Иван - дурак(СИ)

Ваня стоит один в свете фар, с пакетом наперевес, и перевертыша уже нет рядом.

На улице темнеет, и он безнадежно опоздал на работу.

- Какого хрена?! - спрашивает Лешка, но то, что должно быть криком, лишь сипло вырывается из его горла.

Какого хрена - хотел бы Ваня и сам знать. Один из мужиков обходит его и толкает вперед - в круг, ставя рядом с Лешкой. Сопротивляться Ваня не пытается, за Лешкой же он и приехал - к тоже же, он понятия не имеет, чем ему поможет фонарик, полотенце и нож. Он все равно невольно крепче сжимает пакет, подбираясь к ножу, когда один из здоровяков подходит к нему и говорит - ровно, низко и прямо, как предмет обращаясь к предмету:

- Он говорит, что просто нашел эту машину и ключи.

Лешка не стал сдавать его. Ваня с трудом заставляет себя смотреть в жесткое, как из камня вытесанное лицо, сглатывает и кивает, соглашаясь со сказанным. Поймавший его бугай оборачивается на остальных, будто ожидая одобрения, но если те и отвечают - то только глазами, телепатией или чем-то еще, не заметным Ване. Выглядит это стрёмно - как будто и без того стрёмно недостаточно - и мужик возвращается к своей беседе без вопросов. Для наглядности он достает из своего кармана и сует Ване под нос документы на - Лешкину, там написано, Лешкину - машину.

- Он говорит, что не знает, почему его имя в документах.

Ваня снова ругается про себя, всеми известными способами - ведь знал, знал, что не бывает бесплатного сыра. Он косится на Лёшку, и мог бы поставить всю свою зарплату на то, что сейчас тот готов лично избить его за такой подарок. Второй раз Ваня кивает виновато.

- Он говорит, что только хотел покататься.

Третий раз Ваня кивает тоже, сразу, подтверждая любое сказанное Лешкой слово. Его не спрашивают больше, но и не отпускают - они просто молча стоят вокруг, буравя его не моргающим взглядом. Под этим взглядом сохнет язык и сжимается горло, с трудом пропуская каждое слово, но Ваня заставляет себя произнести:

- Всё правда. Моя машина.

Они снова переглядываются, без слов приходя к согласию, и мужик задает настоящий вопрос.

- Откуда?

- Мне... Подарили её.

Звучит невероятно, но не невероятнее всего происходящего. Никто, кроме Лешки, не удивляется - как будто они и без Вани знали ответ.

- Где она? Покажи, где она.

Они не хотели узнать правду - знали и так, они хотели признания, понимает Ваня. Его поднимают за воротник и с силой прижимают к двери джипа - так же, не меняя каменного лица. Металлический бок больно бьет в ребра, Ваня морщится, болезненно вдыхая, и голова кругом идет от удара.

- Где она?

Пакет всё еще в его руке, вместе с полотенцем - самые неудобные ножны в мире. Не получив ответа, бугай снова бьет его о машину - под молчаливое одобрение других, как две капли воды на него похожих. На этот раз Ваня получает по позвоночнику, и боль до коленей пронизывает кости.

- Где она? - снова слышит он.

Они собрались повторять вопрос, пока он не сдохнет. С трудом выпутав ручку ножа из полотенца и складок пакета, Ваня сжимает её изо всех сил. Не так он планировал провести эту ночь - вообще ни одну ночь не планировал провести похоже. Он ловит взгляд Лешки, моргает, и они бросаются на здоровяка одновременно. Ваня бьет его рукояткой ножа, запутавшегося в складках пакета, Леша прыгает сзади, хватая за шею. Тот пошатывается - скорее от удивления, чем от их усилий - и одним движением руки стряхивает Лешку. Для этого ему приходится развернуться, и у Вани получается, наконец, выпутать нож.

Держа его в вытянутой руке, Ваня метит в грудь, и быстр настолько, насколько может быть быстрым. Здоровяк легко перехватывает его запястье, выламывая, и Ваня падает на колени, выпуская из рук нож. Он видит, как еще несколько бугаев скручивают руки Лешке, и как тот пинается отчаянно и бесполезно. Заранее проигранная битва.

Полотенце раскинулось по асфальту, куда-то улетел выпавший пакет, и Ваня еще раз дергается, инстинктивно, глупо пытаясь выбраться, и замечает фонарик у колеса джипа. Его держат крепко, запястья сводит судорогой, когда он тянется ближе - сам не зная, зачем, но зная, что должен дотянуться. Потому что это помогло в прошлый раз, потому что только это он и может сделать, потому что волшебство единственное, что может их сейчас спасти. И оно спасает.

Его внезапно отпускают, и Ваня падает, ударяясь об асфальт лицом. Он слышит собачий лай, рык, но оборачивается только когда хватает фонарик. Сырая ободранная псина стоит рядом с ним, скаля зубы, и он включает фонарик, заливая пространство вокруг подвижным светом; алым и золотым. Здоровяки замирают - все как один, одновременно, и в золотом волшебном свете их лица вообще перестают быть различимы. Ваня вдыхает, выдыхает и вдыхает снова, и ни один из них даже не моргает за это время, вообще, как в "море волнуется", как в фильмах про останавливающих время, и Ваня думает было - пронесло.

Он редко бывает прав.

Дверь одно из джипов открывается, и из машины показывается крупный, седой мужчина в спортивных штанах и сером махровом халате - словно он помчался за Лешкой сразу из ванной, не успев переодеться, такое срочное дело. Он идет к ним неспешно, переваливаясь, и с каждым шагом Ваня всё больше убеждается, что знает его лицо, уже видел его - давно, но видел множество раз по телевизору, на страницах газет. Ваня просто не может поверить.

Мужчина взмахом руки отпускает бугаев, и те слушаются беспрекословно, отходя в сторону и выстраиваясь вдоль дороги. Лешка трет вывернутые запястья, раскрывает было рот, но мужчина проходит мимо него, даже не посмотрев. Он идет к Ване, останавливается напротив, в лучах золотого света фонарика, и голос его старее лица - по-старчески подрагивающий, грудной и абсурдно мягкий для этой ситуации. Похожий и одновременно не похожий на голос, который Ваня когда-то слышал по радио.

- Как зовут тебя, сынок? - он спрашивает.

От контраста происходящего с его словами язык Вани путается и дрожит, опережая мысли.

- Ванька. Ваня. Иван.

Мужчина кивает, улыбнувшись, будто тоже знал его имя заранее, или будто его имя - редкий каламбур.

- Хорошо, Иван, - говорит он. - Съездишь со мной, познакомимся, поболтаем?

Он спрашивает так, словно можно отказаться, но Ваня не настолько дурак. Он сглатывает и осторожно кивает, отводя и выключая фонарик. В алых бликах лицо мужчины темное, кажется лицом старика, и на него жутковато, непросто смотреть. Здоровяк - может быть, даже тот, который только что впечатывал его в джип - открывает дверь, приглашая Ваню садиться. Другой показывает на Лешку и спрашивает:

- А с этим что?

- Отдайте ему ключи и документы. Друг нашего друга Вани может ехать, куда захочет.

Голос мужчины такой же мягкий, но почему-то - по мельчайшему оттенку голоса - Ваня еще больше рад, что они живы. "Какого хрена?!" - беззвучно, но эмоционально показывает Лешка, что лучше не спорить, он понимает тоже. Ваня разводит руками, не в силах объяснить происходящее - даже себе самому. Мужчина забирается в джип, Ваню подталкивают в спину, и он идет к другому - видимо, беседу решили отложить до неизвестного ему времени.

На негнущихся шагах он идет к джипу и надеется только, что Лешка не будет глупить и ехать за ними. Что Лешка придумает что-нибудь еще. Когда он почти доходит до дверцы, к нему подскакивает ободранная собака - раньше, чем он успевает отдернуть ладонь. Псина прыгает вокруг него, путаясь под ногами, и мужчина опускает стекло и бросает:

- Твой? Можешь взять с собой.

Ваня вглядывается в собачью морду, хмурится, и не уверен точно, но отвечает:

- Мой.

---

Как ни странно, его никто не бьет, не запихивает в багажник, и даже не пытается разобрать на органы, едва миновав черту города. Никто не пытается надеть ему на голову мешок или оглушить, как делают в фильмах, чтобы не запомнил дорогу - отчего-то это пугает еще больше вместо того, чтобы успокаивать. Как будто они не думают, что он может отсюда вернуться. Кортеж из джипов сворачивает с трасы на грунтованную лесную дорогу, и через пару часов езды они доезжают до места. Догадаться несложно - машины упираются в высокую каменную стену, увенчанную колючей проволокой, и железная дверь медленно поднимается, пропуская их внутрь. За это время Ваня успевает попрощаться с жизнью несколько раз, и даже собака у его ног сидит смирно, прижав уши - в утешение наполняя его робким злорадством.