Время Крылатых(СИ)

что геройский дец уже благополучно чесал по коридору, да так, что подошвы чукашей

дымились. И Рохом полетел сквозь тьму спящего Рамира, как сапсан, поскольку сзади,

назревало то, что и неприличным словом описать страшно.

У второго поста, воителей догнала ударная волна со щепой от разбитой двери.

Затем, из недр четвёртого яруса пришёл дробящий камень и задувающий факелы рёв:

- У-у-у-бью-у-у!!!

Звякнуло оброненное дремавшим стражником-волком копьё. Испуганно пискнула за одной

из дверей, приглашённая на ночь, каким-то ушлым наёмником, самка.

Недалеко от поворота к лестнице, что вела в пятый ярус, кто-то поймал Рохома за пояс и

утащил в пыльный простенок.

- Что...

Узловатая ручища Ругарда моментально залепила ему морду.

- Тс-с! - оборвал его олень, - и торжественно объявил, - А сейчас, бревно!

Оказалось, что верёвка понадобилась Хизагу вовсе не для того, чтобы вязать спящего

стражника, как было решил барс.

Пронёсшийся мимо подобно буре Аргал, под ноги разумеется, не смотрел, а зря. Запнувшись

за растянутую поперёк коридора верёвку, королевский лесничий покатился по крутой

лестнице, гремя как мешок набитый костями. Вслед Аргалу считать ступени отправилось

тяжёлое бревно, привязанное к другому концу верёвки. Догнало оно медведя в конце

лестницы и, судя по вою, догнало как положено.

Ругард удовлетворённо фыркнул.

- Ну вот, ещё одна ночь не прошла в пустую. - выдохнул олень, - Ну что, Рох... По кружечке

и спать?

Рохом молча кивнул.

Возвращались не спеша.

В длинном коридоре второго яруса гулял холодный ветер, тревожно мигали почти

прогоревшие факелы. За надёжно запертыми дверьми своих децов, злорадно

перешёптывались наёмники.

- Ругард! Рох! Скорее... - нетерпеливо топтавшийся на пороге песец Нугыл, распахнул перед

ними дверь деца. В полной темноте, его плотно обступили наёмники, и каждый из них

крепко стиснул Рохому запястья.

Доковыляв до своего угла, барс рухнул на топчан, но поспать в эту ночь ему не удалось. Где-

то в глубине внутреннего двора крепости, хрипло протрубил рог, объявляя всеобщую

побудку.

***

Мелкая лесная малина, листья и молодая кора надоели до тошноты. В ручье, на который она

набрела в низине водились мелкие перловицы, но развести огонь, чтобы их сварить было не

чем, а есть их сырыми Мрита побоялась. Нестерпимо хотелось свежего хлеба из пекарни

Вилла, горячей грибной похлёбки, да ржаной каши. Вздохнув, Мрита принялась разуваться.

Сквозь прореху в чукаше набились мелкие камешки и сосновые иглы. Подошва скоро

отвалится, а до границы северной усары, дней восемь пути. Можно расплести кожаный пояс

и подвязать подошву. Пожалуй этим она сейчас и займётся. Потом...

Потом она пойдёт дальше, к реке Гунар. Если ей повезёт, там она наткнётся на стоянку

рыбаков, у которых она сможет разжиться едой, если конечно те её не прогонят. Покончив с

подошвой, Мрита поднялась с поваленной сосны, огляделась и прислушалась.

День клонился к вечеру и ночью возможно опять будет заморозок. Ладно, не привыкать.

Мрита спешила. Ей хотелось добраться до реки раньше, чем окончательно стемнеет,

но ей пришлось свернуть к попавшемуся на пути лесному озеру, чтобы набрать воды. Берег

небольшого круглого озерца был топким и густо зарос осокой и явором. Не желая мочить

ноги, олениха решила добраться до воды по стволу нависшей над водой ольхи.

В озере гулко плеснула большая рыба.

Стараясь не оступиться, Мрита зашла подальше от берега, где вода была чище, достала

флягу и от неожиданности едва не свалилась в воду.

В десяти шагах от неё, на гладкой поверхности озера, появилась чёрная большеухая голова.

Голова громко фыркнула, стряхнула прилипший к макушке лист кувшинки и поплыла на

противоположный берег. Вскоре, из воды вышел невысокий стройный пятнистый, бурый в

бело-рыжих подпалинах, пёс. Отряхнувшись он зашвырнул в траву порванную вершу и

скрылся в густых зарослях явора.

Оторопевшая олениха долго не отрываясь следила за колышущейся зелёной стеной, а затем

сползла с осины, обошла озеро и отправилась вслед за невиданным псом.

Ликаон, а в том, что это был именно ликаон, олениха не сомневалась, особо не таился и

следов не прятал. Через полсотни шагов Мрита наткнулась на сухую кочку с остатками

плетёной из сухих стеблей подстилки для ночлега. Зола была давно холодной, а отпечатки

босых лап сменились отпечатками чукашей на кожаной подошве, и швом на пятке.

Заросли болотной травы поредели, земля под ногами стала заметно суше. Очень скоро

Мрита услышала доносящиеся с берега реки голоса.

На берегу дымился костёр, на пригорке стояли два шалаша крытые еловым лапником, а в

заросшей камышом заводи качалась на волнах большая лодка. Четверо крупных большеухих

пятнистых псов перекликаясь на незнакомом Мрите языке распутывали длинную

рыболовную сеть. Поодаль, у реки, ещё два пса чистили и потрошили крупных щук.

Нырявший в озеро пёс, уже одетый в кожаные штаны и высокие чукаши, грелся у костра.

Шагах в тридцати от лагеря Мрита заметила восьмого. Крупный мускулистый пёс, бурой

масти с большим белым пятном на животе, упражнялся в метании секиры, бросая её в ствол

раскидистой сосны, что росла у кромки леса.

Забраться в шалаш Мрита не решилась - ликаоны возившиеся с сетью были рядом,

поэтому олениха просто разобрала заднюю стенку ближайшего шалаша. Рука её тут же

нащупала плотную кожу, похожую на ту, из которой шились походные мешки. Мрита

потянула добычу к себе. Да, это был мешок. Туго набитый и от того тяжёлый, сшитый из

вытертой серой кожи с какими-то непонятными нашивками из полос разноцветной материи.

Отложив мешок, любопытная олениха заглянула в проделанную ею в стенке шалаша дыру. В

душном полумраке она разглядела совсем новые сапоги, тонкий шерстяной плед, котелок и

сковородку. Дрожа от страха и от забытого с детства ощущения куража, Мрита увязала

котелок в узел из пледа, сунула сковороду в и без того набитый мешок и осторожно

выглянула из-за шалаша. Меньше всего ей сейчас хотелось, чтобы занятый метанием секиры

рябой, вдруг вздумал бы направиться к берегу. В этом случае, ветер сразу выдал бы её.

Облизав пересохший от волнения нос, Мрита вновь убедилась, что он дует с северо-востока,

а значит по запаху обнаружить её не легко.

Ликаоны на берегу зашумели, отчего Мрита распласталась в траве. Вовремя, ибо метатель

секиры мгновенно бросился к берегу. Испугайся олениха чуть меньше, она непременно

задала бы стрекача к лесу, тем самым выдав себя. От страха у неё отнялись ноги. Осторожно

подняв голову, она с облегчением заметила, что причиной тревоги была отвязавшаяся лодка.

Пока рослый рябой орал и раздавал нерасторопным рыболовам оплеухи, олениха,

пригнувшись добежала до опушки. Бросив мешок и узел, она с интересом принялась следить

за происходящим. По её мнению оплеуху должен был сейчас получить именно старший

рябой. За оставленное оружие. Подумав, что несчастный пёс никогда в детстве не играл в

"Измену Офриса", и по странному недоразумению не знает, что оружие нельзя оставлять не

только в дереве, но даже в теле казалось бы поверженного врага, олениха решила

немедленно заняться его образованием. Прячась в разросшемся подлеске, она добралась до

сосны.

Засевшая в стволе секира была хороша. На первый взгляд, даже лучше чем у Ареса. Мрита

оглянулась на разорявшегося в полусотне шагов от неё ликаона, облизала ладони и взялась

за тёмное древко. Оружие засело в дереве на совесть, но Мрита в отличие от своих рыхлых

подруг, силой обижена не была.

Бросив последний взгляд на берег, она уже с оружием, бесшумно растворилась в подлеске.