Мой путь озарён рассветом (СИ)

— Ябеда, — прошипел Прыщ.

— Извинитесь, — велел мой защитник. Он поверил мне, он знал, что правда на моей стороне! — Извинитесь, и я ничего не скажу учителю.

Я хотела крикнуть, что мне не нужны их лживые извинения, и лучше бы мы как раз сходили к учителю вместе, может, тогда он наконец что-нибудь с этим бы сделал. Но я не успела.

— Извиняемся, — насмешливо проговорил Шкаф и поманил команду за собой. — Пойдём.

И они ушли, зная, что останутся безнаказанными, а я подплыла к краю причала, безвольно повиснув снизу. Мне не хватало сил, чтобы подтянуться.

— Тут есть лестница, — подсказал мне друг.

— Спасибо.

Выбравшись на берег, я повторила благодарность ещё раз, жалобно глядя в яркие добрые синие глаза единственного во всём свете человека, который всегда был на моей стороне. С моей одежды капала грязная вонючая вода, дома меня несомненно ждал нагоняй. Слёзы покатились из глаз с новой силой, смущая не знающего, что с этим делать, спасителя.

— Что опять случилось? — спросил он, и я рассказала всё, как было.

— Я не сдержалась опять, — захлёбываясь в рыданиях, говорила я, пытаясь при этом выжать воду из косы. — Но как бы я хотела сказать им всё, что думаю! Как бы я хотела… Я хочу их убить! Хочу, чтобы они мучились, а я могла смотреть и улыбаться…

— Тише, тише, — растерянно повторял мой друг, беспомощно оглядываясь по сторонам. — Всё не так. Ты не такая, я знаю. Ты не такая, как они. Ты не жестокая и не злая, и всё будет хорошо, обязательно. А они своё получат, ты ещё увидишь. Жизнь их накажет. И тогда ты поймёшь, что жалеешь их, потому что ты гораздо лучше них. Добрее и честнее.

А потом он назвал меня по имени, и весь мир вокруг разорвали алые огни заката.

***

Я вскочила, разбуженная собственным криком, запуталась в одеяле, испугалась слепящей темноты вокруг и замерла, слушая, как бешено колотится моё сердце. Алые отблески скользили вокруг, голову разрывало изнутри, знакомая, но давно забытая боль отдавалась в ногах, спине и почему-то хвосте. Тихо застонав, я попыталась лечь обратно в кровать, ударилась об изголовье и разрыдалась в голос. Мне было больно, страшно и стыдно, совсем как в этом ярком воспоминании, пришедшем ко мне во сне.

Ногти обдирали кожу вокруг пальцев, слёзы мочили подушку. Унижение, непонимание, одиночество, слабость. Я почти забыла, что я такое на самом деле, так же, как забыла о боли в ногах. А Питер помнил, он видел, что я всё то же жалкое ничтожество, получившее силы, которых была недостойна, и отправившееся убивать. Понимать это было мучительно, и я, уткнувшись лицом в подушку, взвыла от жалости к себе.

На лестнице послышались торопливые шаги, в дверь постучали.

— Ярна? Ярна, ты в порядке?

Кора. Разбуженная моим воплем, хозяюшка прибежала проверить, что опять начудила подобранная ею девица. Оторвав лицо от подушки, я обнаружила, что снова могу видеть. Сквозь ночную темноту комнаты проступали силуэты мебели, алые блики пропали. Я сглотнула и, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно, ответила:

— Всё в порядке, кошмар приснился. Я сейчас снова усну, и ты тоже иди спать.

Кора немного постояла под дверью, ничего более не сказав, и ушла. Мой голос вышел отнюдь не спокойным, но, к счастью, хозяюшка решила оставить меня одну. Или не захотела возиться с моими истериками снова?

Пальцы коснулись деревянного браслета на руке, я глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Всё было не так. Я была не такой, давно уже не такой, и, чтобы убедиться в этом, я вскочила на ноги и подбежала к зеркалу, сдёрнув закрывавшую его тряпку. В темноте отражения я увидела собственный силуэт с торчащими кверху лисьими ушами и вздохнула снова, на этот раз почти с облегчением.

Ноги и руки мелко дрожали, но я успешно натянула на себя первую попавшуюся одежду и тихо, не привлекая внимания Коры, спустилась вниз. Так же тихо я взяла верхнюю одежду и выбралась на улицу, заперев за собой дверь, а потом, вдохнув прохладный свежий весенний воздух, со всех ног побежала по улице.

Звёзды. Мне болезненно хотелось увидеть звёзды, но небо было тёмным из-за застилавших его облаков. Звёзд не было, надежды не было, была только жалкая я, через пару минут бега уже задыхавшаяся от усталости. И ничего не помогло: ни тренировки с Крисом, ни становление раской, ни обретение посоха. Слабость была моим уделом. Моей сутью. Но я не хотела в это верить, я хотела, чтобы меня остановили, переубедили, заставили поверить в собственную значимость снова. Позволили снова себя уважать. И на свете был только один человек, который — я знала! — сумеет сделать это.

Мне пришлось долго стучать, прежде чем сердитый и сонный хозяин дома высунулся из окна спальни. Я жалобно смотрела на него снизу, и Призрак, не говоря ни слова, скрылся в доме и спустился, чтобы открыть мне дверь.

Наверное, вид у меня был тот ещё, потому что вместо приветствия Крис крепко обнял меня, поглаживая по голове. Совсем как ребёнка, которым я себя чувствовала. Я вдруг задумалась о том, что бы я делала, если бы Призрака не было в моей жизни, если бы мне было некуда бежать посреди ночи, когда воспоминания из прошлого пытались разорвать настоящее на клочки. Мысли нашли неожиданно резкий отклик в душе, и я поняла: такое уже было. Там, в том прошлом, которые я не хотела вспоминать, и всё равно вдруг вспомнила.

— Сон, — всхлипнула я, отвечая на немой вопрос Криса. — Мне сон приснился…

Кому нужна девушка, впадающая в истерику из-за ночного кошмара? Вот только этот сон был не простым.

— Нет, не сон. Воспоминание. Оно было такое… Такое настоящее, такое отвратительное! Я не хочу, чтобы это было правдой, это была не я, не я, не я!

Крис сжал меня крепче и вдруг отстранил, пристально вглядываясь в мои лохматые волосы. Уже догадываясь, что он увидел, я шмыгнула носом, отчаянно стараясь не разреветься.

— Их стало больше, да? Седых.

Призрак не ответил. Он провёл меня в дом и зажёг лампы, и лишь потом, ещё раз оглядев меня на свету, подтвердил:

— Да. — А потом с пугающей угрозой в голосе добавил: — Завтра ты поговоришь с Маттиасом, а я сверну Питеру шею.

— Не надо, — вскинулась было я, но наткнулась на тяжёлый взгляд.

— Он делает это с тобой, даже когда находится далеко. Это надо прекратить. Что тебе… вспомнилось?

Казалось, что рассказать страшные видения невозможно, что лучше похоронить мой позор внутри меня, чем доверить его человеку, которого я любила, но рассказ вышел неожиданно лёгким, и чем больше я говорила, тем большей ерундой казались все мои умозаключения и тем легче становилось на душе.

— Вот я и подумала, что Питер всегда был прав насчёт меня. Он видел то, что было во мне, я стала такой же, как те мальчишки, когда забыла бояться, — закончила я. — Но сейчас я так уже не думаю.

Призрак согласно кивнул.

— Питер что-то видит, но не видит куда больше. И не сравнивай себя с теми ублюдками. Они унижали тебя, чтобы в своих глазах казаться сильнее, пользуясь тем, что ты не могла дать отпор. Ты же прошла большой путь и действительно изменилась, а свою силу ты используешь против тех, кто этого заслужил. Даже если они виноваты не лично перед тобой.

Я благодарно прижалась к его плечу. Воспоминание блекло, словно обычный ночной кошмар.

— Если бы ты встретила тех мальчишек сейчас, взрослых и стыдящихся того, что они творили раньше, что бы ты сделала? — спросил Крис.

Я задумалась. «Убила бы», — рвался ответ, но он был ложным.

— Всё зависело бы от их поведения.

Я представила себе, как стою перед обзаведшимся брюшком Шкафом и Прыщом с рябой физиономией и парой детей за спиной. В моём воображении они оказались даже старше, чем я, но это не меняло сути, потому что теперь я была главной, я решила их судьбу. «Кто я? — спрашивала я их, нежно поглаживая деревянный браслет, готовый в любую секунду стать пламенеющим тигром. — Скажите, кто я такая». «Девушка, перед которой я виноват, — отвечает придуманный мною Прыщ. — Девушка, которая изменилась». И он получал моё прощение, в отличии от Шкафа, который смотрел с былой надменностью. «Ущербная, которая слишком многое о себе думает только потому, что у неё есть способный становиться тигром браслет». Его я мысленно топила в грязной вонючей реке, никаких посохов не используя. Нет, я не имела особого желания мстить старым обидчикам, если они поняли свои ошибки. А о том, как я терпела обиды теперь, лучше других знала Малисана. Хотя в тот раз сдержаться мне удалось.