Ожидание

И пока Ника растерянно думает, что ответить сыну, дверь из дома с силой распахивается и громкий восторженный вопль разносится по всему двору:

— Папка! Папка приехал!

Тоненькая девичья фигурка в длинной розовой рубашке перелетела через высокие сту-пеньки и помчалась к мужчине, замершему у колонки. Его лицо сияло восторгом, а руки, отбросив в сторону полотенце, тянулись навстречу дочери, которая, уже повиснув у него на шее, и прижавшись к его щеке, причитала по-бабьи:

— Ты приехал папка! Ты приехал! А я тебя ждала и ждала, и всё думала, почему ты не пришёл…Ну почему ты так долго ехал к нам? Скажи почему?

— Что она болтает? — думала Ника, глядя на свою дочь, на Володю, что-то тихо говорив-шему Гере. Но вдруг он поднял голову, и, через весь двор, посмотрел на Нику долгим взглядом. Она быстро отвела глаза, и, отвернувшись, пошла в дом. Проходя мимо сына, который всё ещё стоял у крыльца, произнесла:

— Иди умываться сынок! Пора завтракать!

Кажется все в восторге от Володи. Даже тётя Фаня смотрит влюбленными глазами на него и поддакивает во всём, что касается их разговора о Керкене, и о многих всеобщих знакомых, о которых Ника успела даже подзабыть. Лишь сейчас Ника узнаёт о том, что Володя похоронил мать два года назад. Говоря о родителях, Володя становится грустным, но через минуту, он, уже улыбаясь, что — то спрашивает у Данила, и тот, отвечая Воло-де, смотрит на него восхищенными глазами очарованного ребенка. Ника переводит взгляд на дочь. Кажется, и Гера просто онемела от счастья, если за всё время завтрака едва притронулась к еде. Она также не сводит с отца своих удивительно красивых глаз…

Часы пробили девять!

— Мне пора!

Ника быстро встала из-за стола. Видя, что все уставились на неё, виновато произнесла:

— Извини меня тётя Фаня! Но я должна уйти! Володя, ты сиди, завтракай, и вы дети тоже ешьте…

Тётя, нахмурившись, смотрит на Нику, затем на Володю, и слегка качает головой. Когда же Ника, одевшись и собрав сумку, вышла из комнаты, то с удивлением увидела, что Во-лодя сидит рядом с тётей, одетый в строгий элегантный костюм и белую рубашку. И весь его праздничный вид так нелеп для этого дня!

Ника лишь растерянно махнула головой, когда Володя произнёс твёрдо, глядя на неё своими голубыми глазами, ставшими вдруг неожиданно яркими:

— Я и дети, тоже идём с тобой!

Он встал, и, пожав тёте Фане обе руки, вышел, бросив Нике:

— Пойду, позову детей!

Ника молча взяла сумочку, в которой лежал паспорт, деньги, чистая пеленка и всё, что необходимо было для данного случая. Она уже собралась выходить, когда молчавшая тё-тя Фаня, вдруг промолвила, почему-то скрипучим и охрипшим голосом:

— Вероника, ты взрослая и умная женщина. Подумай сначала, прежде чем сделать это!

Ника оглянулась на тётю, помолчала, а затем резко произнесла:

— Он завтра уедет, а я останусь… с тремя! Тогда пусть уезжает сегодня!

И закусив губы, быстро пошла прочь из комнаты.

Володя стоял во дворе, у калитки, и с улыбкой смотрел на детей, которые застыли друг против друга. Видимо они играют в молчанку. Ника слабо улыбнулась, и стала спускаться с крыльца. Первым не выдержал Данил. Схватившись за живот, он захохотал громко, ве-село. Гера, увидев мать, сделала строгие глаза брату, и, схватив его за руку, шмыгнула в калитку. Володя оглянулся на подходившую к нему Нику, и вдруг, притянув её к себе, произнёс:

— Теперь, я тебя ни на шаг от себя не отпущу!

Ника измученно выдавила из себя улыбку, и, положив свою ладонь на полусогнутый локоть мужчины, взглянула исподлобья на него, сильного, уверенного, красивого.

Ах, Володя! Сколько лет она мечтала об этой минуте, и сколько всего им пришлось пре-одолеть. Но разве она избавилась от мучений? Ах, Володя, Володя! Зачем ты продолжаешь терзать мою душу!

ГЛАВА 56.

Гера и Данилка, о чем-то переговариваясь друг с другом, идут следом за взрослыми.

Они успевают даже побегать среди стриженных вечнозелёных кустарников, которые об-рамляют вход на стадион, и зону отдыха. Успевают покачаться на качелях, которые в этот ранний час свободны от детворы.

— Хорошо никого нет, катайся, сколько хочешь! — кричит десятилетний мальчуган де-вочке лет четырнадцати, с длинными кудрявыми волосами.

Девочка согласно машет головой, отчего её светло — каштановые волосы вспыхивают яр-кими красками в лучах утреннего солнца. Но, оглянувшись, она охает, и, соскочив с каче-ли, бежит вперёд, бросив на ходу мальчугану:

— Догоняй!

Но видимо, зря она торопится, к тем двоим, мужчине и женщине, что, остановившись у огромного дуба, о чем-то разговаривают друг с другом. Кажется, девочка — подросток то-же поняла, что она здесь лишняя, потому-что развернувшись, она мчится навстречу мальчугану, и, схватив его за руку, тащит за собой к высокой железной горке, что уютно расположилась под плакучей ивой. Парк снова оглашается хохотом и детскими крика-ми, но мужчина и женщина, словно не замечают этого веселья.

Двое взрослых ведут себя довольно странно, и как- будто даже нелепо. Да и сами они, какие-то странные в этот будничный обычный день. Мужчина одет так, словно он дол-жен попасть на какой — то высокосветский приём, или в лучшем случае он собрался же-ниться. Остановившись посреди тротуара, протянувшегося через весь парк, он схватил мо-лодую женщину за обе руки и что-то долго ей говорит. Женщина мотает в разные стороны головой, и тоже, что-то долго говорит мужчине в ответ. Он опускает голову и молчит, ви-димо, не собираясь больше спорить с женщиной, которая, несмотря на попытку вырвать свои руки из плена, остаётся рядом с мужчиной.

Да, странная пара, очень странная! А что ещё можно подумать, глядя на них! И, кажется, они опять ругаются! Но нет, не похоже! Уж очень энергично машет женщина головой. Зна-чит, он уговаривает её что-то сделать, а она не соглашается. А может, всё наоборот? Она хочет сделать, а он не даёт!

Да нет! Нет, конечно, это он, он уговаривает её! И, кажется, этот мужчина не знает, что такое поражение. Ибо, глядя, как женщина засияла вдруг своей лучезарной улыбкой, а мужчина, подхватив её, закружил словно тростинку, можно подумать, что они немного спятили в это тихое будничное утро, или они влюблены так, что ведут себя словно юные Ромео и Джульетта. Ну, а почему бы и нет?

Пусть он кружит её, словно тростинку, пусть заглядывает в её черные глаза и шепчет ей что-то нежно на ушко, понятное только им одним. И пусть она смеётся весело, счастливо, далеко запрокидывая красивую голову с веером чудесных длинных волос, окутывая этим чёрным покрывалом того, кто смотрит с любовью на неё, продолжая кружить в безмолв-ном танце. Но, наконец, остановившись, мужчина начинает медленно опускать свою дра-гоценную ношу. Женщина скользит по его телу, глядя на него с улыбкой. И когда, она достигает уровня его глаз, то слышит негромкий шепот:

— Ну, и как мы решили?

Женщина целует мужчину в губы и шепчет в ответ:

— Как хочешь ты!

— А ты? — спрашивает он.

— Да! И я тоже! — отвечает женщина тихо, и лёгкий румянец покрывает её щёки.

— Гера! Данил! Идите сюда! — зовёт мужчина детей, и те бегут к нему вприпрыжку.

А через минуту, они уже все вместе быстрым шагом идут по направлению к Центру этого огромного и красивого села. Там, напротив базара, расположившегося много веков то-му назад неподалёку от древней сторожевой вышки, есть возвышенность, где в тридца-тые годы 20-го столетия было построено небольшое здание с помпезными колоннами. Здание обычное, простое, не представляющее собой никакой архитектурной ценности, если бы не колонны, указывающие на то, что по каким — то замыслам местного начальства, это здание должно нести отпечаток некой архиважности. И в самом деле, здесь распо-ложился ЗАГС. Место, где совершается таинство брака, где две разные половинки, муж-чина и женщина, свяжут себя воедино священными узами на всю жизнь, и где отныне они назовут себя мужем и женой.