Иван - дурак(СИ)

- Я подрабатываю ночным сторожем в НИИ. Присматриваю, чтобы всё спокойно по ночам было, не пыльно, что там может быть неспокойно, думал я. И тут она приперлась, - алкоголь кружит ему голову, и Ваня говорит, запинаясь от возмущения. - Всё переворотила! И тут её нашел я, включил фонарик, и она как вы - тут же подобрела. Вот... Машину подарила. И куртку еще.

Он бьет себя по груди, демонстрируя куртку, и вполне считает её достойной восхищения владельца этого дома. Ваня не кривит ни словом, и тот снова то ли верит ему, то ли решает поверить. Задумчиво Салтан крутит в руке стакан, медленно отпивает, и Ваня, забывая жжение, повторяет его движение и пьет из своего стакана. Как водится с алкоголем, каждый следующий глоток дается легче.

- Понятно, понятно. Неприятная история.

- Да уж. Не думал, что история с такими подарками может быть неприятной, - искренне соглашается с ним Ваня.

Салтан хмыкает и ерошит его волосы - грубовато, как приятной собаке, но от этого жеста и выпитого Ваня смелеет еще больше и решается спросить.

- Кто она вообще?

Вопрос "кто вы?" у него всё еще хватает ума проглотить вместе с ложкой какого-то салата. Его вопрос вызывает у Салтана усталую, умиленную улыбку, и он отвечает только:

- Узнаешь позже, когда придет время. Пока незачем тебе это знать, сынок. А может, и вообще незачем.

Рассказывая о ночной воровке, Ваня вспоминает о своей оставленной работе. Видимо, он выпил уже достаточно для пустого желудка, потому что ужас, вполне сравнимый с ужасом на трассе, когда бугай два метра ростом вколачивал его в дверь джипа, вдруг запоздало охватывает его с ног до головы. Уже кончается ночь, а он не пришел и даже не позвонил на работу. Его уволят. Его уволят наверняка.

- Мне же надо на работу, - говорит Ваня порывисто, не просьбой даже, и резко встает, собираясь хоть пешком бежать в НИИ.

От выпитого голова идет кругом и он, пошатнувшись, вцепляется в край стола. Салтан смотрит на него и хохочет, потрясаясь немаленьким телом - от души, давно Ваня не слышал такого смеха. Отсмеявшись, он делает жест рукой, и Ваня садится обратно на стул, повинуясь ему и своим нетвердым ногам.

- У тебя сегодня отгул, сынок. Я позабочусь.

Верить в отгул очень хочется, и Ваня кивает и уже сыто продолжает есть, медленно пережевывая куски. Салтан осматривает его еще раз, оценивающе, и просит:

- Дай-ка мне попробовать.

Он просит, но это явно не тот человек, которому можно отказать в просьбе - и Ваня сразу понимает, о чем он говорит. Отложив кусок, Ваня достает фонарик из кармана куртки и протягивает в его правую руку - уважительно, вперед рукояткой. Ему не хочется навсегда распрощаться с прикольной волшебной вещичкой, но еще больше не хочется быть найденным где-то в реке или овраге спустя много суток, так что выбор поразительно прост. Салтан крутит фонарик в руках, рассматривая с разных сторон, подкидывает в руке, как делал и сам Ваня, ощущая тяжесть, и несколько раз нажимает на кнопку. В его руках фонарик не вспыхивает ни разу, и Ваня боится было, что его обвинят в поделке, но Салтан не выглядит удивленным. Покачав головой, он возвращает фонарик Ване.

- Хочу предложить тебе другую работу, - говорит он доверительно. - Понимаешь, не хватает мне таких сообразительных парней, как ты.

Сообразительным Ваню не называли ни разу за одиннадцать лет школы, и - увы - он подозревает, что не просто так это было. Он не фанат профессии ночного сторожа, но совсем не представляет себя в роли одного из огромных телохранителей или прислуги этого дома. Отказаться прямо нельзя, и Ваня отчаянно придумывает достойную причину.

- Как же я объясню это семье? - спрашивает он расплывчато.

Не стоит им знать про отца, братьев и тетку, если еще не знают. Салтан не собирается помогать ему с этой проблемой или вообще не считает проблемой, он отвечает только:

- Придумай уж что-нибудь. Ты же сообразительный парень.

Он смотрит насквозь, улыбаясь, и Ване вдруг кажется, что и мягкость его, и забота, и простодушие - напускные, что он насквозь видит его жалкие попытки увильнуть. Что он наслаждается ими, как сытый добродушный кот метаниями попавшейся мыши, но, как и мышь, не может не пытаться.

- Мне в армию осенью. Если в универ не поступлю, а я не поступлю, это точно.

Салтан даже не смеётся - снисходительно улыбается, словно Ване около трех и он никак не может правильно добраться до горшка. Даже эта проблема не кажется ему существенной, и Ваня не хочет представлять - какая кажется, как высока его планка.

- Поступишь, в любой, в который захочешь. Или просто не пойдешь служить. Это просто, если согласишься.

- Это магия? - спрашивает Ваня недоверчиво.

Салтан запрокидывает голову и всё-таки снова хохочет над его вопросом.

- Магия, конечно, магия, сынок. Не совсем такая, как ты думаешь, но иногда даже более действенная.

Ване придется сдаться - он осознает это, неотвратимо, вздыхает и отодвигает тарелку. Раз уж он всё равно уже пьян, Ваня делает глоток янтарной жидкости из своего стакана - для храбрости - и спрашивает:

- А что это за работа? Криминальное что-то? - Ваня готов поверить уже во всё, что угодно, и у него закончились аргументы "протии". - Или что-то ваше волшебное?

- Будешь выполнять мелкие поручения то тут, то там. Никакого криминала. Самую капельку незаконного.

Соглашаться Ване очень не хочется - не разумным объяснением, слишком много разумных аргументов - интуицией, предчувствием беды. Он молчит, и Салтан понимает без слов.

- Ты подумай, подумай, сынок, - разрешает он. - А мы потом за тобой заедем и спросим.

Салтан больше не задает вопросов, но разрешает Ване доесть и допить вволю прежде, чем уходит спать. Ваню сажают в тот же джип, что привез его сюда - или в один из них, как две капли похожих, и он уже не помнит дорогу домой.

Под рукой он чувствует жесткую свалявшуюся шерсть.

5.

Просыпается Ваня в своей постели, с гудящей головой, и в первые несколько минут просто смотрит в потолок и надеется, что все события последних дней окажутся сном или пьяным бредом. Вся одежда, все волосы, даже сама кожа его пропахла псиной, и надежда гаснет с каждым его вздохом. Кроме запаха собачьей шерсти он чувствует непривычный в их квартире запах свежего кофе и слышит шипение сковородки. Может, он всё еще во сне.

Он с трудом заставляет себя подняться с кровати - не оцененный головой подвиг - и выталкивает себя из комнаты. С кухни действительно пахнет едой. Кажется, он видит на кухне перевертыша, и, несмотря на завтрак, это последний, кого бы Ване хотелось видеть сейчас. Не здороваясь, он проходит в душ и запирается там, скорее подставляясь под прохладную воду. Он трет себя тщательно, с ожесточением, вымывая страх и собачий запах - как хотел бы вымыть всё произошедшее, но, без запаха, с этим проще смириться. Из душа он выходит посвежевшим и решается - опять - лицом к лицу столкнуться с неприятностями.

Ни отца, ни Гришки нет дома, на кухне хозяйничает перевертыш. Старую сковороду и доску Ваня еще узнает, а вот ножи, турку, тарелки - уже нет, и перевертыш крутится вокруг плиты, ловко переставляя посуду местами в их маленьком пространстве. Лешка сидит за столом и совсем не выглядит возмущенным происходящему. Его тарелка уже пуста, в его кружку перевертыш подливает кофе, ставя рядом еще одну. Видимо, для Вани, и он насторожено садится за стол и пробует кофе. Кофе отличный и прогоняет тошноту первым же глотком - Ваня не хочет думать, только ли это кофе или размешанное колдовское зелье.

- Ну ты и нажрался, - бросает ему Лешка. - Мы с твоим приятелем еле тебя дотащили.

"Приятелем" он, видимо, называет перевертыша, и Ваня совсем не хочет знать, когда это они успели подружиться. Несмотря на более чем плотный поздний ужин - или супер ранний завтрак или как назвать прием пищи посреди ночи - Ваня с нетерпением думает о горячем завтраке. Перевертыш заканчивает крутиться у плиты, выключает газ и ставит перед Ваней тарелку с ароматной яичницей. Вилку Ваня берет Лешкину, и на вкус яичница даже лучше, чем на запах - так хороша, что Ваня решает - тот бы отравил его давно, если бы хотел, не есть нет смысла.