Сила двух начал (СИ)

Мелинда, что еще с улицы услышала надрывные крики внучки, ворвавшись в гостиную, обнаружила стоящую неподвижно Кэт, что сжимала в объятиях находящуюся без сознания Мэгги. Кэт тоже была на грани обморока и Мелинда еле-еле смогла уговорить ее присесть и положить Мэгги на кровать – Кэт все казалось, что стоит ей отпустить дочь, и припадок вновь вернется, и тогда уж точно унесет с собой девочку... Так она сидела у кровати дочери всю ночь и все утро, и сердце ее в испуге замирало при малейшем движении Мэгги. Не выдержав постоянного напряжения, Кэт уснула, вновь сжимая в объятиях дочь. Мелинда сидела возле Мэгги до тех пор, пока Кэт не проснулась. Но и тогда волшебница не согласилась отойти от дочери и поспать, сказав, что будет сидеть возле кровати Мэгги целыми днями подряд. Но ей не пришлось ждать так долго – уже на второй день девочка очнулась и рассказала матери все, что было до припадка и то, что она видела, пока билась в судорогах боли.

Как оказалось, слова о перемирии и извинениях Элис были всего лишь отговоркой – на самом деле одними извинениями дело не обошлось. Элис, осознав свою неправоту, больше недели пыталась помириться с Мэгги, но та ее не слушала и избегала. Наконец Элис подкараулила Мэгги, когда та гуляла в небольшом лесочке возле деревни, и, появившись перед ней, начала умолять ее о том, чтобы Мэгги хотя бы выслушала ее. Девочка, сраженная упорством Элис, согласилась, и, выслушав ее извинения, собралась уйти, но тут ее догнал отчаянный голос:

— Ну что же я сделать должна, чтобы твое прощение заслужить?

Мэгги, обернувшись, покачала головой:

— Тебе такое будет не под силу. К тому же, добровольно ты не согласишься.

— На что?

— Почувствовать страдания, что причиняет припадок.

Кэт, услышав такое, почувствовала, как по спине пробежал холодок ужаса – точно так же ей тогда ответила Мэгги на ее вопрос об отстаивании правоты. А девочка, словно не заметив реакцию матери на свои слова, продолжала тем же размеренным, ничего не выражающим голосом:

— Я была абсолютно уверена в том, что Элис лишь посмеется над таким заявлением, но она согласилась – видимо, думала, что я шучу. И я, остро чувствуя ее вину, что окружала Элис подобно зловонному облаку, просто не смогла не выполнить ее просьбу – и своей волей заставила ее почувствовать те страдания, что достались мне три года назад. Она билась в судорогах у моих ног, крича и плача, а я даже не пыталась прекратить ее мучения. До тех пор, пока чувство вины, испытываемое Элис, не стало меньше тех страданий, что она выносила в тот момент по моей воле. И в тот же момент все прекратилось – и уже я, испытывая отвращение к себе, извинялась перед Элис, находящейся на грани обморока.

Мэгги замолчала, взглянув на полное ужаса и страха лицо матери. Кэт даже слова не могла сказать, от потрясения потеряв дар речи.

— Так же на меня Элис смотрела, когда в себя пришла,— произнесла девочка с горечью в голосе, и по щекам ее побежали ручейки слез.

Кэт, словно очнувшись, заключила дочь в объятия, и уже тогда спросила:

— Значит, ты просто захотела, чтобы Элис страдала, и твое желание сбылось?

— Нет, одно мое желание здесь ничего не смогло бы сделать,— ответила Мэгги, стирая слезы и отстраняясь от Кэт,— это желание у меня было и раньше, в тот день, когда мы с Элис поссорились. Решающую роль сыграло чувство вины Элис. Оно же и послужило мне разрешением на то, что я бы не сделала ранее, став дополнением к ее согласию.

Кэт слушала сбивчивую речь Мэгги, и ощущала себя так, словно не видела дочь с рождения, а теперь вернулась и поняла, что это уже не та малышка. Появление способностей к колдовству – ерунда по сравнению с рассуждениями Мэгги. Кэт казалось теперь, что она словно бы не знала настоящую Мэгги, которую до этого времени затмевала прежняя – спокойная и добрая, никогда не знающая о чувстве мести.

— Неужели Элис не рассказала о происшедшем родителям?— спросила Кэт недоумевающе,— и захотела общаться с тобой после такого?

— Даже если бы она рассказала о происшедшем, ей все равно никто бы не поверил – ну как шестилетняя девочка может сотворить такое? Поэтому-то мы с Элис условились никому ничего не говорить,— ответила Мэгги и тут же добавила,— прости, мама, но я не хотела причинять тебе боль, и думала, что будет лучше, если ни ты, ни бабушка об этом не узнаете. К тому же, я тоже, как и Элис, сомневалась в том, поверите ли вы мне. И боялась...

— Наказания?— закончила Кэт за нее,— конечно, оправдывать тебя, Мэгги, будет не очень-то правильно, но подобные случаи бывают частенько, когда ребенок только открывает в себе талант волшебника. Многие дети, пробующие колдовать, еще не умеют управлять своей силой и могут натворить больших бед под властью чувств. Элис ведь простила тебя?

— Да. К тому же, она сама согласилась на это искупление, и та боль, что она испытала, не смогла заставить ее забыть об этом. Зато после тех пыток Элис смогла понять меня и больше шуток о припадке не отпускала.

Казалось, Мэгги волнует только это, во всяком случае, последнюю фразу девочка сказала таким тоном, словно была рада подобному стечению обстоятельств.

Все тело Кэт пробрала дрожь ужаса – только что ее дочь каялась в своем проступке, теперь же – была довольна им.

— То, что кроме тебя никто не испытывал той боли, что несет припадок, не дает тебе право причинять боль за одно только неверие,— отчеканила Кэт, глядя на Мэгги с холодом отчуждения,— если бы Волан-де-Морта не уничтожили, он бы порадовался, услышав такое от маленькой девочки. И точно бы сделал тебя своей последовательницей.

Мэгги мгновенно переменилась в лице, и, прежде чем Кэт осознала, что перегнула палку, девочка прокричала:

— Только что ты говорила, что не винишь меня, а теперь сравниваешь с прислужниками Волан-де-Морта?

— Они рассуждают именно так, как рассуждала ты только что,— сказала Кэт с болью в голосе,— Пожиратели смерти крайне жестоки по любому поводу и без, они не могут просто простить – как не смогла и ты.

Мэгги, собирающаяся что-то сказать, уставилась на мать так, словно она только что отвесила ей незаслуженную пощечину – непонимающим взглядом, в котором горела обида, постепенно переходя в злость. Но голос, когда она заговорила, был ровным:

— Возможно, ты права, но я причинила Элис только телесные страдания – а это только часть тех страданий, что я испытала во время припадка. Гораздо сильнее были душевные страдания – видеть, как дорогого тебе человека убивают, осознавать, что у тебя был шанс предотвратить это, но ты его упустил – что может быть хуже этого? Именно это чувство, чувство вины, преследовало меня во время первого припадка, оно же и затмило все остальные видения, следующие за первым – о Волан-де-Морте, что пришел в наш дом. Ты не поймешь меня, как не поняла Элис, как не понял бы никто, кто не переживал подобное.

Мэгги, всхлипнув, замолчала, снова зарыдав, и Кэт, вместо недавней злости от жестокого поступка дочери ощутила острое стеснение в груди – любовь и жалость смешались в ее душе, и лучшим их выражением было обнять вновь Мэгги, что волшебница и сделала, успокаивающе гладя девочку по волосам.

— Прости меня, Мэгги,— прошептала Кэт дочери, ощущая, как ее маленькое тельце сотрясается в безутешных рыданиях,— прости... Я не должна была так говорить... Я не знала, что смерть Джека принесла тебе такую боль – превышающую ту, что терзает меня до сих пор. Но как бы ты помогла своему папе выжить? Тебе же был тогда всего лишь год...

Мэгги, как-то сразу перестав лить слезы, подняла на мать удивленное лицо.

— Те слова Пожирателей смерти о том, найди они меня раньше, папа, возможно, сделал бы все, что бы они ни попросили, до сих пор остались в моей памяти. Папа сделал бы все ради меня и остался жив...

— Они могли бы убить вас обоих, когда узнали бы все от Джека. Нет, Мэгги, благодарение небесам, что Пожиратели смерти не стали тянуть с карой и твой отец умер прежде, чем его убийцы нашли тебя.

— Убийцы?— переспросила Мэгги, блеснув глазами в порыве злости,— ты говоришь так, словно не знаешь, что в смерти папы виновен лишь Волан-де-Морт!