Сила двух начал (СИ)

— Я знаю это,— прошептала Кэт еле слышно, глядя на воинственное лицо дочери с болью во взгляде,— и ни за что не забуду, кому обязана отплатить за свое горе, за твои страдания... И я бы сделала это, но разве можно убить того, кто и так уже мертв?

— Значит, ты веришь в то, что говорят все? В то, что Волан-де-Морт был уничтожен и не сможет вернуться?

— Конечно, верю,— ответила Кэт с твердостью в голосе,— даже ему не удастся вернуться оттуда, где обретают покой все ушедшие из жизни. Ты разве не веришь в это?

Волшебница пронзала дочь беспокойным взглядом, когда задавала этот вопрос.

Мэгги пожала плечами:

— Не знаю. Я иногда словно бы чувствую, что он вновь приближается к нашему дому, вновь ощущаю ту темную силу, что исходит от него... Скорее всего, это просто глупые страхи, не более того.

— Но ты же не видишь, как он заходит в наш дом?— спросила Кэт со страхом в голосе,— просто чувствуешь его присутствие? Когда это происходит?

— Как только я остаюсь одна,— ответила Мэгги, не раздумывая,— тогда я постоянно ощущаю его незримое присутствие. Но потом, как-то вдруг, это чувство исчезает, и я понимаю, что мне все лишь померещилось.

— А во время припадков?

Мэгги категорично помотала головой.

— Нет, во время припадков я чувствую нечто другое, но... я вряд ли смогу описать те чувства, что следуют за образами, постоянно чередующимися в моем сознании. Так, во время первого припадка я видела четко лишь приход Пожирателей смерти и Волан-де-Морта, а сейчас – как корчилась в судорогах боли Элис.

— Так что же все-таки было после того, как вы с Элис помирились?— спросила Кэт таким тоном, словно жаждала продолжения увлекательного рассказа.

— В общем, наши отношения стали прежними, как и до ссоры, но теперь, зная, что я могу колдовать, Элис с нетерпением ждала, когда же ее способности, наконец, проявятся. В нас обеих проснулось любопытство к таинствам волшебства, с того дня мы все время проводили у Элис, читая все те книги о волшебстве, какие только смогли найти. Я много раз видела, как ты колдовала, и знала, что нужна волшебная палочка,— добавила Мэгги, взглянув на Кэт,— но, даже получив палочку на время, пока мама Элис отдыхала, мы ничего не могли добиться – даже искры из палочки не вылетали.

— Даже у тебя?— подняла брови Кэт, забыв обо всех гневных словах от удивления,— наверное, палочка эта вам обеим не подходила.

— Да, скорее всего, так и было. Но мы с Элис все продолжали попытки, и однажды произнесенное мною заклинание сработало – из кончика волшебной палочки вырвался красный луч, который попал в шторы. Элис закричала в панике, даже не пытаясь потушить огонь, а я вспомнила недавно прочитанное заклинание, что было предназначено для тушения огня, и, произнеся его, погасила пламя, бившееся на шторах.

— Погасила? Сама?— неверяще переспросила Кэт, не сводя с дочери пораженного взгляда,— это правда?

— Неужели не веришь?— спросила Мэгги оскорбленным тоном, и, едва волшебница в отрицании помотала головой, продолжила,— да, я действительно сделала это, и сама безмерно удивилась. После этого случая Элис тоже воодушевилась, и попыталась сотворить что-нибудь сама, но при ее словах из волшебной палочки даже искры не вылетали. Я тогда утешала ее, говорила, что ее способности проявятся обязательно, только позже, но она мне не верила, хоть и продолжала попытки, но уже без прежней надежды и веры в себя. Я остро чувствовала ее зависть, как совсем недавно чувствовала раскаяние и вину, поэтому больше не пыталась колдовать в ее присутствии, не осмеливаясь на подобное и дома. В конце концов, Элис отказалась от попыток. Я пыталась приободрить ее, чувствуя, что зависть превращается в ненависть, колдовала без желания получить отличный результат, демонстрируя свое бессилие. Элис постепенно утешилась, и по-прежнему продолжала изучать со мной книги о волшебстве. Очень часто она оставляла меня одну в тот момент, когда я уже ничего, кроме заветных страниц, не видела, и возвращалась с парой-тройкой конфет для меня. Сама Элис их не ела – родители запретили. Но постепенно я стала узнавать, что ее родители недовольны тем, что я ем якобы много сладкого – вазочка, обычно стоящая на столе для гостей, быстро пустела за один только вечер, хотя я съедала не больше трех. После третьего выговора от миссис Джейсон я уже точно знала, что Элис сама, черня потом меня, съедает все конфеты – и захотела положить этому конец. Как-то я, сделав вид, что увлечена содержанием очередной книги, незаметно вышла следом за Элис из комнаты и увидела, как она, торопливо берет конфету, поспешно заглатывает ее, тут же хватая другую. Я подбежала к ней, начала совестить, называть лгуньей... Элис сначала все отрицала, затем согласилась со мной и попросила прощения, пообещав, что такое больше не повторится. Но не прошло и недели, как та история повторилась – я вновь видела Элис, ее лицо, перепачканное шоколадом, ту жадность, с которой она заглатывала все новые и новые конфеты, словно находясь под чьим-то заклинанием. Но не я одна была этому свидетелем – теперь эту картину наблюдала и миссис Джейсон. Она пришла в ужас от увиденной сцены, и наказала Элис, посадив под домашний арест. Но миссис Джейсон даже подумать не могла о том, что вовсе не я, а Элис все время уничтожала запасы сладкого в доме. Я попыталась заставить Элис рассказать об этом родителям, хотела даже сама им об этом сказать – но Элис пригрозила мне, что расскажет родителям о том, как я ее пытала. Тогда я оставила угрозы и попыталась призвать Элис к покаянию, но она лишь смеялась мне в лицо, в то время как ты, недовольная моими частыми отлучками, начала запирать меня дома. Ссоры с тобой, ссоры с Элис... Она говорила, что просто отплатила мне за те страдания, ты – что я забываю про семью... Вчера ее и твои обвинения словно стали одним целым, и ужасающее, уже знакомое мне чувство вины заполнило всю меня, и я почувствовала, что начинается припадок...

Мэгги замолчала, сбившись, но уже через пару-тройку секунд продолжила тем же ровным голосом:

— И на этот раз я вновь видела, как заставляю Элис извиваться у моих ног в судорогах боли. Необъяснимым образом смешалось мое раскаяние и ее, я уже не понимала, где нахожусь, и то видение сменили другие, с уже почти не различимыми образами. Мне показалось, что сущность моя на две части разорвана, одна из которых принадлежит другому человеку. Но вина этого человека, его страдания были много больше, по сравнению с моими страданиями. Словно та часть меня убивала кого-то, и не раз...

Голос Мэгги, и до этого тихий, пресекся вновь, девочка явно не знала, как выразить все то, что она сейчас чувствовала.

Кэт же от всего услышанного только что потеряла дар речи. Последнее замечание Мэгги о другом «Я» вообще казалось невероятным. И ладно бы еще просто вторая часть, так нет же – такая, что убивала не единожды!

— А ты не видела образ того, чья вина была так тяжела?— спросила волшебница, затаив дыхание.

Мэгги в отрицании покачала головой:

— Я ощущала его, как себя, но даже если бы и был некий образ – та вина, чья тяжесть чуть не придавила меня, не дала мне увидеть тот образ.

Кэт попыталась переварить все то, что узнала от дочери, и когда все, наконец, более или менее уложилось в ее голове, заметила, что Мэгги уже спит. Улыбнувшись при виде мирно сопящей дочери, волшебница укрыла Мэгги одеялом и смотрела на ее ничем не омраченное более личико до тех пор, пока в спальню не зашла Мелинда.

— Она заснула,— произнесла Кэт.

Мелинда понимающе кивнула, и, вместе с Кэт перейдя в гостиную, уже там спросила:

— Что она рассказала тебе?

Кэт поведала матери все то, что только что рассказала ей Мэгги, добавив в конце:

— Но я не знаю, чему верить, мама. К примеру: то, что она чувствует приближение Волан-де-Морта, или, еще хлеще – рассказ о двух половинках, образованных во время припадка, одна из которых с грузом вины заядлого убийцы – как все это может быть правдой?

Волшебница горестно покачала головой, пресекая тяжелый вздох. Мелинда ободряюще потрепала дочь по плечу.