Ненависть

ледующий день выставили шикарный стол. А утром третьего дня подняли затемно и сказали: пора.

На этот раз Мариус был очень вежлив, даже приветлив.

— Зачем ты здесь? — спросил он, когда они стали спускаться по узкой винтовой лестнице, ведущей, по всей видимости, в подземелье.

Дэмьен обдумал вопрос. Он не раз задавал себе его за последние шесть недель, особенно часто — в последние дни голодовки. И, когда понял ответ, почти ему не удивился.

— Наверное, мне просто некуда больше идти.

— Забавно, — улыбнулся Мариус. — Почти всегда, спрашивая «Зачем?», получаешь ответ на вопрос: «Почему?» Но ты по крайней мере ответил правдиво. Пусть и не на тот вопрос, который я тебе задал.

Они остановились перед окованной железом дверью. Мариус отпер ее, распахнул, и Дэмьен, приготовившийся увидеть темный сырой подвал, застыл от изумления, когда на него обрушилась лавина белого света.

— Прошу, — усмехнулся Мариус. — Это твои апартаменты на ближайшую неделю.

Дэмьен медленно переступил порог, глядя вверх и не веря своим глазам, хотя ничего особенно примечательного в этом месте не было. Всего лишь сухой колодец, такой глубокий, что казалось, будто его стены почти сходятся там, где маячил ослепительно белый кусочек неба. Дэмьен смотрел на этот рваный лоскут, как на божественный нимб, и вдруг почувствовал, как что-то осторожно коснулось его лица. Он провел рукой по лбу, посмотрел на свои пальцы. Снег.

— Значит, неделю, — с оптимизмом, которого не испытывал, повторил он. — Я могу задать вопрос?

— О да, — дружелюбно ответил Мариус. — На четвертом этапе тебе уже можно изредка задавать вопросы.

— Зачем вы здесь?

Мариус вскинул на него расширившиеся глаза, потом тихо засмеялся.

— Я думал, ты спросишь, будет ли твой рацион столь же аскетичен, как раньше, — сказал он. — Всегда это спрашивают. И ведь знают ответ, а всё равно спрашивают. Чтобы успокоить себя хоть чем-то.

— Вы не ответили. — Улыбка Мариуса исчезла.

— Пройдя три инициации, ты уже можешь задавать вопросы, — холодно проговорил он, — но еще не можешь требовать ответов.

Дэмьен стоял и смотрел, как закрывается дверь. Потом отвернулся, взглянул вверх, на снежинки, падавшие со светло-серого неба. Не отрывая от них глаз, поднял капюшон своей рясы. Вздохнул, и облачко пара, вырвавшееся из его губ, растворилось в морозном воздухе.

Сначала он думал, что неделя — это не очень много. По крайней мере после месяца, проведенного на сухом пайке. Очень скоро он понял, что так думают все. И, как это часто бывает, все ошибаются. Впрочем, днем было еще сносно. Заметно похолодало к вечеру. Дэмьен наворачивал круги по колодцу несколько часов кряду, потом, почувствовав, что валится с ног, завернулся в друидскую рясу, ярко-желтый цвет которой создавал иллюзию тепла, и лег на голый, запорошенный снегом пол, поджав под себя ноги. Однако довольно быстро пришел к выводу, что так недолго отморозить причинные места, встал и прислонился спиной к ледяному камню, решив садиться на пол лишь в крайнем случае.

Ночью