Ожидание

— Молодёжь балуется! Накурились травки и куролесят.

— Но ведь кто-то плакал и кричал от боли… — растерянно произносит Ника, вглядыва-ясь в тёмные очертания кутов.

— Девушкам и женщинам, в такое время, вообще не стоит расхаживать неизвестно где! — строгим нравоучительным тоном произнёс молоденький паренёк в форме, а более старший по возрасту, мужчина в гражданской одежде, взглянул подозрительно на Нику:

— А вы, что собственно потеряли в этот поздний час, в таком малопривлекательном месте?

— Я? Я…потеряла? — с удивлением тянет Ника, и, не ответив на вопрос, развернувшись, идёт прочь по тропинке, ведущей вверх из Яра.

Она не видит, что за её спиной вдруг один из милиционеров зовёт другого, и через пару минут они уже склоняются над чем — то темным, распластанным на траве. Но, к счастью, Ника этого уже не видит. Чуть ли не бегом она стремится скорее выбраться из Яра, кото-рый стал вдруг чужим и страшным.

— Так зачем же ты приходила сюда? — вдруг звучит вопрос так ясно и чётко в ночной ти-шине, что Ника, недоумевая, произносит вслух: — Зачем?

Она пожимает плечами, но тут — же вскидывает руки вверх и прижимает горячие ладони к щекам:

— Что я тут потеряла? Потеряла- теряла- теряла… — где-то там, внутри её тела, эхом зву-чат эти слова, навязчиво повторяясь и повторяясь, до бесконечности.

Ника с трудом открыла калитку во двор. С трудом передвигая ноги, взобралась на вы-сокое крыльцо. Тётя Фаня постелила ей на веранде. Она знает, что Ника не любит спать летом в душных комнатах этого старого дома, а предпочитает терпкую свежесть лет-них ночей Керкена. И сегодня, Ника как никогда благодарна ей за это понимание, пото-му — что, сейчас её сердце разрывается от боли. А невыплаканные слёзы стремятся ри-нуться бурным потоком из её глаз. Ведь она, взрослая, умудрённая жизнью женщина, имеющая двух почти взрослых детей, она поняла, наконец, почему и отчего, она приеха-ла сюда, в Керкен, и что она здесь потеряла!

ГЛАВА 55.

Ночь темна. И хотя звёзды горят ярко на небе, но их света, увы, недостаточно, что — бы осветить в полной мере все уголки этого ночного сада, корявые углы старой веранды, зас-тавленной старым шкафом, столом и такой — же старой древней койкой, на которой едва за-метна фигурка женщины.

Она лежит, уткнувшись в подушку, и тело её сотрясают глухие рыдания. Женщина то утихает, то вновь, с новой силой начинает рыдать. И, наверное, столь велико её горе, что она совершенно ничего не замечает, и не слышит того шума, что производит работающий двигатель небольшого автобуса остановившегося на шоссе. Она не слышит и звука тех шагов, что уверенно ступают по дорожке, ведущей к старинному дому с высокой деревян-ной террасой и верандой, и таким же высоким крыльцом с расшатанными половицами.

И лишь когда сильные, и, вместе с тем нежные руки берут за плечи плачущую женщи-ну, испуганно замершую на мгновение, и тихий шепот, раздавшийся над её головой, про-износит:

— Не плачь, любимая! Я с тобой! — лишь тогда женщина умолкает, закрывает на секун-ду глаза, и тут — же широко раскрыв их снова, голосом, не верящим в действительность, произносит:

— Ты? Это опять ты?

Мужчина бережно обнимает женщину, прижимает её голову к своей груди, и тихо шепчет:

— Да, это я! Сейчас и навсегда!

— Навсегда! — послушно повторяет женщина, и вдруг, в едином порыве прижимается к мужчине и замирает, как-бы вслушиваясь в те негромкие звуки, что несутся ей навст-речу из глубины тела, столь дорогого и любимого ею человека.

— Тук-тук, тук-тук, тук-тук! — стучит его сердце, громко и размеренно.

И Ника успокаивается. Она поднимает лицо с едва просохшими дорожками слёз, и муж-чина нежно целует её в солёные губы…

А когда наступает рассвет, открывается дверь на веранду, и тётя Фаня, сослепу споткнув-шись у порога о большой коричневый чемодан, с удивлением смотрит на него, а затем переводит взгляд в угол веранды, где на старой кровати, тесно обнявшись, спят двое, муж-чина и женщина. Узкая простыня почти сползла на пол, открыв любопытному взору два прекрасных обнажённых тела, крепко прижавшихся друг к другу в страстном едином по-рыве. И, кажется, никакая сила не может теперь разлучить их, даже в эти мгновения сна.

— Дай Бог им счастья! — шепчет старая женщина, с улыбкой глядя на спящих. — Дай Бог!

А потом, она отворачивается, и, стараясь тихо ступать, бредёт медленно во двор, где с улыб-кой смотрит на блеющих коз, и словно возмущаясь, бормочет, помахивая перед ними крюч-коватым пальцем:

— Цыц! Тихо! Рано ещё, и нечего шуметь!

И удивительное дело! Отвернув симпатичные мордашки от сетки, козы уходят вглубь за-гончика, а минут через пять опять появляются у сетки, и, с вожделением взирают на зелё-ные пучки листьев кукурузы, которые тётя Фаня срывает с высоких растений и склады-вает тут-же на тропинке.

А через час, весёлый луч солнца, пробившись сквозь листву огромного карагача и зелё-ного хмеля, обвившего веранду, падает на щеку молодой женщине. Немного погодя, лучик ползёт дальше и касается тонких ресниц, длинная тень которых дрожит некоторое вре-мя, а затем взметается вверх. И вот уже черные, немного заспанные глаза с восторгом и нежностью глядят на того, в чьих объятиях лежит их обладательница.

— Ты прекрасна! — слышит она тихий шепот.

Чуть слышно рассмеявшись, женщина тянется к улыбающимся губам мужчины, но вдруг, вскрикнув негромко, садится на кровать и с возмущением произносит:

— И мы лежим в таком виде? А если нас увидит тётя Фаня?

— Скорее всего, она уже видела нас во всей красе! — отзывается весёлым голосом муж-чина, и, обняв женщину, притягивает её к себе и роняет обратно на подушку. Женщина со смехом отталкивает мужчину от себя и опять шепчет возмущенно:

— Ну, перестань! Ты хочешь теперь и детей разбудить?

— Нет! Пусть они спят, у них каникулы! Просто я хочу поцеловать тебя и сказать, доброе утро, любимая!

Ника перестаёт смеяться, глаза её вдруг начинают наливаться слезами, и она, пытается отвернуться от Володи, что-бы спрятать от него своё лицо.

— Что — то случилось?

Горячая мужская ладонь гладит Нике плечи, теребит волосы… Нет! Она не может, не мо-жет ему противостоять…Она никогда не избавится…от этой любви! И это страшно!

Она делает над собой усилие, поворачивается к мужчине, и, глядя ему прямо в его уди-вительно красивые глаза, наконец, произносит:

— Сегодня у меня будет очень тяжелый день.

— Конечно! — отзывается спокойно Володя, и глаза его искрятся яркими лучиками сме-ха. — Сегодня мы пойдём с тобой в одно, очень и очень серьёзное заведение…

— Но… — перебивает Володю Ника. — Я не могу, у меня направление, и я…я должна к де-сяти часам быть в больнице! — резко заканчивает она, и отворачивается в сторону.

— Ты больна? — всё так — же весело произносит Володя, и, обнимая её, притягивает к се-бе. — По тебе этого не скажешь! Ты красивая женщина, которую я люблю…Но если надо, то надо! Так что, подъём?

Ника, одеваясь, не смотрит на Володю, а он видимо и не очень переживает от этого. На-свистывая весёлую песенку, он стянул с веревки полотенце и отправился к колонке, по дороге потрепав по голове старую Белку. Собака, льстиво помахивая хвостом, умильно смот-рит вслед Володе, который подходит к тёте Фане, и целует пожилую женщину в щеку. И Ника вдруг ловит себя на мысли, что она подобно старой Белке, смотрит на этого мужчи-ну с восторгом и обожанием. Она вдруг вспоминает его ночные поцелуи и ласки, и болез-ненная судорога проносится по её лицу.

— Господи, ну зачем он приехал! — шепчет она, тяжело оседая на старую скрипучую кой-ку, и пряча лицо в ладонях. — Зачем? Ведь всё уже решено!

— Мама, а кто этот дяденька у колонки? — слышит Ника голос сына, который стоит на веранде, и, прищурив сонные глаза от утренних лучей света, смотрит вглубь двора.