Иван - дурак(СИ)

- Разве ты не поедешь со мной?

- В первый раз его поразило перо. Но второй раз ему ничто не мешает присмотреться внимательнее.

- Думаешь, он не спросит, куда делась собака?

Парень досадливо цокает языком, морщась, признавая его правоту.

- Может, и спросит. Выкинул, скажи. Скажи, сдохла.

Ваня-то скажет, но даже ему бы показалось странноватым объяснение - парень понимает это, отступает от Вани и принимается дергано ходить по кругу, кусая костяшки. Он не просто напуган - он в ужасе от идеи узнавания, понимает Ваня. Нужно это запомнить. Перевертыш мечется так всего несколько секунд - Ваню ждут снаружи, и машет рукой, прерывая спор самого с собой.

- Нет, плохой вариант. Ладно, я пойду. Посмотри, они еще там?

Ваня выглядывает в окно, всматриваясь. Его ждут два больших черных джипа, и один бугай стоит снаружи, недвижимо, не касаясь телефона и даже не посматривая на часы.

Обернувшись, чтобы ответить, Ваня видит уже знакомую, серо-бурую псину.

---

Конвоир не здоровается с ним, ни кивком, ни словом, еще круче Василия Петровича - только молча открывает заднюю дверь джипа, пропуская. Собака запрыгивает первой, поджав хвост, и Ваня испытывает странное желание утешить животное - он не живодер, и приходится напомнить себе, что под серой шерстью всё тот же противный, надоедливый парень. Они едут долго, в тишине, даже без радио, Ваня не решается попросить включить музыку и даже начинает скучать по болтовне перевертыша. Без неё Ваня прикрывает глаза, прислонившись к стеклу, всего на минутку, и просыпается только когда машина останавливается у порога дома Салтана - и то не сам, а от мокрого собачьего носа.

Дверь открывается, и еще сонный Ваня вываливается наружу, потирая глаза. Пока они ехали, начало темнеть, и огромный, украшенный башенками дом залит закатным светом. Лестница выглядит еще дороже, территория - еще больше, елочки - еще ухоженнее, чем показалось Ване в первый раз, и где-то вдали он слышит плеск фонтана. Он хотел бы прогуляться здесь, рассматривая богатства, превосходящие обложки самых модных журналов, но охрана стоит вдоль дорожки, ведущей к дому, и у Вани есть только один путь. Зевнув еще раз, он поднимается по лестнице, стучит и, не дождавшись ответа, открывает незапертую дверь. Собака остается сидеть у основания лестницы, опустив уши, и Ваня идет без него.

Внутри как будто не ждут его, и в одной из дальних комнат Ваня слышит приглушенные голоса. Немного постояв, для приличия, у порога, он идет на звук - в ту же комнату с огромным столом, куда Салтан привел его в прошлый раз. Салтан там, в том же сером халате и домашних штанах, один, и голоса смолкают, едва Ваня переступает порог. Он сидит за столом и широко, благодушно улыбается, завидев Ваню - при всем желании, Ваня не может поверить, что этот человек искренне желает ему хорошего.

- Садись, сынок. Проголодался?

- Нет, я ел недавно.

- Знаю я вас, молодых, - шутливо грозит Салтан пальцем. - Вы всегда хотите. Сейчас принесут.

Возразить у Вани не получается, стол опять заставляют всевозможной едой - хотел бы Ваня иметь дома хоть одну служанку, из тех, что носятся по дому, принося блюдо за блюдом. Физически - он просто не может больше есть, но Салтан смотрит так настойчиво, что ему просто приходится положить хоть что-то в свою тарелку. Единственное, от чего Ваня бы сейчас не отказался, так это тётины огурцы далеко-далеко отсюда.

Салтан постукивает по столу костяшками левой - с половиной пальцев - руки, и умиленно смотрит на него, как на младенца. Ване не по себе от этого взгляда, как будто его откармливают и скоро сожрут целиком. Салтан ждет ответа. Ваня сам сел в машину, сам вошел в его дом, и, не спрашивая, Салтан уже знает Ванин ответ. Но он спрашивает, давая иллюзию выбора; добровольности и согласия.

- Подумал ли ты над моим предложением? Или надо больше времени?

Сложно не верить его ласковому тону, и Ваня невольно расслабляется и кивает.

- Я согласен. Если это не опасно.

Салтан хмыкает - с показным облегчением, будто сомневался - и дружески хлопает его по плечу.

- Это уже от тебя зависит, сынок.

Ответ Ване не нравится, но отказываться поздно - поздно стало той ночью, когда он нашел фонарик, и, может, нужно было просто остаться и не идти на шум. Он не уверен, можно ли уже уходить, можно ли спрашивать, и повеселевший Салтан встает и направляется к столику с бутылками.

- Ну что ж, надо это отметить!

Пить Ване хочется в последнюю очередь - при мысли об алкоголе голова его сжимается, с ужасом вспоминая недавнее утро, и он с трудом сдерживает тошноту. Салтан ставит на стол два стакана, разливает, но не настаивает. Закрадывается подозрение, что он знает о Ванином состоянии утром и нарочно издевается, но, даже если так - он не чувствует в себе сил возмутиться.

- Фонарик-то как, при тебе?

Ваня достает фонарик из кармана и выкладывает на стол, но Салтан больше не спешит пробовать свои силы. Он только одобрительно кивает, снова хлопает по плечу и подсаживается поближе.

- Перо замечательная вещица, - говорит он доверительно. - Но перо всего одно, а понадобиться может многим твоим коллегам.

- У меня есть коллеги? - удивляется Ваня.

Даже сейчас, с волшебным артефактом, личным перевертышем, выпивая на пару с царем, он не единственный, не особенный, и это не должно удивлять, но отчего-то расстраивает Ваню - больше всего.

- Конечно, есть. Как-то же мы до тебя справлялись. Я потом познакомлю вас, славные ребята. И девочки, - многозначительно он добавляет.

- Девчонки это хорошо, - соглашается с ним Ваня, скорее автоматически, чем действительно испытывая энтузиазм.

Увы, ему сейчас не до девчонок. Салтан отпивает из своего стакана, задумчиво, якобы подбирая слова - хотя Ваня уверен, он давно знает каждое, знает, зачем ему нужен Ваня с первого взгляда, брошенного на шоссе.

- Хочу попросить тебя достать целую птичку. Чтобы на всех хватило. Как, сынок, справишься?

Собака-перевертыш остался снаружи - это хорошо и плохо одновременно, потому что Ваня не имеет ни малейшего понятия, как добыть птицу, тяжело это или сложно.

- Наверное, - неуверенно отвечает он.

Салтану нравится его ответ, он снова хлопает по плечу - рука его тяжелая, впечатывая в кресло, и толкает стакан ближе к Ване.

- Вот и славненько. Давай, выпьем за твой успех.

Мягкость уходит из глаз Салтана, Ваня послушно берет стакан и отпивает короткий, маленький глоток. Жидкость обжигает горло и растворяется, кружа голову - кажется, этого достаточно Салтану.

- Это она? - предполагает Ваня, вспоминая ночную гостью. - Жар-птица?

Волосы её сияли не меньше, чем свет фонаря, и - любой бы назвал её прекрасной. Вопрос его смешит Салтана - он хохочет, долго и грустно, качая головой, и ерошит Ване волосы.

- Хороший ты парень, сынок, - говорит он вместо ответа.

Ваню достали загадки, и он спрашивает снова - настойчивее, потому что явно зачем-то нужен царю.

- Это она?

- Нет, сынок. Точно нет.

- Кто она тогда? - повторяет вопрос Ваня.

Теперь это точно его дело, но, выучивая привычки волшебных существ, он уже не сильно надеется на ответ. Салтан осушает свой стакан, наполняет, опустошает на четверть снова и, к удивлению Вани, отвечает:

- Это Морана. Божок-вредитель. Она - всё злое, что может быть на земле.

Ночная гостья совсем не была похожа на злое божество, напротив - она сверкала, как солнце, голос её лишал воли, и Ваня с волнением вспоминает изгибы тела. Салтан горько смеётся и качает головой, понимая его удивление без слов.

- Хороша, чертовка, верно? - он спрашивает и сам говорит, не дожидаясь ответа. - Ты не смотри на неё. Она уничтожит всё, что тебе дорого, а потом, по капле, сто лет будет пить твою кровь.

Наверное, алкоголь кружит ему голову - алкоголь или тоска или всё сразу или он играет, дурача простачка.

- Однажды я убью её, - добавляет Салтан, четко и тихо.

Голос его совсем меняется, когда он говорит о ней - становится жёстче, старее и царапает, как наждак; это первые искренние слова, которые Ваня от него слышит. Обманчивы одинаково могут быть и красота, и чужие слова, и Ваня решает пока не выбирать сторону. Даже плыть по течению у него выходит не очень.