов может перерубить руку или ногу. Слишком быстро и слишком сильно для смертного — и даже для Серого Стража. Почти всю власть над твоим телом забрал твой Дух… и мне почему-то все острее кажется, что он просто не знает, как вернуть ее тебе самому — и сквозь ярость и безумие его атак все отчетливее проступает страх… и безысходность.

Кажется, он решил, что единственный способ разорвать это невольное Слияние — подставить тело под смертельный удар. Отчего страшится еще сильнее.

Когда я перестал испытывать неприязнь по отношению к нему? Должно быть, я и не вспомню. Еще один кувырок, бросок вперед — ужом проныривая между потоком льда и волной пламени… подсечь кинжалом ногу… прости, любовь моя, но так нужно, потом тебе будет несложно восстановить это повреждение, я аккуратно…

На плечи мощным ударом опускаются твои руки — и в позвоночнике взрывается кипучая боль. Поздно, радость моя. Обхватываю тебя за бедра, роняя на землю… магия, отпущенная из оков, сплетается с твоей… и даже тебе — вам — не понять, где ваша, а где моя. И есть ли вообще в этой мешанине моя…

Твой голос, искаженный Слиянием, полон боли. Прости, если сможешь. Так надо…

В глазах темнеет — ты так и не отпустил плетения заклятия, и оно все еще обжигает мою плоть яростным пламенем боли… никогда бы не подумал, что ты столь близко знаком со Школой Энтропии — ты никогда не показывал того, что вообще обучался ей… Нет, забыть, отрешиться от посторонних мыслей…

Ты бьешься в моих руках — и меня ослепляет сияние лазурного огня, что окутывает твое тело. Почти чистая Тень. Спасибо, что невольно помогаешь мне… Магия пульсирует все отчетливее, и пульс этот с каждым ее даром все ближе к пульсу Отражения…

Подтянуться выше, прижимая твои руки к бокам, и накрыть исчерченные трещинами сияющей синевы губы, задохнувшись от мучительно-острого укола чистейшей мощи. Глаза в глаза — и никому из спутников не увидеть, что сейчас мои черны, как Бездна. Твоя нить — толстая, словно виной канат, двойная, и узлы привязок затянуты намертво… Обхватить как можно крепче… Рывок…

И Завеса со стоном расступается, пропуская наши сознания на ту сторону.

- оОо —

Здесь — его мир, и он атакует быстро и неожиданно… пока я все еще прихожу в себя после рывка сквозь плотную сеть Нитей, что образуют границу миров. Щит и меч — непривычно видеть тебя, вооруженным так. Он движется настолько быстро, что успевает зацепить меня — и из широкого длинного пореза на моей обнаженной груди — здесь я только Тень и ничего сверх того — начинает струиться кровь. Светящаяся, словно жидкий огонь.

— Как ты посмел?! — рев Духа, даже сейчас выглядящего так же, как ты, режет сознание, мучительно-болезненным эхом отдаваясь в висках, и лезвие меча снова рассекает пространство с низким, зубодробительным гулом.

— А ты подумал, что если погибнешь там, то погибнет и Андерс?! — кулаки сжимаются непроизвольно и мой шаг вперед, словно бросок гадюки, заставляет его отшатнуться. По пальцам бежит огонь, окутывая кисти…

И Справедливость опускает оружие, остывая так же быстро, как и вскипел своей яростью.

— Ты маг.

— Да. И что?

Его голос становится тихим… и слишком… человеческим, что ли. Настолько, что на миг мне кажется — не он передо мной, а ты:

— Почему?

— Слишком много вопросов, Дух. У меня есть на то причины, и тебе не стоит их знать. Не сейчас, по крайней мере.

— Твои деяния столь постыдны, что ты скрываешь их? — его голос вновь повышается, грозя перейти в очередной рев. Глупый наивный дух…

— А твои? — замирает с открытым ртом. — Сколько крови на твоих… ваших руках? Скольких, подчиняясь твоему давлению, убил тот, кому по его Проклятию претит даже мысль об убийстве разумных?

— Ты именуешь свою силу, Дар, что вам дан при рождении, Проклятием?! Смертный, как ты…

— Я СМЕЮ, ДУХ! — зачем, зачем он своими словами напоминает мне о моей ненависти и боли? Почему я не могу смирить их в себе, почему не могу принять прошлое, отгораживаясь от него щитами воли… и боли? — Потому что я ЗНАЮ, что такое магия и на что способна ее обратная сторона!

Каждый мой шаг навстречу отступающему Духу отпечатывается пламенным следом на растрескавшемся подобии почвы того Острова, на который нас занесло. Рука сама дергается в замахе — и над пальцами клубящейся чернотой вспухает вся моя ярость и ненависть, собранная в единое заклятие. Стереть. Извести. Уничтожить само напоминание о том, кто окунул меня носом в мое же… Справедливость вновь вскидывает щит и меч — но сейчас это скорее инстинктивная защита…

Что же я делаю, Создатель Всеблагий…

Отшатываюсь от него, едва осознав, что едва не… что? Сколь же сильна моя ненависть, если сейчас я был готов уничтожить того, кто мне ближе почти всего мира — а ведь он это ты, что бы ни утверждали мои глаза. Ноги подламываются, и я оседаю на землю, впиваясь пальцами в трещины, сквозь которые иной раз мелькают искорки Изначалья.

— Ты хочешь освободить всех магов… но ты не знаешь, в какую тьму могут рухнуть ожесточенные, озлобленные, отчаявшиеся или же возжелавшие отомстить маги… Ты никогда не сможешь представить, на что похож мир, где у власти стоят отмеченные Проклятием…

Он хмурится, глядя на меня… но молчит. И спасибо ему за это. Потому что я не смогу пойти против них. Моя вечная слабость — и моя неизбывная боль. Раз за разом я совершаю одну и ту же ошибку — я прикипаю душой к обреченным.