Мой путь озарён рассветом (СИ)

Браслет сполз с моего запястья и обернулся совой. Фигурка была не более моего кулака размером. Она махала крыльями и перемещалась по моей руке, но не могла взлететь, и меня это устраивало. Так я могла быть уверена, что никто из детей не попытается поймать милую зверушку, которая всё ещё оставалась порождением убийственного оружия, стремящегося уничтожить всё, что его коснётся.

Восторженный шёпот слушателей был для меня лучшей наградой, но нужно было продолжать сказку.

— Сова страдала в одиночестве. Своими большими глазами она смотрела на других зверей и птиц, и смотрела она так долго и так внимательно, что научилась даже видеть чужие души. Вот только никого не интересовала её собственная душа. По крайней мере, так казалось Сове.

Сова хлопала глазами и крутила головой, а вместе с ней хлопали глазами младшие из слушателей и Монс заодно.

— Однажды Сова улетела в далёкий незнакомый ей лес, надеясь, что хоть там она сможет найти друзей. В этом лесу она встретила Волчицу. Волчица не была одинокой: у неё было много хороших товарищей, и всё равно Сова стала для Волчицы лучшей подругой. По крайней мере, так казалось Сове.

Бесцветная угловатая фигурка волка появилась у меня под ногами. Управлять двумя движущимися объектами одновременно было крайне непросто, потому я особенно не вдавалась в детали. Было довольно того, что дети понимали: перед ними сова и нечто собачье.

— Сова и Волчица проводили вместе много времени, вместе они были счастливы. Но Сова могла видеть чужие души, и однажды ей открылась страшная тайна. Её подруга была проклята страшным проклятием и душа её была разделена надвое. Вместе с благородной преданной своим друзьям Волчицей в этом теле жило коварное и жадное её воплощение: Лиса. И каждый день, когда восходило солнце, серый мех Волчицы становился рыжим. Так Волчица скрыла от подруги свою тайну и тем самым предала её. По крайней мере, так казалось Сове.

Собачья фигурка у моих ног ненадолго порыжела, дети обрадовались. Я вздохнула. По собственной глупости я создала героев своей сказки так, что мне было непросто видеть обоих одновременно, а управление формой напрямую зависело от того, вижу ли я их. Следовало свернуть сказку побыстрее, но я не могла остановиться, захваченная жуткой смесью нашей с Рией истории и истории Марики и Фреда.

— Долго старалась Сова приучить себя полюбить оба лица своей подруги, но Лиса с её жаждой власти немало её пугала. Сова видела, что у Волчицы есть и другие друзья, кроме неё, и улетела прочь, в родные края, не желая больше мучиться. Лучше всегда быть одиноким, чем иметь друга, который будет заставлять страдать. По крайней мере, так казалось Сове.

Сова на моей руке расправила крылья и под восторженные вздохи растворилась в воздухе. Волчица-Лиса в это время едва не развалилась, но, к счастью, никто ничего не заметил. Теперь, избавившись от второй фигурки, я могла как следует заняться этой, например, сделать шерсть настоящей.

— Поняла Волчица, что она потеряла дорогую ей подругу, а виной тому была вторая сторона её души: Лиса. В злости Волчица набросилась на Лису, вот только как можно драться с самою собой?

Зверюга у моих ног гонялась за своим хвостом. Дети помладше смеялись, более старшие слушатели с серьёзными лицами ждали, что же из этого выйдет.

— Долго бедняга заставляла себя страдать. Сперва Волчица брала верх, потом Лиса, потом снова Волчица. И закончилось всё тем, что они так между собой перемешались, что взяли и стали одним существом. Благородным и целеустремлённым, обладающим острым умом и верным друзьям. Выглядел новый зверь как волк, но мех его был рыжим. Так на свете появился первый красный волк.

Много воды утекло, и Сова, скучая по подруге, вместе со своими новыми птичьими друзьями вернулась в тот лес. Там она встретила Красную Волчицу, они поговорили по душам и зажили вместе: каждый на своей стороне, но с другим в мире. Конец.

Конец получился мне немного скомканным, но жанр и намёки на Рию, о возвращении которой я мечтала, требовали счастливого завершения, а история Марики склоняла совсем к другому. Впрочем, слушателей всё устроило. Они поблагодарили меня, и я уступила место следующему рассказчику, а меня подозвал к себе Логри.

Он хотел заплатить, но я не взяла денег. Моя сказка была короткой, к тому же в чужое время. Старичок согласно склонил голову. Я собралась уйти, мало интересуясь тем, что рассказывают другие, когда вдруг вспомнила, что Логри должен был знать Марику в детстве.

Я никак не могла избавиться от ощущения, что и Марика, и Кора о чём-то не договорили, о чём-то тяжёлом для них, но, возможно, очень важном для меня. В этой тайне мне мерещилась разгадка, ответ на вопрос: как не пройти тропой наставницы, как не обнаружить себя в руинах собственной жизни однажды?

— Вы ведь знали Марику, когда она заканчивала школу? — спросила я.

Старичок удивился.

— Она была частым гостем книжной лавки, где часто бывал и я, — ответил он после недолгого молчания.

— Какой она была тогда? Пожалуйста, расскажите мне.

На этот раз Логри молчал дольше, и голос его прозвучал с неожиданным теплом и печалью.

— Она была юной энергичной девушкой, склонной видеть окружающие её вещи в более густых оттенках, чем те имели на самом деле. Кто-то мог бы назвать её неблагодарной и вздорной, но она уже тогда знала цену знаниям и умела заботиться о тех, о ком хотела заботиться.

— О Коре и Лиаре, да? — подсказала я, заметив, что старичок не собирается продолжать, и он улыбнулся.

— Марика, Кора и Лиара. Порою мне казалось, что они не оставят в деревне камня на камне, но Марика сдерживала Кору, а Лиара — их обеих. Да, они заботились друг о друге так, как умели, и всё-таки когда эти трое разошлись, многие вздохнули спокойнее. Но некоторым не хватает их былых проказ.

— Кору? — не поняла я. — Марика сдерживала Кору?

Логри улыбнулся ещё шире.

— Сейчас в это сложно поверить, но в детстве она была ярой любительницей драк, к тому же крайне вспыльчивой. Кора Медвежья Хватка — так её называли. К счастью, она сумела усмирить саму себя, но для этого Марике пришлось уехать.

Я не верила своим ушам.

— Быть того не может!

Старичка моё недоумения только смешило, он понятия не имел, какая стройная теория только что рассыпалась в моей голове. Должно быть, именно это казалось мне неправильным всё время, и я преисполнилась решимостью докопаться до правды. Вот только Логри более не желал помочь мне в этом.

— Очень даже может, — добродушно проговорил он. — Но что было — то осталось в прошлом, и не мне его ворошить. Если Кора захочет — она сама тебе расскажет.

Кора не захотела.

— Маленькой я была и глупой, — сердито ответила она, когда я, вернувшись домой, попыталась пристать к ней с вопросом о Медвежьей Хватке. — Обидчивой очень. Матушка моя умерла родами, отец зарабатывал мало, из гордости отказываясь что-то менять или принимать помощь. Есть нечего было, и ходила я в обносках да в гордыни, у отца позаимствованной. Другие дети надо мною смеялись часто, ну а я злилась, кричала и кидалась на них. А они только смеялись ещё больше. Потом, когда Марика ушла, а отец мой умер, я поняла, как глупо себя вела, и изменилась. Нелегко мне это далось, а ещё сложнее было заставить клан забыть ошибки глупой юности моей. Так что нечего теперь ворошить кости прошлого.

В голосе хозяюшки плескалось неприкрытое раздражение, и я вдруг поняла, что она может в самом деле стукнуть. «Маски», — вспомнила я. Кора выбрала маску доброй, милой и глуповатой ещё тогда, в моём возрасте, и больше её не снимала. «Может, потому она никого и не спасла?» — подумалось вдруг мне.

Продолжать расспросы я не стала, лишь поблагодарила хозяйку и ушла к себе, но всю следующую неделю Кора косилась на меня с подозрением. А в конце недели рано утром ко мне вдруг заглянул какой-то особенно весёлый Крис. Он помахал перед самым моим носом сложенной бумажкой, не спеша давать её разглядеть.