Ненависть

о манекене, вспоминая слова Мариуса, и попытался понять, как относится к такому заявлению. Манекен — это что-то… неживое… пустое… холодное… что-то, с чего слазит краска. Что-то, что ставят в парадных залах, заставляя принимать вычурные позы, а потом забрасывают на чердак. Он представил себе неровные ряды поломанных кукол, тупо уставившихся друг другу в лица, и его передернуло. Но видение не ушло. Он почти видел два обращенные друг к другу ряда голых кукол, застывших под залепленным паутиной потолком, бесцветных, бездушных, одинаковых. Иногда ему казалось, что он узнает их лица, но это почему-то пугало его, он несся вдоль безумно-безликого ряда и остановился лишь в самом конце и замер, глядя на две обращенные друг к другу фигуры, похожие и непохожие на все остальные: мужскую, с русыми волосами и шрамом через лицо, и женскую, неуклюжую, поломанную, с длинной рыжей косой. Вечером седьмого дня Мариус, придя освободить Дэмьена из заточения, обнаружил его лежащим без сознания под слоем снега. Друид позвал людей, они принесли носилки, осторожно уложили на них горячего, как огонь, Дэмьена и так же осторожно понесли наверх. Когда они оказались в помещении, Дэмьен вдруг вздрогнул, застонал и, не открывая глаз, отчетливо проговорил: «Она смогла, они обе смогли, все смогли, почему я не могу?» Монахи на миг остановились, потом отправились дальше. Мариус пошел следом, старательно пряча удивленную, почти восхищенную улыбку, думая о том, что стоит предоставить этому адепту более длительный отдых перед следующим этапом. Он это вполне заслужил.
* * *

Диз приехала в Вейнтгейм пасмурным октябрьским днем, по-осеннему промозглым и по-зимнему холодным. Вейнтгеймский округ лежал в снегу, тяжелом и грязном, кажущимся лишь злобной пародией на снег. Внутри Диз было так же тяжело и грязно. Злобная пародия на настоящую Диз.

Она не знала, сколько времени занимают друидские инициации, а потому пребывала в скверном настроении. И предпочитала не думать о том, что будет делать, если, встретив Дэмьена, узнает, что он стал друидом. Шаг до смерти и шаг до святости. Так странно. И так трусливо. Должно быть, большинство друидов — малодушные мерзавцы, бегущие от возмездия таких, как она. Правда, Диз никогда не встречала таких, как она.

Девочка в синей тунике указала ей путь. Она давно не приходила, и Диз была почти обеспокоена. Но на этот раз девочка просто опередила ее — должно быть, шла другой, более короткой дорогой, и, когда Диз ступила на площадь у южных ворот Вейнтгейма, дикое чуждое существо стояло у дверей гостиницы под названием «Черная цапля», молча глядя на Диз.

«Сюда?» — спросила она, но не получила ответа. Мимо прогрохотала тачка, груженная старым тряпьем, едва не проехавшись Диз по ногам. Она отскочила, выругалась, тряпичник вяло огрызнулся и угрюмо потащился дальше. Здесь все были вялыми и злыми, словно осы, потревоженные во время зимней спячки. Город сам был злым и вялым. Слишком много черного и острого. И слишком чисто. Это казалось подозрительным.

Когда