Ненависть

Диз повернулась и пошла к пустому проему в стене. Она была оглушена, раздавлена, уничтожена. Она согласилась бы на всё, на всё, на всё — она отдала бы всю свою кровь до капли, всю свою душу до фибра, всю себя без остатка, но не косу. Нет, нет. Не так.

Шатаясь, Диз вышла в пасмурный темный Вейнтгейм. За ее спиной, всего в какой-то сотне футов, за всего лишь одной стеной, лежал ее враг, беспамятный, беспомощный, сжигаемой лихорадкой, ей оставалось лишь подойти и вонзить в него нож — не в сердце, нет, и даже не в легкое — в печень, медленно, сладостно, войти в него стальной плотью своей ненависти, войти, войти, войти…

Не такой ценой?

Любой ценой.
* * *

Когда Дэмьен открыл глаза, за окном было темно, В раму были вставлены витражные стекла, и он отстраненно отметил это, прежде чем понял, что находится в гораздо более комфортабельном помещении, чем раньше. Хотя, конечно, после недельного отдыха под открытым зимним небом любой сарай показался бы ему роскошными апартаментами. Хоть сквозняка нет. Э, да тут даже камин.

Дэмьен сел, слабо закашлялся, с удивлением отмечая, что в груди почти не дерет. Он прижал ладонь ко лбу. Кажется, холодный, хотя судить трудно. Сколько же времени прошло?.. Он помнил, как лежал под вейнтгеймским небом, как снег скапливался на его ресницах, как трудно стало их поднимать… Помнил, как жгло в груди и голове, помнил злость. Правда, не мог вспомнить, на кого и за что.

Теперь злости не было, боли тоже. Дэмьен встал, выпрямился, с наслаждением хрустнул онемевшими суставами, наклонился, выпрямился снова. Кажется, всё в порядке. Голова немного кружится… и страшно хочется есть, а так — всё отлично.

— Добрый вечер, — сказал Мариус, и в его голосе прозвенела улыбка.

Дэмьен резко вскинул голову, тут же поняв, что делать этого не стоило: перед глазами всё поплыло, и пришлось опять сесть.

— Я не слышал, как вы вошли, — сказал он.

— Ну конечно, — кивнул друид, подходя ближе. Его улыбка стала шире, и Дэмьен, взглянув на него снизу вверх, вдруг с удивлением понял, что этому монаху, должно быть, еще меньше лет, чем ему показалось сначала. — Как ты?

— Вроде бы хорошо, — неуверенно проговорил Дэмьен. — Сколько я тут провалялся?

— Шесть дней.

— И только? — удивленно переспросил он. — Черт, мне казалось, у меня легкие разрываются.

— Так и было. Двустороннее воспаление. Но теперь всё в порядке. Ну-ка, вдохни.

Дэмьен подчинился, без труда вгоняя в легкие теплый воздух, прогретый потрескивающим в камине огнем. Мариус удовлетворенно покивал.

— Неделю назад, когда тебя только принесли сюда, твое дыхание было слышно на весь этаж.

— Я должен был умереть. — Друид безмятежно улыбнулся:

— Нет. Если уж ты не умер в колодце, не умер бы и вне его. Обычно мы вылечиваем пневмонию за четыре дня, но в твоем случае немного затянули процесс. На самом деле ты вполне здоров уже двое суток, но мы решили, что тебе стоит как следует отоспаться. Ведь впереди самое трудное.

— Что на этот раз? Мне предстоит провести