TothFaiarta. Мраморная луна (СИ)

========== Пролог ==========

В своих ладонях я удерживал наивную весну,

И пальцами неловко мял цветы сирени.

Ты под дождем теплеющим косился на луну,

И по твоим рукам стекали вниз капели.

Я как младенец познавал реальности сюжеты,

Я, как и ты, ступал по травам босиком,

Ты не спешил мне дать простейшие ответы,

Смеялся едко надо мной, играл с котом.

Я любовался на закаты и туманные рассветы,

И лютни с любопытством трогал гриф,

Ты с гномом пил, слал к демонам запреты,

Я любовался и тобой – ты был красив.

Я умирал по каплям незаметным день за днем

Ты только головой качал уныло,

Ты утешал меня неискренним враньем,

Я сам не знаю, что меня пленило…

За ночью ночь с тобой неспящим нес Дозоры.

Я любовался на твои янтарные глаза.

Ты прятал взгляд, просился к Командору,

Но видел я – бежит с ресниц слеза.

Я был уверен истово, что со спины прикроешь,

Бросался без опаски в бой на острые мечи.

Ругался в голос ты – с тобой нас было трое,

Лаская теплою рукой, ты раны мне лечил…

За посевной и жатвой я с надеждой наблюдал,

И за снежинками, что кружатся над пашней,

Ты с тихой грустью о Свободе напевал,

И легкомысленно крутил десяток шашней…

Я пил с тобой, лаская скул излом печальным взглядом,

Ты про любовь рассказывал, как будто издеваясь…

Но вот…камин и запертая спальня, счастье рядом…

И ты с усмешкой бросил посох, раздеваясь…

Я был готов кричать и проклинать свою Судьбу.

Я боль смирял, ведь ты остался в Башне.

«Ты только верь, моя любовь, что я к тебе приду»…

Но меркнет глаз твоих сияние так страшно…

Тебя спасая, я покинул умирающую плоть,

И сделал шаг в лихую неизвестность…

Скрываясь ото всех, вдвоем сбежали прочь –

Уже я проклял собственную честность…

Отныне я – немая часть души, вошедшая в тебя

И пожалел о совершенном слишком поздно,

Я жаждал вечно быть с тобой, как Тень любя,

Но глаз твоих не видеть слишком сложно…

Я защищал тебя от боли и от страшных ран.

Но гнев и ярость меня сбросили в безумье…

Перерожденья на двоих захлопнулся капкан,

Сомкнулись в наших душах Мести зубья…

Он в жизнь ворвался вихрем горько-дерзким,

Сияя магией прозрачно-светлой кожи,

Взгляд синих глаз тебя увлек - печальный, резкий

Я-прошлый с ним на удивление похожи…

В своих ладонях он держал кровавую весну,

Сминая пальцами фиалок лед и бледность,

Как мне в ту ночь – ты улыбаешься ему,

Я окунаюсь в зависть, боль и ревность…

========== Цитадель Пламени. Янтарь и лириумные шрамы ==========

Рукам твоим, таким жестоким,

Я поклонялся, как гильотине,

Ты в ранг искусства возводил пороки,

И рисовал ножами слов картины.

Замок старинный, таящий угрозу -

Мужчина, который не пишет прозу.

Хозяин снов моих голодных

Ты сам когда-то был их частью

Ты скрылся среди вод холодных

Не дав понять, что значит счастье,

В руках не согреет замёрзшую розу

Мужчина, который не пишет прозу

Боль струится по венам словно вино – горячая, душная, от нее кружится голова и перехватывает дыхание. Тугие ремни и цепи перетягивают мои плечи и грудь, не давая свободно циркулировать крови, и в висках Набатом Нокена гудит неровный пульс. Или, быть может, он гудит не потому, и причина – остро отточенное перо, что скользит по моей коже, оставляя кровоточащие царапины на животе и спине? Не знаю… Перед глазами все плывет, и силуэт Джар-Греда растекается, словно капля масла по воде, но его предвкушающую улыбку я вижу очень отчетливо, и все внутри замирает он накатывающего возбуждения пополам со страхом. Тонкая петля одного из ремешков мгновенно пережимает член, добавляя нотку боли в мешанину ощущений. Остро-давящее чувство на коже исчезает, сменяясь щекочущей мягкостью – и перед глазами мелькает белоснежный росчерк. Теперь перо скользит мягкой стороной, и белизна его опахала окрашивается алым, смазывая бисеринки крови на тончайших порезах.

По телу проходит неконтролируемая дрожь – и возбуждение давно уже зашкаливает, но… Хочется большего. Наставник улавливает это – и я не могу не восхищаться им, его талантом подвести к грани – и сам не знаешь, что это за грань: агония или оргазм. А, может, и то и другое.

Раздается пронзительный свист – и по ребрам проходит кончик стека. Остро, резко, жарко. Боль стекает куда-то к позвоночнику, превращаясь в электрический разряд. Следующий удар приходится на отекшие плечи – и, кажется, что-то мучительным наслаждением взрывается в висках, сменяя набат на оглушительную тишину.

Еще…

Сам не понимаю, что прошу вслух, пока не слышу приказа, сопровождаемого невыносимо-слабым касанием ладони к налитой кровью коже:

- Громче.

- Еще.

- Я сказал, громче! – сильные пальцы сгребают волосы в горсть, оттягивая голову настолько, что хрустят позвонки и становится невозможно дышать. Сетка впивается в тело с новой силой. Больно и сладко – и новая волна дрожи.

- Еще!

- Обращение!

- Еще, Наставник! – уже кричу, срывая связки, чувствую, как крик переходит в хрип, но поделать с собой ничего не могу, тело ломает судорогой, когда на плечи с новой силой опускается гибкий прут стека, посылая сотни игл по всем напряженным мышцам…

- Как он, мой Клинок?

Голос Хозяина затекает в уши, словно морская вода, скрадывая гул крови. Понимаю, что распахнул глаза, лишь когда прямо перед собой вижу притягательно-жестокую усмешку…

- Он учится, Хозяин, и учится… неплохо. Желаете проверить его… навыки?

- Позже. Продолжай, Ламина. Мальчик должен стать достойным будущего звания.

- Да, Хозяин…

В голосе Наставника слышу неудовольствие – и очередной удар в разы жестче, чем прежде, настолько, что я невольно вскрикиваю, и еще один свист – уже наказание. Прикусываю губы, ощущая пряную соль на языке, но все же крик уже держу. Еще удар… и еще… Боль снова превращается в кипящую лаву, топящую в себе, погребающую под приливной волной накатывающей истомы – и почти уже непереносимого желания – если бы не петля у основания возбужденной до предела плоти, я бы уже сорвался в темноту наслаждения… нет, Наставник не дает, еще сильнее подтягивает ремни…

- Стой.

Нет, Хозяин, пожалуйста, не надо, не останавливай его, пожалуйста, молю…

Встречаюсь взглядом с его глазами – такие яркие, янтарные, в свете магических огней мерцают старым красноватым золотом, и щеки касается долгопалая ладонь – горячая, словно чистое пламя, она очерчивает скулу, касается подушечкой пальца губы, принуждая открыть рот…

- Думаю, ты подрос достаточно, чтобы я поместился у тебя во рту, не так ли, мой Радес?

Не отрывая взгляда от его глаз, киваю. Да. Да, я вырос, вырос, только не уходи… И снова в уши бьет пульс – теперь уже от предвкушения. Вот он, прямо передо мной…

- Глаза-то опусти, - его голос насмешлив… Прости, Хозяин, прости, что не сразу понял, я не могу, не могу оторваться от твоих глаз, не могу потерять их из виду, прости… Но ты приказываешь… Твой член покачивается прямо передо мной, такой красивый, гладкий, ровный, цвета лучшей бронзы – и жгучее желание лишь подстегивает, почти как стек Наставника. Податься вперед, обхватить губами, замирая от острой мускусной соли, ощущая, как под языком пульсируют венки, сглотнуть, пропуская глубже… Вздрогнуть, когда головка упрется в глотку – и сглотнуть снова, почти забыв, как правильно дышать от острого удовольствия, что прокатывается от пальчиков ног до макушки и обратно.

Хозяин поводит бедрами, одновременно вновь погладив меня по щеке… Поднимаю глаза, принимая его плоть, скользя по ней, упиваясь тем, что могу услужить… Хозяин… Мой Господин, мой Бог…

Плоть подрагивает, бьется в горло, мешая дышать – и от этого струятся по щекам невольные слезы. Сглатываю так часто, как только могу, и Хозяин прикусывает губу – ему нравится? Нравится, правда ведь? Почти полностью выпускаю его изо рта, набирая воздуха и самым кончиком языка пробираясь под тонкую кожу, касаясь жаркой складки, обвожу головку, с силой посасывая – и вновь ощущая такую сводящую с ума своим вкусом капельку. Хозяин шипит и вновь подается вперед, в глубину моего горла, запирая дыхание. Теперь уже он не даст мне отстраниться – его пальцы запутались в моих волосах, удерживая голову, и он движется сам – быстро, глубоко, сильно, почти до боли вколачиваясь на всю длину…