Камин-аут (СИ)

На арену вышли гёдзи, судьи турнира, облаченные в старинные кимоно, напоминающие одеяния служителей храма.

К вечеру собралось неимоверное количество народу, многие приходили группами, рабочими коллективами, приводили жен, любовниц.

Маю считал ворон, оглядываясь по сторонам, пока не услышал размеренное постукивание палочек, далеко не такое громкое, как барабанный бой.

– Сначала Восток, потом Запад. Рикиси бьют в ладоши, чтобы отогнать злых духов, – шепнула Тахоми, вытягивая шею, она внимательно следила за действиями на арене. – Дохё-ири, церемония вступления на помост.[Дохё – сооруженная из глины арена, на которой проводятся турниры по сумо].

– Я уже знаю. – На глазах Маю борцы выстроились по кругу вдоль арены, лицом к зрителям, позволяя себя хорошенько изучить и запомнить лицо.

На сумоистах – длинные праздничные пояса, кэсё-маваси, из шелка, отделанные золотыми и серебряными нитями. Мальчик опустил взгляд на глинобитную арену, присыпанную песочной пыльцой, по краю дохё было окаймлено соломой; «кое-что, что не меняется уже тысячелетие», – вспомнились слова Эваллё. На дохё не имела права выходить женщина, дохё считалось священным местом.

Йокодзуна хлопнул в ладоши, развел руки, притопнул.

Маю беззвучно ахнул, когда Саёри обратился к его брату:

– Эваллё, ты получил звание капитана университетской команды кобудо? Ты так хорош в обращении с холодным оружием? – Провада терзал Эваллё участливым взглядом, но парень не обращал на своего будущего отчима особого внимания, сосредоточившись на церемонии.

Мальчик не ожидал, и, похоже, не только он, Саёри тоже был крайне впечатлен успехами Эваллё. Раньше парень приходил с тренировок хмурым и расстроенным очередной неудачей, потом брал себя в руки и начинал тренироваться с еще большим остервенением, а теперь – капитан команды. Что же будет дальше? Только звание тренера. И почему Эваллё не рассказал Маю? Конечно, парень и раньше не особо делился своими достижениями, предпочитая умалчивать и о тренировках и о характере своей деятельности, но чтобы скрыть такое… Даже этот тип Саёри и то узнал откуда-то! А ему, своему брату, не обмолвился и словом!

– Да, но пока за мной наблюдают, и если я хорошо справлюсь с новыми обязанностями, нас отправят на международные соревнования в Америку.

Может быть, именно поэтому Эваллё хранил в секрете свое повышение, чтобы брат не расстраивался из-за вынужденной разлуки? Да о чем это он?! Естественно Маю поехал бы с ним! Надо взять Эваллё за руку, попросить всё объяснить… Нет, не нужно ничего объяснять, это не имеет значения, если только лично не касается их отношений. Мальчик притих, впервые в жизни он не лез на рожон, им не нужно ссоры с Провадой, нельзя будить спящего дракона.

Еще одна басня. На дне рождении Тахоми Велескан сказал, что Эваллё – медведь, а Саёри – дракон, Маю же в его представлении оказался белкой.

На дохё поднялись сумотори почетного ранга сэкивакэ [третье по значению звание в иерархии сумо, а также борец, носящий это звание борец сумо (буквально: «занимающийся сумо»)] в однотонных шелковых маваси [пояс (набедренная повязка) сумоиста] «со струнами». Каждому сумоисту рикиси преподнес деревянный ковшик с водой. Прополоскали рты и обтерли тела бумажными полотенцами. Приблизительно то же самое проделывали при вступлении на священную землю.

– Прополоскав рот, борец очищает свои помыслы.

Сложив ладони на коленях в форме конуса, Тахоми чуть приоткрыла рот.

Чтобы показать свою честность, а также очистить поле от злых духов, сумотори зачерпнули из ящика кристально-чистую соль и подкинули над полем.

Было приятно смотреть на участников поединка: непоколебимая воля, сила и могучая стать… Неудивительно, что Саёри поклонник сумо с его неизменными традициями.

Не заступая за разделительные белые полосы, борцы хлопнули в ладоши, развели руки в стороны и, высоко подняв каждую ногу, поочередно ударили ими об пол. На арену вынесли свитки.

– Награда победителю от спонсоров, – заворожено глядя на арену, произнес Провада.

Эваллё наклонился за спинку стула Саёри и тронул брата за плечо:

– Ставлю на изумрудный пояс, – с улыбкой прошептал парень.

Борясь с желанием коснуться его руки, Маю раскрыл губы в ответ:

– Я ставлю на оливковый.

– Эваллё, сядь прямо, – позвал Саёри, и парень элегантно выпрямил спину, подняв подбородок. Эваллё – потерянная грация Маю.

Мальчик посмотрел на «своего» борца совсем другими глазами. Японец был больше противника, толще и мощнее, с темной красноватой кожей и блестящими черными волосами, собранными в пучок.

«Изумрудный пояс» первым коснулся кулаками земли, дожидаясь ответного жеста от оппонента. Братья переглянулись.

– После сегодняшнего турнира я угощу вас тянко, – смуглый японец в черном костюме и темными волосами повернулся к Тахоми. – Тебе не помешает отведать еды сумоистов.

– Саёри, я собралась ребенка рожать, а не полнеть, – ответила женщина, скорее приятно удивленная, чем недовольная его замечанием.

– Я бы поел, – Маю смутно представил, сколько успел набрать килограммов за последний месяц. – И Эваллё тоже… для укрепления мышц, – хитро глянул на брата.

– Да что ты, – парень рассмеялся.

Участники молниеносно сорвались с места. Поразительное проворство, с которым передвигались сумоисты, все равно каждый раз удивляло по-новому. Саёри передернул широкими плечами. «Оливковый» и «изумрудный» впечатались в друг друга, норовя отвести лицо противника в сторону и надавливая на щеки, переминались на одном месте. Используя раскрытые ладони, они пытались оттеснить друг друга из круга. Вцепившись в пояса, топтали арену, отступив на пару резких шагов вперед, потом назад. «Изумрудный пояс» положил ладонь на спину второму, а свободной рукой захватил пояс. Это походило на объятие гигантов. Рука поехала вверх, пальцы легки на шею, опрокидывая голову «оливкового» назад.

Второй вытянул руки вперед, стряхивая с себя помеху, и облапил грудь «изумрудного», зажимая её кольцом своих рук. Маю хищно улыбнулся, когда оба сумотори повалились на арену, зрелищно вздымая ноги вверх и отталкиваясь руками от пола. Один утаскивал за собой второго, крепко обхватив того за живот.

Поставив локоть на бедро, Маю опустил подбородок на сжатый кулак. В мыслях всплыла Танго.

– «Янке, сказал, что ты неплохо поёшь… Не хочешь попробовать?» – девушка протянула ему микрофон.

После того, как они все расселись за обеденным столом, Саёри сам принес им поднос с тянко и пожелал всем приятного аппетита. Вдалеке от шума, в небольшом закутке, на деревянном круглом помосте, где были удачно размещены столики, они и решили поужинать.

Сейчас нужно было расслабиться, чтобы не привлекать внимания. Вспоминая репетицию «Не-последнего танго» перед своим отъездом в Токио, Маю старательно делал заинтересованный вид.

На этот раз Эваллё сидел рядом с Саёри, напротив Маю. Вокруг сверкали вспышки камер. Сумоисты вышли к своим семьям.

– Тебе нравится? – Тахоми ласкового улыбнулась парню, коснувшись его предплечья.

Тщательно прожевывая, Эваллё прикрыл глаза, не стесняясь бросать на брата будоражащие взгляды. Мальчик прервался от изучения трапезы брата и опустил взгляд в котелок набэ. Доверившись вкусу Эваллё, Маю поднес к губам ложку терпко пахнущего варева. Тянко напоминало густой суп или разваристое рагу из мяса, рыбы, овощей, грибов, соевого сыра, соусов и множества других продуктов, каждый глоток этого блюда не был похож на предыдущий, малый, но нюанс всё же присутствовал, который расщеплял вкус на составные части, наполняя всякую последующую ложку своим оригинальным привкусом и ароматом.

Маю посмотрел на Тахоми, ну что она нашла в этом Саёри, рядом с Эваллё теряющим весь свой отутюженный лоск? Не хотелось, чтобы Провада становился их отчимом. Почему влюбилась в такого неприметного и маленького человека, ездящего на старой колымаге, которую Маю чуть не угробил, пока дотащился до стоянки? Почему не влюбилась в Эваллё? Эта идея пришла спонтанно, и он поспешил отогнать её подальше. Той сценой с Патриком Эваллё здорово смутил и попутал мысли, Маю опасался, как бы он сам не тронулся умом после увиденного.