Сила двух начал (СИ)

Теперь Кэт, более не опасаясь за свою жизнь и жизнь Мэгги, могла вернуться в свой старый дом. Но возможность эта была лишь иллюзией, немощным призраком былого счастья – волшебнице больше не хотелось даже издали смотреть на тот дом, что был свидетелем смерти ее любимого, жить в нем, зная, что, если бы не роковая случайность, Джек был бы вновь рядом с ней и Мэгги... Так что Кэт даже не думала о возможности вернуться туда, куда не было возврата, и по-прежнему жила вместе с мамой, но уже спокойнее, чем раньше. Но не могла забыть о том, что спокойствие это было достигнуто гибелью двух людей, что едва-едва вступили во взрослую жизнь – Лили и Джеймс, когда-то – ее ученики, стали последними жертвами Волан-де-Морта. Они боролись, зная, что надежды нет, пожертвовали собой ради сына, как когда-то Мэри, еще подчиняясь Волан-де-Морту, спасла их, не думая, что ждет ее за это. Если бы Мэри тогда не поступила так, кто знает, что было бы? Пророчества, что так и не получил Волан-де-Морт, не было бы, как и того, о ком говорилось в этом пророчестве. И Джек бы не погиб... а может, и погиб, но уже по другой причине – ведь террор Пожирателей смерти длился бы и дальше, и привел бы к страшным последствиям...

Кэт, поначалу думавшая целыми днями только об этом, в конце концов, оставила бесполезные раздумья, и обратила все свое внимание на настоящее, проблемы которого были намного существеннее. Долгое время – около двух лет, она никак не могла найти работу и жила за счет мамы, что ее чрезвычайно смущало, как бы Мелинда не уговаривала ее не обращать на такую мелочь много внимания. Но как-то раз Кэт повезло – одной из ее соседок понадобилась парочка клаббертов, и волшебница, недолго думая, выполнила просьбу соседки, попутно дав пару советов по содержанию клаббертов. Она выразила Кэт свою благодарность, рассказала об оказанной ею услуге всем своим знакомым... Весть о том, что в деревне появилась волшебница, знающая все о магических созданиях, быстро облетела деревню и уже на следующий день Кэт с удивлением видела, как десятки волшебников идут к ней за советами, с просьбами... Довольные стараниями и умениями Кэт, они благодарили ее, как могли – деньгами, необходимой хозяйственно-домашней утварью, а иногда и игрушками для Мэгги. Кэт была рада этому – теперь у нее была работа, хоть и непостоянная. И давала она Кэт не только пропитание, но и осознание своей нужности и полезности. Но волшебница была вынуждена на время бросить эту работу – из-за болезни, что внезапно поразила Мэгги.

В один из летних дней Мэгги вдруг упала на пол и начала биться в припадке, стремясь раскроить себе голову о предметы мебели. И делала это с такой силой, что ни Кэт, ни Мелинда, ни даже заклинания не могли ее остановить. Целители больницы, в которую волшебница доставила дочь в спешном порядке, обследовав малышку, дружно развели руками – симптомы неизвестной болезни не попадали ни в какие рамки известных им недугов. Но когда Кэт, заливаясь слезами отчаяния, умоляла целителей сделать все возможное, лишь бы Мэгги перестала самоистязать себя, припадок неожиданно прекратился, дав обессиленной малышке шанс на отдых. Целители смогли вновь, уже в спокойной обстановке, обследовать Мэгги, но это ровным счетом ничего не дало – впечатление складывалось такое, словно припадка, столь ужасающего недавно и Кэт, и целителей, не было вовсе – девочка была здоровее, чем это только было возможно вообще. Волшебница заподозрила, что припадок мог быть как-то связан с той болезнью, от которой Мэгги чуть не умерла два года назад, но проверить свою догадку никак не смогла – поиски Джейн Келленберг ни к чему не привели. Видимо, целительница еще до падения Волан-де-Морта скрылась в какой-нибудь глуши, и вновь появляться в больнице святого Мунго не собиралась.

Так что Кэт лишь оставалось надеяться, что припадок не повторится. Две недели она беспрестанно находилась возле дочери, что почти все время спала, пыталась различить в ее поведении, выражении лица тревожные знаки... и не находила, чему очень радовалась. В один из дней волшебнице вдруг стало ясно, что повода для беспокойства больше нет, и она смогла, наконец, вздохнуть с облегчением. Вот только облегчение это было временным и частичным – Мэгги со дня припадка не сказала ни слова, хоть раньше и говорила с увлечением.

Спустя три недели Мэгги, наконец, заговорила – но Кэт уже была не рада этому – ведь в то, что говорила ее дочь, было сложно поверить. Она спросила у матери: «Угадай, кого я видела, когда болела?», и Кэт сразу же поняла, что Мэгги вряд ли видела ее или бабушку — и угадала:

— Я видела папу,— с расстановкой произнесла ее дочь, глядя на Кэт абсолютно черными глазами. Эти три простых слова поразили волшебницу хуже внезапного удара молнии, но это было еще не все – рассказ Мэгги лишь начинался:

— Я видела его, говорящего с какими-то людьми. Они хотели, чтобы папа помог им чем-то, он отказался, один из них убеждал его подумать о нас с тобой... Папа сказал, что он останется верен нам, и ни одно заклинание его не сломит. Тогда те волшебники пустили в ход волшебные палочки – и один из лучей, зеленый, поразил папу прежде, чем он смог отразить его. Он упал на пол и больше не поднялся...

Кэт, потрясенно глядя на дочь, силилась сказать что-то, но Мэгги еще не закончила:

— Те волшебники перевернули весь дом в поисках чего-то важного им, даже в нашу комнату зашли. Один из них хотел убить и меня, но тот, кто убеждал папу подумать о нас с тобой, сказал, что в этом нет нужды и им вовсе не нужна месть потерявшей всех родных волшебницы.

— Мэгги, можешь описать того, про кого ты говорила только что?— спросила Кэт, затаив дыхание.

Девочка в согласии кивнула.

— Похожее на маску змеиное лицо, красные, горящие глаза, жестокий холодный голос...

Она замолчала, взглянув на мать, чье лицо было белее мела, а глаза сузились в злобном прищуре.

— Волан-де-Морт,— еле слышно прошипела она, сжав кулаки – жажда мщения подобно всепоглощающему огню завладела ее душой. Но одна мысль – о невозможности мести из-за отсутствия объекта мщения, охладила горячую голову Кэт. Нет, она и раньше думала, что Волан-де-Морт мог быть в ее доме в тот вечер – об этом же говорил и Северус Снегг, но она не знала, он ли или кто-то из его слуг оборвал жизнь ее любимого. Если бы она знала это раньше, до отъезда, бросила бы она все, следуя за слепым чувством мести, в попытке найти и покарать убийцу Джека и других, неизвестных ей волшебников? Возможно. Но для этого нужно было бы оставить Мэгги, а для Кэт, как, впрочем, и для любой матери, разлука с дочерью даже на день была хуже пытки.

Вспомнив о дочери, Кэт перевела взгляд на нее, и спросила уже ровным голосом:

— Больше ты ничего не видела?

— Видела, но те образы были смутными и расплывчатыми, и я их не запомнила.

— А как ты видела то, что рассказала мне только что?

— Как сейчас вижу тебя,— последовал лаконичный ответ, что привел Кэт вновь в изумление – как Мэгги могла видеть происходящее в гостиной, если сама в это время была в спальне? Может, она все это лишь слышала? Но тогда откуда она знает, какого цвета был луч, унесший жизнь Джека? У волшебницы голова шла кругом от этих вопросов, что, казалось бы, совершенно не имели ответов. В надежде получить логичное объяснение словам Мэгги, она рассказала матери об этом, но Мелинда, в отличие от Кэт, не сильно удивилась этому.

— Не забывай – Мэгги видела это во время припадка,— многозначительно заметила Мелинда,— стало быть, даже не видя того, что происходило тогда, сейчас она могла увидеть это так же четко, как видит нас с тобой. А потом, с уходом Пожирателей смерти, ее видения просто оборвались?

— Нет,— покачала головой Кэт в отрицании, вспоминая сосредоточенное личико дочери, когда она пыталась припомнить то, что видела после сцены о смерти отца,— были еще какие-то, но слишком расплывчатые. Может, оттого, что припадок начал набирать силу?

— Он может повториться,— произнесла Мелинда со значением,— и тогда, возможно, мы узнаем, что именно он дает Мэгги в большей степени – страдания или давние воспоминания.